Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

• Название: Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
• Автор: Наталия Нарочницкая
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4298-8

Настоящий сборник, который открывает предисловие министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, содержит статьи известных историков, политических и общественных деятелей, экспертов-международников и дипломатов-практиков, посвященные предыстории Второй мировой войны. Обстоятельная и свободная от идеологических клише оценка событий, происходивших в мире в 1930-1940-х годах, и сегодня не утратила своей актуальности. Западной историографии трудно признать тот факт, что только жертвенная борьба СССР против обрушенной на него гитлеровской машины и совокупной мощи порабощенной Европы привела к Победе и дала возможность развиваться сегодняшней демократии.

Авторы сборника дают широкий геополитический контекст событий и процессов, предшествовавших войне, анализируют их подоплеку и ту скрытую дипломатическую и политическую борьбу вокруг них, которая приоткрывается 70 лет спустя на основании недавно рассекреченных и ставших доступными для исследователей материалов. В приложении к сборнику содержатся документы из Архива внешней политики МИД РФ, многие из которых публикуются впервые.

Представленные в книге статьи и документы, несомненно, интересны не только для специалистов по отечественной истории и истории международных отношений, но и для широкого круга читателей, неравнодушных к судьбе России.

---

Но сразу после вступления Англии и Франции в войну против Германии, началось немецкое давление на Москву с целью привлечения ее к военным акциям против Польши.

Этой точки зрения придерживаются и зарубежные историки. «Воскресным вечером 3 сентября, в тот же день, когда Объединенное Королевство и Франция объявили войну Германии, — пишет А. Ситон, — фон Риббентроп попросил Советский Союз совершить немедленную военную акцию против Польши и оккупировать территории, ранее согласованные в его сферах интересов»[287].

Немецкие намерения втянуть СССР в войну были настолько прозрачны, что Москва даже не нуждалась в особенном аргументировании своего отказа. 5 сентября в Берлин пришло послание посла в Москве Шуленбурга, в котором указывалось, что «Молотов решительно возражает против поспешной оккупации советской сферы»[288].

По мере немецкого продвижения вглубь Польши, тон советской дипломатии изменился. 10 сентября Шуленбург после разговора с Молотовым передал в Берлин, что Советы не готовы к крупномасштабной военной операции и по этой причине «просят по возможности еще о двух-трех неделях для своей военной подготовки». В этом же послании немецкий посол сообщил, что Советский Союз настаивает на том, что его акция объясняется тем, что он «придет на помощь украинцам и белорусам, которым угрожает Германия»[289].

Немецкую сторону такая постановка вопроса не устроила. Берлин предложил объяснить ожидаемое советское вмешательство как общие действия обоих сторон с целью «установления нового порядка в Европе». Вне сомнений, в таком случае Англия и Франция были бы просто вынуждены объявить войну СССР.

14 сентября посол Шуленбург передал рейхсминистру Риббентропу, что «для политической мотивации советской акции (расчленения Польши и защиты российских меньшинств) самым важным является воздержание от акции до того времени, пока правительственный центр Польши, Варшава, не упадет»[290].

Реакция Берлина была быстрой. Уже 15 сентября посол в Москве получил инструкции передать советской стороне, что «в случае отсутствия российского вмешательства, политический вакуум на землях, лежащих на запад от немецкой сферы влияния, может и не образоваться. Без вмешательства Советского правительства тут могут быть сформированы новые государства»[291].

Намек был прозрачен. В Москве еще не забыли многомесячную эпопею с Карпатской Украиной, чье полусамостоятельное существование из всех Великих держав поддерживала (до февраля 1939 г.) только Германия. В этом же послании находилось предложение коммюнике об общих действиях двух государств с целью «внесения нового порядка и создания естественных границ»[292]. 16 сентября посол сообщил рейхсминистру об отказе Молотова от коммюнике в немецкой редакции[293]. Пока в Берлине думали, каким еще способом надавить на несговорчивую Москву, наступила развязка.

17 сентября во втором часу ночи (!) немецкий посол был вызван к Сталину, Молотову и Ворошилову, где ему предложили ознакомиться с советской нотой польскому правительству, и сообщили, что акция начнется в шесть часов утра[294]. С учетом всех масштабов проводимой операции и задействованных в ней сил, штабы Красной армии должны были получить соответствующие приказания — с указанием точного времени «X», — по крайней мере, за двое суток до акции. И действительно рядовые бойцы военных частей и объединений Красной армии были оповещены о будущей акции против Польши не позже ночи с 15 на 16 сентября, а весь день 16 сентября в военных подразделениях проходили митинги, посвященные будущему походу[295].

Риббентропу, конечно, могли бы доставить текст Заявления советского правительства и в более ранее время. Замысел Сталина и его окружения лежит на поверхности — поставить немецкого посла и гитлеровскую дипломатию в положение жесткого цейтнота, чтобы избежать дискуссий вокруг официального объяснения причин советского вмешательства.

Берлин не скрывал своего разочарования. Только 19 (!) сентября, по свидетельствам У. Ширера, Риббентроп телеграфировал послу в СССР: «Скажите Сталину, что сделки, которые я подписал в Москве, будут, конечно, исполнены»[296].

В литературе описаны столкновения передовых отрядов советских и немецких войск, которые сопровождались взаимными потерями живой силы и военной техники. Приблизительно двое суток не было полной уверенности в том, как будут разворачиваться дальнейшие события.

Если бы советская акция 17 сентября 1939 г. получила официальное объяснение общих с Германией действий с целью установки причудливого «нового порядка», рассчитывать на то, что Англия, Франция, США и Британские доминионы признают соответствие воссоединения западноукраинских и западнобелорусских земель нормам международного права, не приходилось вообще.

Польского посла в Москве В. Гжибовского вызвали в Кремль в тот же день в три часа дня. Ему сообщили, что: «Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это означает, что польское государство и правительство фактически прекратили существование. Тем самым прекратили действие договоры, которые были заключены между СССР и Польшей…»; после этого было объявлено о решении советского правительства «взять под защиту» единокровное украинское и белорусское население. Зачитывал текст Заявления советского правительства В. Потемкин — фигура в НКИД не последняя, но меньшего масштаба, чем И. Сталин или В. Молотов, которые общались с Шуленбургом[297].

Копия советской ноты на имя польского посла Наркомат иностранных дел передал всем правительствам, с которыми в то время Союз ССР поддерживал дипломатические отношения. 18 сентября 1939 г. в средствах массовой информации были опубликованы стандартные тексты нот от 17 сентября того же года послам и посланникам указанных государств: «Имею честь по поручению Правительства заявить Вам, что СССР будет проводить политику нейтралитета в отношениях между СССР и (название страны)»[298].

Провозглашенный нейтралитет Советского Союза создавал правовую базу для действий Москвы. СССР формально не объявлял войну Польше, вступление Красной армии на территорию соседней страны аргументировался соображениями гуманности — «взять под защиту единокровное население». Рижский договор в той части, касающейся международных границ, де-юре сохранял свою силу.

У союзников Польши — Англии и Франции — был небольшой выбор. Или немедленно объявить войну Советскому Союзу и, учитывая нормы международного права того времени, попасть де-юре в разряд государств-агрессоров, или в полном соответствии с этими же нормами передать спорный вопрос в Лигу Наций. С политической точки зрения обострение отношений с Союзом ССР было нецелесообразным. А рассмотрение вопроса о правовой основе советского военного присутствия на польской территории в Лиге Наций затянулось бы на долгие месяцы. Вторая Речь Посполитая тем временем отсчитывала свои последние часы перед полной оккупацией.

К этому времени положение на польско-немецком фронте стало критическим. Польское правительство и командование вооруженных сил перед 17 сентября 1939 г. уже не имели ни малейших сомнений в отношении перспектив военной кампании против Германии.

Уже 9 сентября польский вице-министр иностранных дел Шембек обговаривал с французским послом Ноелем вопрос о предоставлении польскому правительству «убежища» на территории Франции. Соответствующие заверения министр Бек получил от Ноеля 11 сентября[299]. Днем 14 сентября польское правительство и президент И. Мосцицкий перебрались в городок Куты на румынской границе. 17 сентября к ним присоединился и «верховный главнокомандующий» Е. Рыдз-Смиглы.

Как пишет польский историк М. Станевич: «Никому из этих беглецов, что забились 17 сентября в переполненные чемоданами лимузины, стоявшие около румынского приграничного поста, и в голову не пришло, чтобы вернуться к воюющим отрядам, прорваться в столицу или Модлин»[300]. Позже, уже в эмиграции, президент И. Мосцицкий за свою «смелость», проявленную в сентябре 1939 г., едва не попал под трибунал соотечественников.

Названные факты не влияют на риторичность оценок внешнеполитической акции СССР, высказанных некоторыми отечественными, зарубежными историками международного права и международных отношений.

По мнению О. Овчаренко, «участвуя в общей с гитлеровской Германией агрессивной акции против суверенного государства, руководство СССР нарушило, как минимум, пять международных договоров, под которыми стояли подписи его представителей: Рижского мирного договора 18 марта 1921 г., пакта Бриана-Келлога, Конвенции 1933 г. об определении агрессии, инициатором подписания которой был СССР, договора о ненападении между СССР и Польшей 1932 г. и протокола 1934 г., который продолжал действие названного договора до 1945 г. Все они содержали статьи, обязывающие участников воздерживаться от насильственных действий в отношении других равноправных субъектов международного права»[301].