Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

• Название: Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
• Автор: Наталия Нарочницкая
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4298-8

Настоящий сборник, который открывает предисловие министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, содержит статьи известных историков, политических и общественных деятелей, экспертов-международников и дипломатов-практиков, посвященные предыстории Второй мировой войны. Обстоятельная и свободная от идеологических клише оценка событий, происходивших в мире в 1930-1940-х годах, и сегодня не утратила своей актуальности. Западной историографии трудно признать тот факт, что только жертвенная борьба СССР против обрушенной на него гитлеровской машины и совокупной мощи порабощенной Европы привела к Победе и дала возможность развиваться сегодняшней демократии.

Авторы сборника дают широкий геополитический контекст событий и процессов, предшествовавших войне, анализируют их подоплеку и ту скрытую дипломатическую и политическую борьбу вокруг них, которая приоткрывается 70 лет спустя на основании недавно рассекреченных и ставших доступными для исследователей материалов. В приложении к сборнику содержатся документы из Архива внешней политики МИД РФ, многие из которых публикуются впервые.

Представленные в книге статьи и документы, несомненно, интересны не только для специалистов по отечественной истории и истории международных отношений, но и для широкого круга читателей, неравнодушных к судьбе России.

---

Современное международное право признает за своими субъектами право на самозащиту в случае враждебного нападения. В международном праве до 1945 г., как уже говорилось, это неотъемлемое право трактовалось намного шире, даже как право на т. н. самопомощь. То есть государство, которое считало, что действие другого субъекта международного права представляют угрозу для ее жизненно необходимых интересов (а последние трактовались весьма обширно), могло в соответствии с действующим международным правом прибегнуть к силовым действиям для устранения этой угрозы.

Ввод советских войск на территорию Восточной Польши видится в правовом отношении (с позиции de lege lata) оправданным действием в связи с необходимостью защиты жизненно важных интересов СССР, для которого была очевидна агрессивность и непредсказуемость поведения гитлеровской Германии. Пакт Риббентропа-Молотова не мог рассматриваться как действенный гарант мира. Напомним, у Гитлера был точно такой пакт с Польшей, расторгнутый Берлином всего за четыре месяца до начала мировой войны.

В международном праве действует доктрина rebus sic stantibus — предостережение о сохранении силы договора лишь при неизмененном положении вещей.

Советские договоры с Польшей подписывались из расчета на то, что польское государство сбережет свой суверенитет и сыграет роль своеобразного щита между СССР и агрессивными государствами.

Можно ли было 17 сентября 1939 г. допустить, что независимая Польша, с которой СССР подписывал пакт о ненападении, будет продолжать свое существование, как субъект международного права? Или следовало ждать, когда Германия оккупирует все польские земли и по своему усмотрению решит, что делать с урегулированной советской сферой влияния: передать венграм, создать марионеточное польское государство в новых границах или разрешить А. Мельнику сформировать свое правительство в Западной Украине?

Наконец, уже одно то, что немецкие войска вошли во взаимно урегулированную советскую сферу интересов, а Берлин открыто продемонстрировал свое намерение или передать эти земли Венгрии[308], или создать марионеточное «Украинское» (вариант «Галицкое») государство, уже само по себе могло трактоваться, как посягательство на нарушение условий секретного протокола. Таким образом, договора, которые были подписаны 23 августа 1939 г., не обеспечили реальную безопасность на западных границах СССР.

Любой вариант развития событий без советского вмешательства (марионеточная Польша, союзная Германия — как пример словацкого государства Тиссо или Хорватского Павелича), угорская оккупация «Галичины» (Украины), полная оккупация территории довоенной Польши вермахтом и т. д. представляли реальную угрозу для интересов СССР.

Еще до советской акции 17 сентября 1939 г. подобным образом в аналогичных условиях угрозы собственным интересам действовали и другие Великие державы: Франция, Великобритания, США. На раннем этапе войны вплоть до принятия известной Атлантической хартии они не ставили под сомнение «право» силой оружия брать под контроль иностранные территории, которые представляли для них интерес.

Так, утвержденный 5 февраля 1940 г. Верховным советом союзников (Франция и Англия) план действий предусматривал как нарушение нейтралитета и суверенитета Скандинавских стран (Норвегии и Швеции) — военную оккупацию Нарвика, Тронхейма, Бергена и железнодорожной ветки до Лулео на берегу Ботнического залива. Юридическим прикрытием должна была стать резолюция Лиги Наций, которая призывала всех членов организации оказывать помощь Финляндии[309].

10 мая 1940 г. английские и французские войска оккупировали принадлежащие Голландии острова Аруба и Кюрасао. Формальные основания — стремление предотвратить захват Германией ресурсов голландских колоний.

Еще в апреле 1940 г. в правительственных кругах США обсуждались планы установления американского контроля над Британской и Французской Гвинеей. После разгрома Франции не только голландские острова, но и французские владения — Мартиника, Гваделупа, Французская Гвинея — Соединенные Штаты рассматривали как «ничейные» территории[310].

17 июля 1940 г. Конгресс США принял закон о том, что Соединенные Штаты не признают перехода какой-либо территории в Западном полушарии от одного неамериканского государства к другому. Это означало, что французские владения в Западном полушарии в случае раздела французской колониальной империи могут перейти к США (или получить формальную «независимость»), но не Германии и даже не Англии.

Со временем в окружении Рузвельта взяли вверх элементы, которые считали необходимым не афишировать свою заинтересованность в разделе «наследства» европейских колониальных империй, захваченных Гитлером. 10 апреля 1941 г. сенат и палата представителей на совместном заседании Конгресса утвердили закон о «Трансфере территории в Западном полушарии» (55 ст. 133), согласно которого «1. Соединенные Штаты не признают ни одного трансфера и не дадут молчаливого согласия ни на одну попытку трансфера какого-либо географического региона этого полушария от одного неамериканского государства до другого неамериканского государства; если такой трансфер или попытка трансфера возникнет, Соединенные Штаты проведут, в дополнение к другим мероприятиям, срочные консультации с другими американскими республиками, лишь бы определиться с теми шагами, которые необходимо осуществить для защиты их интересов»[311].

После захвата Гитлером Дании сначала английские, а позже и американские войска (США в то лето 1941 г. еще формально в состоянии войны не были) высадились в Исландии, которая еще в 1918 г. вошла в особую унию с оккупированной немцами Данией. И, хотя при этом было заявлено, что после окончания военных действий оккупационные войска покинут остров, определенные преимущества (не только военно-стратегические, но и экономические) от нарушения суверенитета Исландии англо-американские оккупанты получили.

Под предлогом недопущения усиления позиций противника (Германии) в формально суверенной стране Иран, Великобритания и СССР совместно ввели туда свои войска (август 1941 г.). Мир с пониманием воспринял эту акцию.

Опираясь на эти факты, констатируем, что повод предотвращения захвата недружественной страной суверенных государств (Исландия, Ирак) или колоний (французских, бельгийских) для обоснования правомерности их оккупации собственными армиями в годы Второй мировой войны использовался и демократиями.

Следует особо отметить, что указанная практика не была отожествлена с т. н. правом войны, поскольку, например США, вводя оккупационные войска в Исландию в августе 1941 г., формально не были в состоянии войны ни с одной страной мира.

Советская дипломатия (особенно после 22 июня 1941 г.) постоянно разъясняла акцию 17 сентября 1939 г. как шаг вынужденный и направленный на защиту интересов собственной безопасности.

Известно также, что советская мотивация Освободительного похода вызвала существенное недовольство Берлина: «взять под защиту единокровное население». От кого?

Советское правительство в сентябре 1939 г. делало все возможное, лишь бы формально отмежеваться от гитлеровской агрессии в Польше. В приказе — обращении военных советов фронтов разговор шел о защите местного населения от жандармов и завоевателей, о защите имущества граждан, о лояльном отношении к польским военнослужащим в том случае, если они не оказывают сопротивление Красной армии. Войскам запрещалось бомбить авиацией города[312].

В обращении военного совета Украинского фронта к населению говорилось: «Мы идем в Западную Украину не как завоеватели, а как освободители наших украинских и белорусских братьев. Мы освободим белорусов и украинцев раз и навсегда от всякого гнета и эксплуатации, от власти помещиков и капиталистов»[313].

Эти пропагандистские мероприятия дали ожидаемые результаты. Даже по наиболее пессимистическим подсчетам, советские потери во время т. н. Освободительного похода в Западную Украину и Западную Белоруссию были на фоне грандиозных событий незначительными: 1139 убитыми и 2383 ранеными[314]. Официальные советские данные были приблизительно вдвое меньше: соответственно 737 убитыми и 1862 ранеными. Для сравнения, гитлеровцы в сентябре 1939 г. потеряли лишь убитыми более 37 тыс. чел. Потери Красной армии могли быть большими, если бы польская сторона расценивала Освободительный поход как агрессию против Второй Речи Посполитой. Подсчитано, что в польской армии 17 сентября 1939 г. насчитывалось около 650 тыс. военнослужащих, из них 440 тыс. воевало против немцев[315]. Польские историки указывают, что на 15 сентября 1939 г. в районе Восточной Польши, то есть восточнее линии Висла — Сан, скопилось 340 тыс. польских солдат и офицеров; эти силы имели в своем распоряжении 540 пушек и минометов, 160 противотанковых орудий и более 70 танков[316]. Без сомнений, в случае недостаточных аргументов для акции 17 сентября 1939 г. советские потери могли быть не меньше немецких.