Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

• Название: Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
• Автор: Наталия Нарочницкая
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4298-8

Настоящий сборник, который открывает предисловие министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, содержит статьи известных историков, политических и общественных деятелей, экспертов-международников и дипломатов-практиков, посвященные предыстории Второй мировой войны. Обстоятельная и свободная от идеологических клише оценка событий, происходивших в мире в 1930-1940-х годах, и сегодня не утратила своей актуальности. Западной историографии трудно признать тот факт, что только жертвенная борьба СССР против обрушенной на него гитлеровской машины и совокупной мощи порабощенной Европы привела к Победе и дала возможность развиваться сегодняшней демократии.

Авторы сборника дают широкий геополитический контекст событий и процессов, предшествовавших войне, анализируют их подоплеку и ту скрытую дипломатическую и политическую борьбу вокруг них, которая приоткрывается 70 лет спустя на основании недавно рассекреченных и ставших доступными для исследователей материалов. В приложении к сборнику содержатся документы из Архива внешней политики МИД РФ, многие из которых публикуются впервые.

Представленные в книге статьи и документы, несомненно, интересны не только для специалистов по отечественной истории и истории международных отношений, но и для широкого круга читателей, неравнодушных к судьбе России.

---

Серьезные западные ученые избегают подобной категоричности. В особенности, такой авторитетный знаток международного права, как Д. Боуетт (Великобритания), давая характеристику миротворческим усилиям Лиги Наций, отметил: «Такой была система, сама по себе не работающая. После первого успеха в урегулировании греко-болгарского кризиса 1925 г., меньшего очевидного успеха в деле Чако 1928 г. Лига бессильно наблюдала за вторжением в Маньчжурию в 1931 г., итальянско-абиссинскою войною в 1934–1935 гг., немецким маршем в Рейнскую зону, в Австрию в 1938 г., в Чехословакию в 1939 г., советским вторжением в Финляндию и, наконец, — за немецким вторжением в Польшу в 1939 г.»[302].

В этом, практически полном списке актов, есть советская агрессия против Финляндии, но отсутствует напоминание о «марше в Польшу» Красной армии в сентябре 1939 г. Случайно ли это?

Вначале вернемся к аргументам О. Овчаренко, тем более, что их в полной мере разделяет и современная польская научная школа.

В частности, в польской науке принято считать, что:

«Советские войска, вторгнувшись в Польшу и присоединив польские восточные территории к своему государству, не только грубо нарушили подписанный двумя сторонами Рижский трактат — признанный государствами — членами альянса решением конференции послов 15.03.1923 г., во исполнение п. 87 Версальского трактата, но также четыре других добровольных обязательств:

— пакт о ненападении между Польшей и СССР, подписанный 25.07.1932 г., а в день 5.05.1934 г. продолженный до 31.12.1945 г.;

— обязательства по предотвращению войны в польско-советских отношениях от 1929 г.;

— конвенцию, определяющую агрессора от 24.05.1933 г.;

— конвенцию о (правовом) определении нападения, подписанную 3.07.1933 г. в Лондоне, в которой в п. 2 четко даны определения государства как агрессора.

Советский Союз, перекраивая силой оружия, западные границы Польши без объявления войны, грубо нарушил Постановления III Гаагской конвенции 1907 г., касающейся процедуры начала войны. Вторжение советской армии на территорию Польши, с которой Советский Союз поддерживал нормальные дипломатические отношения, указывало также на грубые нарушения международных обязательств Парижского пакта 1928 г. (…) Из этого исходит то, что вторжение на территорию Польши советской армии было нарушением международного права и взаимно подписанного пакта о ненападении от 1932 г., продолженного до 1945 г., также и других обязательств и конвенций, подписанных представителями двух государств»[303].

Аргументы польской стороны да и добровольных украинских помощников являются не безупречными, а во многих случаях — тенденциозными. Например, упоминание о конвенции от 24 мая 1939 г., как действующего документа международного права в 1939 г., совершенно не обосновано. Как известно, после долгих дебатов (15 марта — 23 мая 1933 г.) Комитет по безопасности европейской конференции по вопросу разоружения принял проект Акта об определении нападающей стороны и текст Европейского договора о взаимной помощи. Но он должен был составить лишь приложения к конвенции о сокращении и ограничении вооружения, а последние так никогда и не были подписаны[304]. Со времени Рима правовой аксиомой определяется тот факт, что в случае недействительности основного договора, не вступает в силу и акцессорный.

Исполнения правительствами заинтересованных стран (включая, конечно, и СССР) условий этого «акцессорного» договора было актом доброй воли, отказаться от которого позволяли соображения неподписания ведущими европейскими странами международных конвенций о разоружении на протяжении длительного периода.

Соглашаясь с проектом акта об определении нападающей стороны, Советский Союз делал это с целью подтолкнуть всех партнеров по переговорам к активным действиям. Но с 1933 г. ситуация коренным образом изменилась — практика международных отношений и международное право в 1935, 1936, 1937, 1938 гг., и, наконец, в первой половине 1939 г. никак не благоприятствовали и тем более не применяли указанный Акт и разработанные этим документом стандарты.

Фактически указанный акт об определении нападающей стороны в силу отсутствия его правового закрепления в Конвенции о сокращении и ограничении вооружения, а также вследствие неприменения в поточной практике международной жизни имел для Союза ССР ту же международно-правовую силу, что и односторонняя декларация. В свою очередь польский знаток международного права Т. Ясудович указывает, что в международном праве «известны случаи использования нормы rebus sic stantibus (о ней далее. — Примеч. авт.) для освобождения от обязательств, которые вытекают из односторонних деклараций. Необходимо обратить внимание на то, что в этих случаях односторонние декларации были связаны с общими международными условиями или в них зарождались»[305]. По всей вероятности, это тот самый случай.

Что касается ссылок польской стороны на нарушение III Гаагской конвенции 1907 г., то и они больше эмоциональны, чем действительно научны. Гаагская конференция мира 1907 г. зиждется на полном признании jus ad bellum (права войны), и основные усилия ее участников были направлены на достижение соглашений, которые бы урегулировали военные операции и уменьшали уничтожающие войны, в частности определения процедурной необходимости «объявлять войну». В свою очередь, ст. 3 IV Гаагской конвенции устанавливала, что военные действия неправомерны лишь в той мере, в которой они противоречат нормам права войны.

Ставить в вину Советскому Союзу то, что он будто бы начал войну против Польши без формального оглашения войны (как это требовали Гаагские конвенции), значит, сознательно передергивать факты. Во-первых, польский посол в Москве был информирован о том, что мотивы советского правительства в связи с акцией 17 сентября 1939 г. носили не военный, а гуманитарный характер. Позже польское правительство в эмиграции не расценивало, во всяком случае, де-юре, свои отношения с СССР как состояние войны — ни в сентябре 1939 г., ни после. Во-вторых, подобную оценку («не войны») действиям советской стороны в отношении Польши давали в 1939 г. и союзники последней, а также и США. С правовой точки зрения, норм de lege lata — действующих на момент 1939 г. международного права, ввод советских войск на территорию Второй Речи Посполитой началом войны быть трактованным не мог и не был.

Зачем же спрашивается, эта сомнительная ссылка? Может, ответ дает ст. 3 Гаагской конвенции от 18 октября 1907 г. о законах и порядке сухопутной войны: «Воюющая сторона, которая нарушит решения указанного Положения, должна будет возместить убытки, если для этого есть основания. Она будет ответственна за все действия, совершенные особами, которые входят в состав ее вооруженных сил».

Представляет интерес и ст. 53 указанной конвенции: «Армия, которая занимает область, может завладеть лишь деньгами, фондами и долговыми обязательствами, являющимися собственностью государства, складами оружия, перевязочными средствами, магазинами и запасами провианта и вообще всей собственностью государства, которая может служить для военных действий. Все средства (…), если даже они принадлежат частным лицам, тоже могут быть захвачены, но они должны быть возвращены с возмещением убытков, при заключении мира»[306].

Как известно, Россия в свое время подписала эту конвенцию (хотя и с определенными оговорками в ст. 44). Если действия СССР квалифицировать, как нарушение международного права в общем и указанной конвенции отдельно, то вывод напрашивается сам по себе. Имущество польских граждан (в первую очередь недвижимость) изымалось, начиная с осени 1939 г. На основании чего? Решений самоуправляемых Народных собраний (тогда это национализация, внутреннее дело), или в силу необходимости оккупационной армии и оккупационной власти (вступает в действие III Гаагская конвенция)?

Участники пакта Бриана-Келлога (т. е. Парижского пакта 27 августа 1928 г.) осудили «обращение к войне для урегулирования международных споров» и отказались от войны «в роли орудия национальной политики» (ст. 1). Однако ни Советский Союз Польше, ни Польша Советскому Союзу, как уже указывалось, войны не объявляли. Таким образом, в соответствии с международным правом того времени (обратим внимание и на благо обоих будущих союзников), де-юре ни одной «войны», несмотря на сотни убитых и десятки тысяч интернированных, как бы и не существовало. Этим самым хотя бы часть обвинений снята.

Остается же самый убедительный аргумент — пакт о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г., действие которого 5 мая 1934 г. было продолжено до 31 декабря 1945 г. В этом конкретном случае позиции польской стороны представляются вроде как более сильными. На самом же деле ст. 1 указанного пакта провозглашала: «Действиями, что противоречат обязательствам данной статьи, будет признан всяческий любой акт насилия, который нарушает целостность и неприкосновенность территории или политическую независимость другой стороны, которая договаривается, даже если эти действия без объявления войны и исключения всех ее возможных проявлений». Указанное требование дополняется обязательством не принимать участия в каких-либо договорах, враждебных другой стороне, и не оказывать поддержку, прямую или посредническую, нападающей стороне[307].