Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

• Название: Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
• Автор: Наталия Нарочницкая
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4298-8

Настоящий сборник, который открывает предисловие министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, содержит статьи известных историков, политических и общественных деятелей, экспертов-международников и дипломатов-практиков, посвященные предыстории Второй мировой войны. Обстоятельная и свободная от идеологических клише оценка событий, происходивших в мире в 1930-1940-х годах, и сегодня не утратила своей актуальности. Западной историографии трудно признать тот факт, что только жертвенная борьба СССР против обрушенной на него гитлеровской машины и совокупной мощи порабощенной Европы привела к Победе и дала возможность развиваться сегодняшней демократии.

Авторы сборника дают широкий геополитический контекст событий и процессов, предшествовавших войне, анализируют их подоплеку и ту скрытую дипломатическую и политическую борьбу вокруг них, которая приоткрывается 70 лет спустя на основании недавно рассекреченных и ставших доступными для исследователей материалов. В приложении к сборнику содержатся документы из Архива внешней политики МИД РФ, многие из которых публикуются впервые.

Представленные в книге статьи и документы, несомненно, интересны не только для специалистов по отечественной истории и истории международных отношений, но и для широкого круга читателей, неравнодушных к судьбе России.

---

Латышские историки осторожно подмечают «двойное дно» соглашений с немцами: «Германия продемонстрировала способность, сохранив формально-юридический подход в межгосударственных отношениях, использовать позицию латвийского внешнеполитического ведомства в своих нуждах. Быть может, уже тогда нацистская Германия взвешивала возможности использовать договоры о ненападении с Балтийскими странами для размена на что-нибудь более важное»[351].

В латвийской русскоязычной публицистике оценки этих событий и их последствий более жесткие и нелицеприятные: ««пакты с дьяволом» показали отрицательное отношение Латвии и Эстонии к перекрестным военным гарантиям Англии, Франции и СССР, переговоры между которыми шли в Москве. Они изолировали две страны Балтии от вероятного союзника Польши. А Гитлер, быстренько все переиграв, списал две страны как расходный материал. Так что документ, 70 лет назад казавшийся Улманису виртуозным, в очень скором времени привел к бесславной сдаче государственной независимости Латвии. И не будем забывать и поныне, что первым все-таки Риббентропу пожал руку Мунтерс, а не Молотов»[352].

В Москве восприняли подписанные в июне пакты о ненападении как прямое и опасное свидетельство втягивания Эстонии и Латвии в нацистский лагерь и возможного задействования их против СССР. Дальнейшие попытки летом 1939 г. достичь англо-франко-советских договоренностей о совместном эффективном противостоянии гитлеровской агрессии, в том числе в Прибалтике, не увенчались успехом.

В этих условиях советское руководство пошло на сближение с А. Гитлером, который был заинтересован в нейтралитете СССР при нападении на Польшу и готов временно свернуть претензии на Прибалтику (в первоначальном варианте — кроме Литвы и левобережья Западной Двины в Латвии) и восточные районы Польши (западноукраинские и западнобелорусские земли), уступив их И. Сталину в качестве «зон влияния». В ночь на 24 августа 1939 г. председатель СНК, народный комиссар иностранных дел В. Молотов и министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп подписали в Кремле советско-германский договор о ненападении с секретными дополнительными протоколами. Этот документ, известный под названием пакт Молотова-Риббентропа, наряду с последующим советско-германским договором о дружбе и границах, подписанным также с секретными приложениями 28 сентября 1939 г., оказал поворотное влияние на судьбы Латвии, Литвы и Эстонии. Накануне неизбежного драматического столкновения СССР и Германии, отсроченного в августе-сентябре 1939 г., Прибалтика оказалась в советской «зоне интересов».

Латвийские дипломаты не были знакомы с текстом секретного протокола, однако получили косвенную информацию по американским каналам. При этом протестов правительства ЛР не последовало, а министр В. Мунтерс даже склонялся к тому, что советско-германский договор от 23 августа пойдет на пользу безопасности Латвии[353].

1 сентября 1939 г. Гитлер отдал приказ о наступлении на Польшу, спровоцировав непосредственное вступление в войну Великих держав. По воспоминаниям германского торгпреда в Москве Хильгера: «Только 16 сентября, когда польское правительство было вынуждено оставить свою страну, Молотов нам заявил, что сегодня ночью Сталин примет германского посла, чтобы изложить ему маршрут советских войск. Молотов добавил, что советское правительство в своем коммюнике объясняет этот шаг тем, что оно «чувствует себя обязанным защитить своих украинских и белорусских братьев и создать этому несчастному населению условия для нормальной мирной жизни»»[354].

Начало военных действий в Польше встревожило Латвию и побудило объявить о своем нейтралитете. Следует отметить, что внешнеполитический курс Латвии в отношении Польши в 1938–1939 гг. не отличался постоянством и соображениями высокой морали. Крутой вираж простирался от поздравления Варшавы с ее участием в разделе Чехословакии[355] — в надежде на то, что поляки не выдвинут претензий на юго-восточные районы Латвии[356] или же не потребуют еще большую территориальную «компенсацию» (при возможной уступке ими «Данцигского коридора» Гитлеру), — до спешного закрытия польского посольства в Риге в связи с военными действиями Германии против Польши, вопреки протестам Лондона, Парижа и самой Варшавы. Польские военные, переходившие латвийскую границу, интернировались, в стране также смогли найти укрытие сотни беженцев.

16 сентября 1939 г. во французском диппредставительстве в Риге начали жечь архивы, возникли трудности с эвакуацией французских граждан, так как «в Балтии хозяйкой положения является Германия». При этом рассматривались различные маршруты эвакуации дипработников: военный атташат планировал направиться на автомашинах в Нарву, а оттуда — в худшем случае, пешком в Ленинград; посол Ж. Трипье надеялся зафрахтовать у контрабандистов рыболовецкий корабль, чтобы он подобрал беглецов в Таллине и переправил их в Финляндию. При этом замглавы дипмиссии Ж. де Босс всерьез опасался милитаристских жестов Парижа в адрес Москвы в связи с вторжением советских войск в восточные районы Польши: эвакуация из Риги возможна, «если мы не объявим войну России; тогда любой путь отступления для нас будет закрыт». Посол Ж. Трипье в этой связи просил Париж задержать в качестве заложников 72 гражданина СССР[357]. Оставался еще воздушный путь до Стокгольма, от которого французские дипломаты отказывались по соображениям безопасности. Им также стало известно об одном свидетельстве мер контроля Третьего рейха над Латвией даже после появления там советских военных баз в октябре 1939 г.: немцы затребовали от шведской авиакомпании списки пассажиров на предварительное согласование в германском посольстве в Риге[358].

После достижения советско-германских договоренностей, включавших в себя распределение зон влияния в Прибалтике, в условиях разрастания военного конфликта в сентябре 1939 г. одним из аспектов «размежевания» в регионе стал «вопрос балтийских немцев». Сталинское руководство считало важным маркером соблюдения Берлином секретных договоренностей его активность по эвакуации немецкой диаспоры из Эстонии и Латвии. В среде балтийских немцев были сильны симпатии к национал-социалистам, действовала разветвленная сеть организаций, связанных с НСДАП, германской военной и политической разведкой. Как отмечается в современной латышской историографии, под контролем или сильным воздействием нацистов находились «Балтийское братство», «Балтийское объединение», «Немецкое культурное общество», «Народное объединение балтийских немцев в Латвии». Большое влияние на воспитание молодежи немецкого происхождения и распространение нацистской пропаганды оказывала группа адвоката Э. Крегера, который лично участвовал в слетах НСДАП в Германии и сотрудничал с немецкими спецслужбами[359].

Латвийское руководство в конце 1930-х гг. занимало противоречивую позицию в отношении активности балтийских немцев: с одной стороны, ставилась задача по снижению их влияния на общество и экономику страны (при этом политуправление внимательно следило за умонастроениями в местной немецкой среде), с другой стороны, реальных действий по преследованию пронацистских организаций и агитаторов не велось из-за опасений «внешнеполитических осложнений»[360]. Обострял ситуацию тот факт, что проводимая Улманисом и Мунтерсом «дипломатия кульбитов» давала немало примеров откровенного заигрывания с гитлеровской Германией, которые подбадривали балто-немецкую общину в ожидании «больших событий». Так, всплеск восторженных эмоций в ее рядах вызвал визит в Ригу германского крейсера «Кельн», состоявшийся 28 мая — 3 июня 1938 г.

Подобные провокационные жесты отмечались и в 1939 г. Видный латвийский политик Маврик Вульфсон, инициировавший дискуссию вокруг пакта Молотова-Риббентропа с трибуны Верховного Совета СССР, в 1989 г., не обошел вниманием следующий сюжет: «22 мая 1939 г. пышно отмечалась годовщина освобождения Риги от большевиков в 1919 г. В этом празднике вместе с освободителями-ландесверовцами участвовали и части СС, специально прибывшие на военных кораблях из Германии. По существу, это был вызов не только большинству антигермански настроенного населения Латвии, но и западным союзникам»[361]. Добавим к этому, что и Советскому Союзу — в первую очередь.

В воспоминаниях левого социал-демократа Яниса Гринвалдса также запечатлена картина засилья нацистов: «Покоя мне не давали увиденные летом 1939 г. немецкие демонстрации на Рижском взморье. В воскресное послеобеденное время прямо вдоль берега, вопреки запрету автомашинам ездить по пляжу, мимо нас проехали несколько германских машин со свастиками. Местные немцы бесновались в восторге, крича — хайль, хайль, Гитлер, хайль! Обнимались со слезами на глазах — слезами радости. Это было жуткое предостережение нам. Гитлер готовился прийти, и его ждали — больше чем верующие своего мессию. Мы не могли так спокойно ждать, как улманисовская клика. Наши собственные силы здесь не позволяли играть значительную роль. Надежды на спасение мы ожидали от Москвы»[362].