Ярослава Кузнецова - День цветения

• Название: День цветения
• Автор: Ярослава Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

---

— Возвращаемся, господа, — объявил дознаватель.

Кавалькада тронулась. Я высунул нос. Небо над нами было пустым и серым. Дознаватель хмурил брови. Размышлял о чем-то. Пытался пристыковать крылатую тварь к своей теории. Места для твари, очевидно, не находилось. Остальные взволнованно галдели и вертели головами.

Мотылек тоже искал встречи. Ему необходимо что-то мне передать. Ценную информацию. Проклятье, что же делать?

Я бы мог откровенно побеседовать с дознавателем и открыть перед ним карты. Тем более, он все равно раскачает Имори сегодня же вечером. Дознаватель способен среагировать адекватно. Но мы с ним здесь, к сожалению, не одни. А Арамел… меньше всего на свете я хотел бы оправдываться перед Арамелом. Он по-своему даже любит меня, но не откажется от удовольствия всю оставшуюся жизнь (сколько бы ее не осталось) держать руку на моем горле.

Мы выехали из леса на большую поляну. Именно на ней я несколько дней назад (а кажется — в прошлом году) отдал Мотыльку Мельхиорову дагу.

— Стойте! — из головы колонны крикнул Герен, — тут что-то есть.

— Боже мой, что еще? — Арамел опять приготовился прятать меня под подол.

— Здесь что-то начеркано. Господин Палахар!

— Да. Я вижу. Это, похоже, найлерт, книжное письмо.

— Следы!

— Я вижу, господин Ульганар. Послание от давешнего летуна.

Мы с Арамелом подъехали ближе. Прямо на снегу поперек поляны (чтобы наверняка увидели) красовалась надпись, больше всего напоминающая первое знакомство с грамотой малолетки-великана. Надпись была извилисто обрамлена цепочкой перечеркнутых следов. Надпись гласила: КАЛДУН ПАШОЛ В ТРИВИРГАР! И вместо восклицательного знака на снегу лежала палка.

Адван Каоренец

Кузнеца я вздрючил на славу. Нескоро он теперь меня забудет. Хотя, конечно, требовать с него особо много нельзя. Ну, откуда ему взять тарангитскую сталь, да, коли уж на то пошло, вообще любую сталь?

Пришлось удовольствоваться черт знает чем, перекованным под непосредственным моим надзором в нечто, напоминающее "драконий коготь". Шустро перекованным, между прочим, и довольно похожим на то, что нужно. Так что зря я — на кузнеца. Он кузнец хороший.

— Эй! — окликают с надвратной, — Адван! Ты, это… куда?

— В развалины, парни, — встряхиваю веревку с крюком и сеть, что переброшена, свернутая, через другое плечо, — На летуна вашего сеть поставлю.

— На нечисть? — ахает Малец.

— Да какая ж он нечисть, — фыркаю, и парни возмущенно галдят:

— А кто ж тогда? Ангел, что ль?

— Сам-настоящая нечисть и есть — по воздуху летаеть, видано ли дело…

— Коли он стрел обычных боится, летун ваш, стало быть — не нечисть, а какая-нибудь тварь.

— Что тварь, что нечисть…

— Не скажи, друг, не скажи. Арварана вот возьми — что он, нечисть тебе, что ли?

— А эт кто еще — арваран?

— Погодь-погодь, арварановка?..

— Во-во. Они ее и делают, арвараны. "Арваранское пойло", так в Каорене и называется. И мы, люди, пьем да нахваливаем. И в армии в каоренской арвараны служат. Крепкие ребята, доложу я вам. А еще оборотни — лагвасы там, гоары — тоже лямку солдатскую тянут. Так что, парни, нечисть — это нечисть, нечисти я сроду не встречал, а с тварями и спина к спине дрался, и выпивал по случаю, и, гм… — оборвал себя.

Негоже мужчине победами своими хвалиться.

Все трое стражников аж со стены свесились.

— Тю! Неужто — того? Этого, то есть?

— А то, — ухмыляюсь.

Хороша была девочка, черная кошаточка, ночная лагвасочка.

— Ну?

— Чего ну? Не запрягал, а нукаешь.

— Да не. Ну, и как, то есть?

— О! — показываю большой палец.

— И — того? Не зачаровала?

— Тьфу на вас, темень вы беспросветная! Сказано же — не умеют твари колдовать, не-у-ме-ют! Ладно, я тут лясы с вами точу, а мне дело делать надо. Жалко, в помощь никого не взять…

И так почитай половина народу на службу попрется, нельзя стены оголять.

— Так там же пост, Адван. Пост, в развалинах-то.

— Точно! Вот башка дурная. Пост мне и поможет сеточку приспособить. Ну, бывайте, парни. К ужину вернусь, может, пораньше.

По правде говоря, нет у меня никакой охоты тут болтаться, пока службу поют, эту, на, как его… День Посвящения. Не люблю шуму да толкотни. Лучше в развалинах пережду, заодно и пост тамошний вздрючу.

— Слышь, Адван, — Глазастый перегнулся через стену, — На-кося вот, возьми. Жратва здеся. Хлебец, мясцо. Перекусишь.

Я поймал сброшенный узелок:

— Благодарствую, друг.

Да и двинул к развалинам.

Альсарена Треверра

— "… и дошло до Царя в славном граде Лебестоне, что не устрашился молодой Карвелег огненной казни учителя своего, и что в селах и городах проповедует он о Едином Боге, и уже многих в веру свою обратил. И что обряды он творит над многими, и называет обряды сии — Посвящением В Истину, а веру в Единого — Истинной Верой. И приказал Царь привести к нему во дворец Карвелега, ученика Альберена Андакадара, ибо не давало ему покоя чудо Дня Цветения. И искали Карвелега повсюду стражи и воины храма, но не нашли и возвратились ни с чем к господину своему. И прогневался тогда Царь и сказал во гневе: "Сам пойду искать". Снял он одежды царские, надел одежды купеческие, взял он деньги, и коней, и слуг, и поехал на поиски Карвелега, ученика Андакадара".

"Жажду истины…" завели кальсабериты. Я и забыла, что эти плечистые парни с двуручными мечами — Сабральский хор. Не весь, конечно, хор, где-то десятая часть, но поют они профессионально. Заслушаешься, залюбуешься. Иверена их прямо-таки глазами пожирает. Опять у нее какие-то шашни с кудрявым монашком. Или она затеяла Адвану нервы потрепать?

Не судите слишком строго. Она не развлекается, она отвлекается как умеет, чтобы не думать о тяжелом. Сражается со страхом и болью. Мне знакома подобная политика — когда-то я сама ее придерживалась.

— "Искал Царь Карвелега в городах и деревнях, и в лесах искал и на побережье, и в пустыне тоже искал, и не мог найти. И случилось так, что напали на него разбойники, и убили спутников его, и отняли коней и деньги, и сняли богатые одежды, и бросили его на дороге, сочтя мертвым".

Отец Арамел наизусть читает из жития Карвелега Миротворца — звучно, с выражением. А капеллан наш стоит в самом дальнем углу, за колонной, как скромный прихожанин. И губами шевелит — повторяет за кальсаберитом знакомый до последней запятой текст. Я стараюсь подавить глухое раздражение. Большая ведь шишка в ордене, этот Арамел, что ему вступило замещать собой нашего маленького священника? Гордыня или равнодушие? Или он от чистого сердца хочет доставить нам удовольствие? Не понимаю.

— "Израненный и в лохмотьях вернулся Царь ко граду своему Лебестону, а была тогда глубокая ночь. И постучал Царь в ворота, и стражники, увидев нищего в язвах, пинками прогнали его, говоря так: "Уходи прочь, грязный бродяга", и не отперли ворот".

"Испытай меня!" — заголосил Сабральский хор. Отец Арамел, улыбаясь, оглядывал паству. Доволен — все ему в рот глядят, что еще для счастья надо. Мог бы, между прочим, замолвить за Имори словечко и допустить до службы.

— "Заплакал Царь и пошел прочь, и увидел он у дороги Древо Каштан, что цвело и благоухало. И увидел он под древом путника с сумой, и сказал ему путник: "Не плачь, господин мой. Утром откроются ворота и войдешь ты в город".

Слева от отца Арамела на ступенях амвона стоял Рейгред. Он держал в руках небольшой поднос, накрытый вышитой пеленой. Личико у него было строгое и грустное. Он смотрел поверх наших голов под крышу главного нефа, в темноту. Я не успела сегодня поговорить с ним о Стуровом посещении и о том, что затем воспоследовало. По-моему, только Рейгред и смог бы объяснить, что происходит в этом доме. И чем мне это грозит. Собственно, не столько мне, сколько мужчинам-Треверрам.

— "Подивился Царь и спросил у путника: "Почему назвал ты меня господином? Разве не видишь ты лохмотья мои и язвы мои?" И ответил путник: "Открыта глазам моим истина". И сказал он еще: "Садись рядом и раздели со мною трапезу". И достал путник из сумы своей горсть желудей и семян, и грубую чашку он достал, и налил в нее простой воды. Хоть и голоден был Царь, но не хотел он желудей и простой воды, и сказал он так: "Горька и неказиста пища твоя. Холодна твоя вода и вдосталь ее в каждой канаве. Не видишь ты истины, раз предлагаешь мне то, что едят свиньи и крысы". И сказал ему путник: "Вижу я истину, и горька истина и неказиста, и холодна она, и проста, и чем искать ее далеко, прежде взгляни вокруг себя, и равна она для царей и диких зверей. Смирись с нею и познай ее". И снизошло на Царя откровение, и понял он, что путник сей и есть Карвелег, ученик Альберена Андакадара, коего искал он, и отчаялся найти. И принял Царь горькие семена, и принял простую воду, и показались ему те семена и та вода слаще всего, что он ел и пил до сих пор".