Карлос Фуэнтес - Старый гринго

• Название: Старый гринго
• Автор: Карлос Фуэнтес
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066703-1, 978-5-271-30328-9

Великолепный роман-мистификация…

Карлос Фуэнтес, работающий здесь исключительно на основе подлинных исторических документов, создает удивительную «реалистическую фантасмагорию».

Романтика борьбы, мужественности и войны — и вкусный, потрясающий «местный колорит».

Таков фон истории гениального американского автора «литературы ужасов» и известного журналиста Амброза Бирса, решившего принять участие в Мексиканской революции 1910-х годов — и бесследно исчезнувшего в Мексике.

Что там произошло?

В сущности, читателю это не так уж важно.

Потому что в романе Фуэнтеса история переходит в стадию мифа — и возможным становится ВСЁ…

---

— Поняли ли вы вообще, что происходило на «задворках», сеньорита Уинслоу?

Ковер белых кизиловых лепестков. Глубокий и темный стон. Но теперь в голове проносились другие мысли, в том числе и мысль о том, что она может прижать свой рот к губам больной девочки и вдувать в нее воздух, целовать, высасывать и сплевывать мокроту, забившую горло девочки, говорить себе: ничего, мне сделали прививку, а девочке — нет; сплевывать мокроту, черно-синюю, как тельце девочки; а в голове проносились мысли о своем приезде в Мексику, чтобы не думать о том, что она сейчас делает, а девочка вдруг заплакала громко и сильно, словно снова родилась на свет. Куница целовала руки мисс Гарриет:

— Господь вам воздаст, сеньорита!

— Чудо, чудо! — сказала луноликая женщина.

— Нет, нет, — отнекивалась Гарриет, — сделано только то, что нужно было сделать, это не чудо, скорее предопределение свыше. Может быть, лишь ради этого я и приехала в Мексику. А теперь дайте ей воды с солью и сахаром. Девочка будет жить.

Девочка будет жить, потому что я взяла ее за ноги и пошлепала по спинке. Девочка будет жить, потому что благодаря шлепкам комок мокроты выскочил из горла. Девочка заплакала и сказала, чтобы ее больше не били, не надо. Я испытывала великую радость, когда ее шлепала. Я спасала ее с ожесточением. У меня не было детей. Но эту девочку я спасла. Мне трудно полюбить то, что мне чуждо. Я постигаю это и храню как великое таинство.

Так сказала Гарриет Уинслоу однажды ночью генералу Томасу Арройо:

— У меня не будет детей.

XIII

Женщины прикрывали шалями лица, когда вереницы усталых повстанцев на рассвете тащились обратно к лагерю.

Педрито вспоминал, как женщины приглушенно смеялись, и только молодые девушки не скрывали своей радости, которой сверкали их круглые лица, пламеневшие, как яблоки на свежей утренней заре.

«Влюбленные», — сказал полковник Фрутос Гарсия мальчику, еще плохо понимавшему, что такое любовь; они считали своих людей: сколько вернулось, кто погиб.

— Мой бедный отец пропал на Кубе.

— Мой бедный сын убит в Веракрусе.

С повстанцами пришли и новые люди, чувствовавшие себя неуверенно на здешней земле. Это были пленные, перешедшие на сторону Вильи, довольные тем, что попали в поселок и найдут новых соратников. Куница, снова бодрая и веселая, распушив свой букетик искусственных роз на груди, была уже тут как тут, чтобы сказать им «добро пожаловать» и растолковать, что жизнь не стоит на месте и что точно так же, как она сама, они, сроду не вылезавшие из своих деревень, теперь будут идти от одного места к другому, зачинать сыновей в Дуранго, смотреть на их рождение в Хуаресе и хоронить в Чиуауа; когда-то отгороженные от всего мира в своих затерянных в глуши деревушках, хибарках на равнинах и в хижинах на горах, теперь все они идут вместе и даже путешествуют в поезде: «Да здравствует революция и мой генерал Томас Арройо!»

Старый гринго смотрел на все эти лица, которые их встречали, и как-то острее и глубже воспринимал то, что впервые увидел в танцевальном зале. Вокруг костров разливалась песня: «Налетел ураган и нас всех разметал».

— Вряд ли гринго и сеньорита Гарриет понимают, что этот ураган — революция, с корнем вырвавшая мужчин и женщин из их земли и унесшая далеко-далеко от родительского праха, от старых кладбищ и сонных деревушек, — сказал полковник Фрутос Гарсия, глядя на быстрые и мутные воды реки Рио-Браво-дель-Норте.

— Понимают. Как не понять, — ответил Иносенсио. — Небось знают, что американцы всегда перли на Запад, а мы, мексиканцы, никогда с места не снимались до нынешних пор.

Его накрыли на месте преступления, когда он грабил золото у пассажиров в каком-то поезде, сошедшем с рельсов в местечке Чарко-Бланко, и там же повесили, оставив ему, однако, его пояс, набитый золотыми монетами.

— Не трогайте деньги, — сказал полковник Фрутос Гарсия, который велел его казнить. — Он был храбрый человек. Имеет право взять с собой свое добро.

— Мне очень жаль, Иносенсио, но ты уже больше никогда не будешь самовольничать.

Я сам, своими глазами видел, хотел сказать старый гринго мисс Уинслоу, как целые народы шли от Нью-Йорка к Огайо, на поля сражений Джорджии и Каролины, а потом в Калифорнию, где обрывался континент, а порой и чья-то судьба. Мексиканцы же никогда не трогались с места, за исключением преступников и рабов. Теперь они пришли в движение, чтобы воевать и любить. Куница распростерла руки, завлекая одного федерала с пышными усами, который ей пришелся по нраву.

Старый гринго застал мисс Уинслоу в вагоне перед зеркалом, закалывающей на затылке шпильками свои длинные каштановые волосы, и замер, завороженный, словно видением, и одновременно близостью благоуханной нежной плоти, переливчатым смехом женщины.

— Не смотрите на меня так. Я просто-напросто ополоснулась вместе с другими женщинами из глиняных кувшинов. Мне не удавалось помыться с тех пор, как я здесь. И знаете, нет большего удовольствия после молитв, чем…

— Безусловно, — буркнул старик. Их взгляды встретились в зеркале, он продолжал: — Я много думал о вас вчера вечером. И очень живо вас себе представлял. Кажется, вы мне даже снились. Я был вам так близок, как…

— Как отец, — на этот раз она прервала его, не оставшись в долгу, — так же близок. — И голос ее был абсолютно ровен.

Но тут же опустила глаза:

— Я очень рада, что вы вернулись.

Послышались частые взрывы, кто знает, сколько их было, потому что взрывы нарушают ход времени, сливают секунды, и мисс Гарриет рванулась к своему гребню, как потерпевший кораблекрушение — к лодке. Ронять вещи всегда казалось ей очень смешным, но гребень упал, упали волосы ей на плечи, а она схватила гринго за руку.

— Боже мой! Они пришли!

— Кто?

— Те, с той стороны. Этого я боялась. Они придут и не станут разбираться — кто есть кто.

— А вас, мисс Гарриет, примут за солдатку-янки, которая приехала в Мексику в поисках веселых приключений.

Смешная мысль рассеяла страхи Гарриет Уинслоу, она благодарно сжала руку старика. Подумала о переменчивом характере смерти. Он пристально смотрел в серые глаза женщины.

— Клянусь вам, я приняла решение до всего случившегося, еще до того, как мой жених, мистер Дилейни, был осужден за финансовую махинацию, и даже раньше, чем его история раскрылась, клянусь вам…

— Мне до этого нет никакого дела, — сказал старик и дотронулся губами до щеки Гарриет.

— Вы рассказывали мне о Лиланде Стэнфорде. Вы сами знаете, что такие вещи происходят каждый день. Но я клянусь вам, что свое решение я приняла очень давно. Я решилась приехать сюда только по своей воле, вы должны знать об этом…

Она посмотрела через плечо старика, обнявшего ее, и увидела Арройо, который стоял у входа в купе, полускрытый тяжелыми портьерами желтого шелка, драпировавшими весь этот королевский вагон. И тут же услышала легкий шорох: длинная легкая рука женщины легла ему на плечо. Мисс Гарриет, умолкнув, успела заметить луноликую женщину, закутанную в синее ребосо.

Взрывы продолжались, их сила и частота нарастали. Она высвободилась из мягких объятий старика и застегнула последние пуговицы на блузке. Что там происходит? Но страха показывать не стоит.

— Наверное, нагрянули федералы, — сказал старик, без боязни открыто выказать боязнь. — Я попросил нечистую силу над нами сжалиться.

— Нет, — сказала маленькая женщина с длинными легкими руками, выйдя из купе генерала. — Это всего лишь петарды.

Сегодня день святой покровительницы этой деревни, сказала женщина, большой праздник всей округи, сами увидите, и вывела их из стоявшего вагона на воздух, начиненный порохом, тем самым, которым эти же люди накануне начиняли свои «винчестеры», вывезенные контрабандой из Техаса. Воздух казался кисловатым от двух смешавшихся запахов: пороха и ладана; ряженые детишки окружили мисс Гарриет и, не приседая, запрыгали вокруг, как маленькие старички. Гринго остановился и оглянулся на железнодорожный вагон.

Арройо стоял на платформе: голая грудь, длинная черная сигара в зубах, обдававшая его дымом, — и смотрел на старика, на Гарриет Уинслоу, на них обоих. Северо-мексиканские танцоры-индейцы монотонно плясали перед часовней, позвякивая колокольчиками, привязанными к щиколоткам. Старик последовал за Гарриет к остову разрушенной усадьбы, вдоль обгоревшей галереи, где крестьянские женщины, и радуясь, и смущаясь, примеряли старые платья, которые она им разрешила взять: праздник — всегда самое подходящее время, а Гарриет хотела показать старику то, что ей удалось сделать: победить мечты, победить прошлое, определить будущее, то есть спасти чью-то жизнь, но об этом она не хотела говорить, пусть поймет он сам.

Жемчужных ожерелий на месте, однако, не оказалось, и ее охватили гнев и стыд, когда она опустила руку в пустую шкатулку. И сразу всё — желаемое, подготовленное, достигнутое — развеялось в прах (теперь она сидит одна и вспоминает).