Елена Грушковская - Печальный Лорд

• Название: Печальный Лорд
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

Обследование показало, что с детьми было всё в порядке, но все рекомендации оставались в силе.

______________

* альтерианский напиток на основе экстракта корня маиля, обладающего в умеренных концентрациях лёгким дурманящим, а в больших — наркотическим действием

**горячий сладкий напиток наподобие какао

***красная разновидность феона (драг. камень)

Глава 9. Условие

Эннкетин лежал в постели, слушая храп садовника. Было уже утро, с минуты на минуту Обадио должен был проснуться.

Садовник был неотёсан. Он неряшливо и жадно ел, говорил с набитым ртом, срыгивал, громко выпускал газы из кишечника, отпускал грубые шутки, которые сам считал верхом остроумия и сердился, когда Эннкетин им не смеялся. Время от времени он прикладывался к фляжке, в которой у него было отвратительное пойло, недостойное даже называться напитком. Пьянея, он хихикал, домогался Эннкетина и храпел громче обычного.

Вот Обадио зачмокал губами: верный признак того, что он просыпается. Далее последовал зевок, потом трескучий звук выпускания газов, а потом грубая ручища Обадио нащупала зад Эннкетина.

— Чего задница такая холодная? — спросил он хрипло. — Замерз, что ли? Чучело… Иди сюда, чучело, разомнёмся — живо согреешься.

Через неделю, 18-го дартмара Эннкетина вызвал к себе лорд. Они с Обадио убирали и жгли опавшие листья, когда их разыскал Эгмемон и сказал Эннкетину, что милорд Дитмар приглашает его для разговора. Эннкетин оставил грабли, подтянул свои безразмерные штаны и пошёл за дворецким. Тот проводил его на летнюю веранду, где сидел на диване лорд, кутаясь в свой чёрный плащ и задумчиво глядя вдаль.

— Ступай, Эгмемон, — сказал он дворецкому.

Тот с поклоном удалился. Лорд Дитмар хмурился, как будто у него болела голова, и не смотрел на Эннкетина, стоявшего перед ним почти по стойке «смирно» с непокрытой головой.

— Вот для чего я тебя вызвал, — проговорил он наконец. — Ты хотел бы вернуться к своей прежней работе?

Сердце Эннкетина окатило тёплой волной. Он не поверил своим ушам. Перед его глазами снова встал вид изящных худеньких плеч, которые он тёр губкой, маленькой ножки с маленькими пальчиками, шелковистых длинных волос. У него горячо запульсировало внизу.

— Где ты витаешь? — послышался холодный голос лорда Дитмара. — Так ты хочешь снова стать смотрителем ванной комнаты или нет?

Эннкетин пробормотал:

— Милорд, я… Конечно, я хотел бы.

— Не нравится у садовника? — усмехнулся лорд Дитмар.

Эннкетин промолчал, потупив глаза. Лорд Дитмар сказал:

— Твоего возвращения хочу не я, а мой спутник. Ему нравилось, как ты его обслуживал, и теперь он не хочет никого другого, кроме тебя, поэтому я предлагаю тебе вернуться на прежнее место. Но у меня есть условие. Если ты согласен его исполнить, ты можешь вернуться к своей прежней работе.

— Я согласен на любые условия, милорд, — сказал Эннкетин.

— Сначала послушай, что за условие, — проговорил лорд Дитмар, поправляя плащ и укутываясь в него плотнее. — Неприкосновенность моего спутника для меня дороже всего, и чтобы снова доверить его в твои руки, я должен быть уверен, что ты безопасен для него… Ты понимаешь, что я хочу сказать. Так вот, если ты согласен сделать операцию полной стерилизации, ты снова сможешь служить моему спутнику. Ты понимаешь, что такое стерилизация?

Насколько Эннкетин знал, слово «стерильный» означало «идеально чистый», но при чём здесь была операция? Чтобы стать идеально чистым, достаточно было просто помыться.

— Боюсь, не совсем, милорд, — признался он.

— Это означает удаление всех органов, при помощи которых ты можешь продлевать свой род, — сказал лорд Дитмар.

— То есть, я должен оскопиться? — пробормотал Эннкетин.

— Тебе уберут всё полностью, — сказал лорд Дитмар. — Чтобы ты не мог ни нарушить телесную неприкосновенность моего спутника, ни позволить ему или кому-либо другому воспользоваться собой. Только при этом условии я могу принять тебя обратно и допустить до моего спутника. Впрочем, я не настаиваю, это лишь моё условие, которое ты можешь принимать, а можешь не принимать. Увольнением тебе это не грозит. Если ты не согласен — воля твоя, но тогда о возвращении на прежнюю должность не может быть и речи. Останешься у садовника, только и всего. А не нравится у нас — можешь вообще уволиться, я тебя не держу. И даже дам тебе хорошую рекомендацию, с которой тебя без проблем возьмут на аналогичную должность в любой дом. Я не хочу портить тебе жизнь. В любом случае, без работы ты не останешься, можешь быть уверен.

Не согласиться на операцию и остаться у Обадио? Нюхать его пот, слушать, как он пускает газы, «разминаться», дрожать нагишом под тонким одеялом, а то и вовсе без него? Или уйти, но больше никогда не видеть Джима? Аналогичная должность… У чужих людей, а главное — вдали от Джима. Говорят, «с глаз долой — из сердца вон», но мысль о разлуке с ним пронзала сердце Эннкетина ледяным клинком, и оно сжималось от мучительной тоски. Находиться рядом с Джимом без возможности с ним соединиться было пыткой, но совсем без него Эннкетин просто засох бы..

Или остаться и снова держать в руках маленькие ножки, касаться шёлковых волос и водить губкой по изящной спинке и маленьким круглым ягодицам? Видеть его улыбку, чувствовать тепло его кожи и тонуть в глубине его огромных глаз? Пусть без права касаться губами, пусть! Без права на слова «я тебя люблю» и «ты мой», но с правом дышать одним воздухом и ощущать светлую и мягкую энергию, пронизывавшую окружающее Джима пространство…

— Милорд, я никогда не трону вашего спутника, — проговорил Эннкетин тихо и серьёзно. — Неужели я не понимаю, что этого нельзя делать? Особенно теперь, когда его светлость в положении?

Лорд Дитмар усмехнулся.

— Запретный плод, как известно, самый желанный, юноша, — сказал он. — Только так я могу быть уверен в том, что мой спутник в безопасности. Ещё раз повторяю: если ты не согласен, я тебя не неволю. Я сказал тебе моё условие, а принимать его или нет — твоё дело. Можешь подумать, разрешаю. Ответ дашь завтра.

Эннкетин приплёлся обратно к Обадио, взял свои грабли и продолжил машинально сгребать листья.

— Чего лорду было от тебя надо? — спросил Обадио.

— Он предлагал мне вернуться к прежней работе, — ответил Эннкетин.

— А ты что? — нахмурился Обадио.

— Он разрешил подумать до завтра.

Весь день они почти не разговаривали друг с другом. Обадио был угрюмее обычного, за обедом не проронил ни слова, а вечером, приложившись к своей фляжке, завёл разговор. Эннкетин был удивлён переменой и в его тоне, и вообще во всём его лице и манере. Обычно грубый и неласковый Обадио сейчас заговорил просительно и даже робко.

— Слушай, ты… это… Не уходи, а? Мы же с тобой хорошо живём. Ведь хорошо? Вместе работаем, за одним столом едим и в одной кровати спим… Всё, как положено. Чего тебе от меня уходить? Ты… Это… Не уходи, а? Ведь я тебя… того. Люблю ведь я тебя!

Это неуклюжее признание отнюдь не тронуло сердце Эннкетина, скорее вызвало недоумение и неприятное содрогание. Слово «люблю» звучало из уст Обадио так же нелепо и странно, как нелепо и странно было бы услышать из горла жабы птичье пение. А Обадио продолжал:

— Ну, зачем тебе уходить? Ты… Если хочешь, давай всё сделаем законно. Пойдём к лорду, попросим разрешение на свадьбу. И станем жить законно… Ребёночка родим… а? Ты хороший… Я же люблю тебя, зачем тебе уходить? Я же без тебя не могу… Засохну! Не уходи… а?

— Обадио, всё это, что ты говоришь, невозможно, — сказал Эннкетин.

— Это почему невозможно? — нахмурился Обадио.

— Потому что я тебя не люблю, — ответил Эннкетин. — И не хочу жить с тобой.

Обадио вдруг так хватил кулаком по столу, что у Эннкетина сердце ушло в пятки.

— А, не хочешь? — вскричал он, поднимаясь на ноги. — В доме-то у господ, конечно, лучше! Задницу им подтирать — это для тебя, конечно, лучше! Холуйская твоя душа!

Лицо Обадио побагровело, глаза налились кровью, и Эннкетину показалось, что он сейчас на него бросится и убьёт. Схватив из-под кровати узелок со своей прежней одеждой, в которой он щеголял в доме, Эннкетин крикнул:

— А свои причиндалы засунь себе… сам знаешь, куда!

И стремглав бросился прочь из домика садовника. В потёмках он дважды споткнулся, один раз упал, потерял шляпу, а добежав до кухонной двери, забарабанил в неё кулаками.