Дэвид Бениофф - Город

• Название: Город
• Автор: Дэвид Бениофф
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: О войне
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02352-2

Эти двое ни при каких обстоятельствах не стали бы друзьями. Они встречаются, когда обоих ожидает расстрел. В тюрьме. В блокадном Ленинграде. В 1942 году.

Один — задумчивый, не очень храбрый, немного угрюмый подросток Лев, сын репрессированного поэта. И второй — беспечный покоритель женских сердец Николай. И вдруг им выпадает неожиданный шанс выжить…

Динамичный, хлесткий, кинематографичный роман о блокадном Ленинграде, который написал голливудский сценарист Дэвид Бениофф. Это новый взгляд современного молодого человека на прошлое своей семьи, на войну — и, несмотря на ирреальность происходящего, очень искренняя история о настоящей дружбе и настоящей любви.

---

Из «козлика» выпрыгнули сержант и летеха. Оба держали руки на кобурах. Сержант остановился у отброшенного «шмайссера», осмотрел его, потом взглянул на Колю:

— Наши снайперы заметили немецкий автомат. Они выполняли инструкцию.

— Вы это называете «снайперы»? Их учат в жопу стрелять?

— Почему у тебя немецкий автомат?

— У него кровь течет, ему санитаров надо, — сказал я. — Может, потом вопросы?

Лейтенант посмотрел на меня. В его плоском лице не читалось ничего, кроме скуки, равнодушия и легкого отвращения. Он был брит наголо и стоял на морозе без шапки, словно не замечая пронизывающего ветра.

— Гражданский? И будешь еще мне тут командовать? Тебе расстрел на месте полагается за нарушение комендантского часа и выход за городскую черту без разрешения.

— Товарищ офицер, пожалуйста. Еще немного, и он кровью истечет.

Коля сунул руку в карман и выудил письмо капитана Гречко, протянул его лейтенанту. Тот прочел, сперва с подозрением, а когда дошел до подписи — весь как-то окаменел.

— Ну сказали бы сразу, — пробурчал он и махнул рукой пулеметчику и водителю, чтобы помогли.

— Сразу… Да я орал вам его фамилию, а вы палили!

— Мои бойцы действовали по инструкции. Вы наступали с вражеским оружием, нас не предупреждали…

— Коля. — Я положил руку ему на плечо. Он поднял голову, уже открыв рот, чтобы словесно уничтожить летеху на месте. И впервые в жизни до него дошло, что надо заткнуться. Он улыбнулся, чуть закатив глаза, но заметил, какое у меня лицо. Проследил за моим взглядом — кровь расплывалась под ним на снегу, вся штанина уже была темная и мокрая. Снег походил на вишневое мороженое, которое отец покупал мне летом в парке.

— Не волнуйся, — сказал Коля, не отрывая взгляда от крови. — Это пока немного, не переживай.

Водитель схватил его под мышки, пулеметчик — под колени, и так Колю перенесли на заднее сиденье командирского «козлика», урчавшего мотором. Я скрючился между сиденьями, а Коля лежал на животе, укрытый шинелью для тепла. Мы развернулись и поехали к окопам, и всякий раз, когда машину встряхивало на ухабах, он закрывал глаза. Я забрал у него пропитавшуюся кровью шапчонку и сам прижал к пулевому отверстию, стараясь удержать ее на месте, но не сделать ему больно.

Не открывая глаз, он улыбнулся:

— Лучше б меня по заднице гладила Вика.

— Очень больно?

— Тебя когда-нибудь ранили в жопу?

— Нет.

— Ну тогда знай: да, больно. Хорошо хоть, не спереди попали. Лейтенант, прошу вас, — сказал он громче, — объявите благодарность своим снайперам, что не прострелили мне яйца.

Лейтенант, сидевший впереди, смотрел только на дорогу и ничего не ответил. Его бритый череп был весь исцарапан, остались мелкие белесые шрамы.

— Ленинградки им тоже благодарны.

— Мы тебя отправим в госпиталь на Кировский, — сказал лейтенант. — Там у нас лучшие хирурги.

— Очень хорошо, органы дадут вам медаль. А когда меня выгрузите, отвезите моего друга на Каменный остров. У него важный пакет для капитана.

Лейтенант хмуро промолчал — он злился, что приходится исполнять распоряжения рядового, но опасался рисковать. С органами шутки плохи. Мы притормозили у баррикады — наваленных мешков с песком — и почти две минуты потеряли, пока солдаты наводили деревянный помост через траншею для «козлика». Водитель орал им, чтоб поживее, но бойцы, усталые и равнодушные, все равно не спешили — то и дело переругивались, как правильнее класть мостки. Наконец перебрались. Водитель нажал на газ, и мы птицей полетели мимо пулеметных гнезд и дотов.

— Сколько до госпиталя? — спросил я водителя.

— Десять минут. Если повезет — восемь.

— Постарайся, чтобы повезло, — сказал Коля.

Глаза он зажмурил, вжался лицом в сиденье, светлые волосы рассыпались и закрыли лоб. За последнюю минуту он очень побледнел, его била дрожь. Свободную руку я положил ему на затылок. На ощупь кожа была холодна.

— Не волнуйся, — сказал он. — У друзей я видел кровотечения и похуже, а через неделю они уже вальс-бостон танцевали. Так хорошо у нас зашивают.

— Я не волнуюсь.

— В человеке знаешь сколько крови? Литров пять, да?

— Не знаю.

— Это лишь на вид сейчас много, а из меня только где-то с литр вытекло. А то и меньше.

— Может, тебе помолчать?

— А зачем? Почему не поговорить? Слушай, сходи на свадьбу сам. Потанцуй с капитанской дочкой, потом придешь ко мне в госпиталь, расскажешь. В подробностях и красках. Во что одета, чем пахнет… все запомни. Я пять дней без перерыва на нее дрочил, знаешь? Ну ладно, на Вику один раз. Извини. Но она чуть ли не совсем в этом хлеву разделась, когда нож цепляла. Сам же видел. Я что, виноват?

— И когда успел?

— На ходу, пока сюда топали. В армии быстро учишься дрочить на марше. Руку в карман, делов-то.

— Пока мы ночью шли, ты… мастурбировал на Вику?

— Я не хотел тебе говорить. Ты вообще спал на ходу полночи, мне было скучно, надо же чем-то заняться. Ну вот, сердишься. Не сердись на меня.

— Да не сержусь я, с чего ты взял?

Водитель резко дал по тормозам, и Коля скатился бы с сиденья, если б я его не придержал. Я вытянул шею и посмотрел через ветровое стекло. Мы уже почти въехали на Кировский завод — огромный город в городе. Десятки тысяч людей трудились здесь день и ночь. Некоторые кирпичные цеха немцы разбомбили или сровняли с землей своими артналетами. Глазницы окон были затянуты брезентом или забиты фанерой. В воронках, которые усеивали площадки между цехами, стоял лед. Тысячи рабочих эвакуировали, еще тысячи погибли или ожидали смерти на передовой, но все равно заводские трубы дымили, женщины тянули вагонетки с углем, громыхали молоты и прессы, жужжали токарные станки, гудели прокатные станы.

Из сборочного цеха, огромного, как самолетный ангар, выкатывалась танковая колонна — отремонтированные «КВ». По грязному снегу медленно лязгало и ревело восемь танков — некрашенные, они перегородили весь путь.

— Почему остановились? — спросил Коля. Голос его звучал слабее, чем минуту назад, и я очень испугался.

— Танки едут.

— «К-клим Ворошилов»?

— Да.

— Хороший танк.

Наконец, колонна прошла, и мы снова рванули вперед. Водитель давил на акселератор изо всех сил, правил уверенно — видимо, хорошо знал завод. Мы мчались по закоулкам за двигательными цехами, по немощеным дорогам между складами и гаражами под жестяными крышами, на которых торчали приземистые кирпичные трубы. Но даже большому знатоку местности требовалось время, чтобы доехать до другого края этого бескрайнего завода.

— Вон, — произнес наконец лейтенант, показывая на кирпичный склад, где обустроили местный госпиталь. Повернулся к нам и посмотрел на Колю. Лица не увидал и перевел вопросительный взгляд на меня. Я пожал плечами. А что я мог сказать?

— Ч-черт! — воскликнул водитель, хлопнув ладонью по баранке и снова нажав на тормоза. По рельсам поперек дороги пыхтел маленький маневровый паровоз. Он тащил вагоны с железным ломом.

— Лев?

— А?

— Мы близко?

— По-моему, очень.

Губы у Коли посинели, дыхание было мелким и рваным.

— Вода… есть?

— У кого-нибудь есть вода? — Голос у меня сорвался. Я кричал, как перепуганный ребенок.

Пулеметчик передал мне фляжку. Я отвинтил колпачок, наклонил вбок Колину голову и попробовал влить воду ему в рот. Почти все пролилось на сиденье. Потом он голову приподнял и что-то проглотил, но поперхнулся, закашлялся. Я предложил еще, но он покачал головой, и я отдал фляжку пулеметчику.

Я вдруг понял, что у Коли, должно быть, замерзла голова. Сорвал с себя шапку, надел ему — мне было стыдно, что я не подумал об этом раньше. Он весь дрожал, но по лицу его катился пот. Весь бледный, в пятнах алого лихорадочного румянца.

Между вагонами я уже видел двери госпиталя — до него оставалось меньше сотни метров. Водитель весь нахохлился, сжимая баранку обеими руками, нетерпеливо тряс головой. Мы ждали. Лейтенант все тревожнее поглядывал на Колю.

— Лев? А тебе название нравится?

— Какое название?

— «Дворовая псина».

— Хорошее название.

— А можно назвать просто — «Радченко».

— «Дворовая псина» лучше.

— Я вот тоже думаю.

Он открыл глаза — эти свои голубые глаза — и улыбнулся мне. Мы оба знали: скоро он умрет. Его под шинелью била дрожь, меж раздвинутых синих губ ярко белели зубы. Потом я всегда знал, что улыбался он только ради меня. Коля не верил в божественное, ни в какую загробную жизнь. Ничего получше ему после смерти не светит. Он не окажется вообще нигде. И ангелы его не приберут. Он улыбался, потому что знал, как я боюсь смерти. Вот как я думаю. Вот во что я верю. Он знал, что я боюсь, и хотел, чтобы мне стало чуточку легче.

— Подумать только, а? Свои же в сраку подбили.