Рустам Ибрагимбеков - В командировке

• Название: В командировке
• Автор: Рустам Ибрагимбеков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Один из парней держал в руках деньги, все остальные рылись в карманах, сумочках и кошельках.

- Я думала, мне перевод будет, - говорила "знакомая" Марданова, подавая казначею какую-то мелочь. На Марданова она не глядела, но говорила громко, словно старалась, чтобы он услышал эти ее слова.

"Стесняется того, что деньги собирают на людях, тепло подумал о ней Марданов. Да я бы тебе весь этот отдел подарил, если бы ты захотела". Чем больше он смотрел на нее, тем больше она ему нравилась, такая ладная, бойкая: нет-нет да стрельнет взглядом в его сторону, и - приятная неожиданность достаточно невысокая, чтобы даже на каблуках быть вровень с ним, ну, может быть, чуток выше.

"Самый момент, думал Марданов, подойду и скажу: "Ребята, вы на что-то соображаете, а у меня как раз деньги", - и улыбнусь ей". Он еще раз повторил про себя все то, что собирался сказать, но с места не сдвинулся и мялся до тех пор, пока парни не разбежались по кассам.

"Еще лучше, подумал Марданов, нет худа без добра, без парней легче договориться". Некоторое время он не мог решить, что лучше, отозвать ее в сторону или же обратиться в присутствии подруг, поразмыслив, он пришел к выводу, что поговорить с ней в отдельности лучше, но опять не знал, под каким предлогом это сделать.

Вдруг они пошли от Марданова: их позвал один из парней. Марданов поспешил следом, а так как у него уже был подготовлен повод для знакомства, то он подошел к ним вплотную.

- Девушка, - сказал он тихо, когда все почти поравнялись

с тем парнем.

Она вздрогнула, но не повернулась.

- Девушка, - сказал Марданов еще тише, но, уже не дожидаясь результата, обогнул их и, спрятав голову в воротник пальто, понесся по магазину. У стены он остановился. Они совещались. Потом пошли в его сторону. Марданов выскочил на улицу. Отошел к углу. Минут через пять они вышли.

Когда они проходили мимо него, он стоял боком на краю тротуара и пристально разглядывал здание телеграфа.

Они сели в троллейбус. Он тоже. Были свободные места, и все сели, кроме него, конечно. Он встал так, чтобы было видно ее лицо.

Спустя минуту они встретились взглядами, и ему почудилось удивление в ее глазах, удивление его нерешительностью, так ему показалось во всяком случае, но уверенным он в этом быть не мог, потому что она очень скоро опустила их.

"Стесняется", подумал Марданов еще более тепло, чем в магазине, улыбнулся ласково и отер пот со лба, чтобы не блестел, но до тех пор, пока они не вышли из троллейбуса, она так и не посмотрела на него.

Два раза они переглянулись в вагоне метро.

Пока они ехали под землей, Марданов корил себя за то, что не подошел к ней между остановкой троллейбуса и станцией метро, и настраивался непременно предпринять что-нибудь ("А ведь и предпринимать-то ничего особенного не надо, - уверял он себя, - все, собственно, готово, надо подойти только и сказать что-нибудь не очень глупое"), как только снова выберутся на поверхность.

И только тогда он понял, что не побороть ему своей трусости, когда они ввалились в подъезд первого же после метро дома. В дверях она повернулась и помахала рукой застывшей на углу фигуре. Теперь уже решительно можно было головой поручиться, что она махала ему - вокруг не было ни души. И поэтому, возвращаясь на телеграф, Марданов был радостный и возбужденный.

Здесь все было так же, как каждый вечер: люди писали, получали, звонили, отправляли. Некоторых из тех, кто стоял перед входом, Марданов уже знал, с двумя земляками поздоровался.

Поразмыслив немного, он решил отправить Рахманбекову поздравительную телеграмму по случаю дня рождения. Прикинул текст, и получилось, что выгодней фототелеграмму, тем более, что подходящих бланков не было, все больше аляповатые, а в портфеле лежала ручка с пером для туши и сама тушь.

Все время, пока раздумывал о телеграмме и писал ее, Марданова не оставляли радость и волнение, сопутствующие неясному, но неотступному ощущению необычности вечера. И хотя пузырек с тушью опрокинулся совершенно неожиданно для него, как бы сам собой, и в любой другой день его жизни подобное происшествие смутило бы его крайне (потому что, опрокинувшись, тушь залила весь стол, телеграмму, телеграммы других людей и, как выяснилось чуть позже, чулки высокой молодой женщины, сидевшей справа от Марданова), он воспринял это поразительно легко. Конечно, ему было неловко перед пострадавшими, особенно перед женщиной, но с самого своего начала вечер обещал быть необычным, и Марданов был готов ко всему.

Ворчали все, и перед всеми Марданов извинялся, но особо внимательным он был к единственной среди пострадавших женщине, владелице подпорченных чулок, однако и пострадала она больше других; в этом Марданов убедился после того, как она предоставила ему такую возможность, сунув под нос ногу с чулком, - она поднесла ногу прямо к его лицу, благо и задирать ее пришлось не очень высоко, учитывая рост Марданова, и попросила полюбоваться плодами своей работы.

- Простите, пожалуйста, - сказал Марданов. - Я нечаянно... Она сама... Я не хотел...

Но женщину меньше всего интересовали объяснения и извинения Марданова, она резко повернулась к нему спиной и, невнятно бормоча ругательства, принялась оттирать чулок. Чрезмерная энергичность женщины, ее неинтеллигентность и даже хамоватость поубавили желание Марданова знакомиться с ней, но, справедливости ради, он должен был признать, что она довольно хороша собой, хотя и очень высока ростом.

Пока Марданов вытирал стол, выбрасывал в урну грязную бумагу, ходил за чистым бланком телеграммы, все, кто имел какое-то отношение к инциденту, а также многочисленные зрители разошлись. Только женщина (то она выглядела на все тридцать пять, то гораздо моложе) продолжала поплевывать на чулок и тереть его платком. Марданов переписывал телеграмму и краем уха прислушивался к ее воркотне.

- Понаехали отовсюду, - говорила она, впрочем уже без прежней злобы. - Ни умения, ни обхождения, ни совести, других и за людей не считают. Толкаются, цепляются. Ну, что теперь делать? Хоть выброси... С портфелями ходят...

С его места не было видно, как обстоит дело с чулком, но по тону женщины чувствовалось, что ей придется с ним распрощаться. Наконец она, видимо, потеряв надежду оттереть пятно, выпрямилась. На Марданова она и не посмотрела, поправила на голове меховую шапку и пошла, продолжая ворчать, к выходу.

На столе осталось письмо, которое она писала, когда опрокинулась тушь. Марданов, вытирая стол, переложил все листки, и ее и свои, в сторону, и поэтому она забыла о нем.

Догнал ее он уже на улице:

- Извините, вы забыли, - сказал Марданов. Она поблагодарила его, и в голосе ее совсем уже не было злости. Марданов пошел рядом с ней.

- Вы- извините меня, - говорил он, - так нехорошо получилось. Я вас прошу, позвольте мне купить... Это мой долг, я должен, так сказать, компенсировать... Это же не пустяк, чулки на улице не валяются, почему вы из-за меня должны терпеть убыток. Вы должны позволить мне.

- Да ладно, - сказала она. - Сама куплю. Последняя пара, правда.

- Нет, почему вы? - заволновался Марданов. - Я виноват, я и пострадаю. Идемте сейчас же, если у вас есть время, конечно, и купим.

- Магазины давно закрыты, - усмехнулась женщина; теперь Марданов уже хорошо разглядел, что это женщина лет тридцати-тридцати двух, с несколько изношенным, но приятным курносым лицом. - Будто не знаете. Магазины же до семи работают. А сейчас сколько, девять уже, наверное?

Марданов посмотрел на часы, было без двадцати девять.

- Вот видите, - сказала она, - не судьба, значит.

- А завтра? - спросил Марданов.

- Что завтра? - в свою очередь спросила женщина.

- Мы же можем завтра встретиться пораньше, и тогда я куплю. Вы не думайте, я не мальчишка какой-нибудь, я не вру.

- А я ничего не думаю, - сказала женщина. - Просто у меня завтра дел полно.

- Неужели вы за целый день не управитесь с делами? У меня же тоже дела, а часов в пять-шесть вполне могли бы встретиться.

Уговаривая ее, Марданов все время пытался разглядеть, есть ли у нее на руке обручальное кольцо, но, так как делал это осторожно, не разглядел.

- Знаю я, какие у вас дела, - усмехнулась женщина, - небось лавровый лист или фрукты какие-нибудь. Да ладно, приеду, только без обмана, а то я знаю вас, кавказцев.

С еще большим пылом, чем когда он убеждал ее позволить именно ему купить чулки, и подбавив еще некоторую долю укоризны, Марданов принялся уверять женщину в том, что он отнюдь не торговец, а, наоборот, научный работник и что среди кавказцев, а в частности среди азербайджанцев, попадаются не только торговцы лавровым листом и обманщики женщин, но и люди порядочные, к каковым, несомненно, относится и он, Алтай Марданов. Взамен он получил ее имя и сомнительные заверения в том, что все сказанное о кавказцах не касается присутствующих. На том они и разошлись.