Владимир Данихнов - Девочка и мертвецы

• Название: Девочка и мертвецы
• Автор: Владимир Данихнов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904919-08-5, 978-5-9533-4886-7

Оказавшись в чуждом окружении, человек меняется.

Часто — до неузнаваемости.

Этот мир — чужой для людей. Тут оживают самые страшные и бредовые фантазии. И человек меняется, подстраиваясь. Он меняется и уже не понять, что страшнее: оживший мертвец, читающий жертве стихи, или самый обычный человек, для которого предательство, ложь и насилие — привычное дело.

«Прекрасный язык, сарказм, циничность, чувственность, странность и поиск человека в человеке — всё это характерно для прозы Данихнова, всем этим сполна он наделил своё новое произведение.»

Игорь Литвинов

«…Одна из лучших книг года…»

Олег Дивов

---

Ионыч испугался спокойного голоса старика. Испугался до такой степени, что его указательный палец дрогнул и против воли нажал на спусковой крючок. Бах! Старик замолчал на полуслове и, сипло каркнув, завалился на спину. На белой майке в районе тощей груди вспухло темное пятно.

— Соврал, ирод, — пробормотал Ионыч, роняя пистолет на пол. — Соврал, не успел выстрелить… — Ослабевшие ноги не выдерживали крепкого мужицкого тела, и Ионыч опустился на колени. Перед глазами танцевали красно-коричневые пятна. — Но как убедительно набрехал, пес шелудивый: у меня чуть инфаркт не случился…

В коридор выскочил сонный Федя. Охнул, подхватил Ионыча под мышки, поднял и прижал к стене. Ионыч всхлипывал: такое с ним случилось впервые за много лет. Несколько раз в него целились и стреляли, но ни разу Ионыч не испытывал такого звериного ужаса, как после спокойных и уверенных слов старика Пяткина; никто с ним до сих пор так не разговаривал.

— Ну что ты, Ионыч… — бормотал сердобольный Федя, рукавом вытирая Ионычу слезы. — Понимаю, жалко негодяя, чуткое у тебя сердце, но ведь он наверняка первый направил на тебя ствол…

— Первый, — промямлил Ионыч. — А я только в целях самозащиты…

— Какой подлый удар в спину со стороны этого Пяткина! — возмутился сокольничий. — Пригрел, опоил, а потом — гад! — пристрелить пытался.

Ионыч медленно приходил в себя. Поднял пистолет, сунул за пояс.

Сказал:

— Этот Пяткин мало того что убийца, так еще и маньяк. Представь, Федя, он держит взаперти собственную дочь в целях насилия над ее личностью.

— Каков подлец! — выдохнул Федя. — А я его выгораживал… Прости, Ионыч! Да кабы я знал…

— Прощаю тебя идиота. — Ионыч похлопал Федю по плечу. Подошел к старику, пнул в бок.

Кажется, сломал ребро.

Чуток полегчало.

— Он ее насиловал, а я всё видел, — не моргнув глазом, соврал Ионыч. — Такого надругательства над женским телом я стерпеть, конечно, не смог и вломил ублюдку промеж глаз. Мой коронный прием, ты с ним хорошо знаком, Федя. Подлец умолял меня на коленях не рассказывать внуку о факте насилия, предлагал крупную взятку, но разве мог я обещать, что скрою ужасную правду? Тогда шелудивый пес Пяткин стал угрожать мне пистолетом.

Федя перекрестился:

— Каков негодяй! Такие, как он, ни бога ни света не знают, а убить для них, что таракана раздавить — раз плюнуть. Повезло тебе, Ионыч, что вообще жив остался.

— Редкостный подонок, — согласился Ионыч, роясь у Пяткина в карманах. — А вот, кстати, и ключи. Сейчас мы освободим несчастную женщину. — Похотливо тряся ляжками, Ионыч потрусил к двери, за которой тихо пела сумасшедшая Анна.

— Деда?

Ионыч и Федя замерли. В дальнем конце коридора мелькнула резко очерченная тень подростка с пистолетом.

Ионыч растерялся и брякнул:

— О, Маричек, вот и ты! А дедушка твой, как видишь, утомился и заснул прямо на полу. Сейчас мы его разбудим…

— Да-да, разбудим сейчас, — подтвердил сокольничий, прижимаясь спиной к стене, чтоб не попасть под огонь.

— Со мной часто такое бывает, — сказал Ионыч, пытаясь нащупать рукоятку пистолета. — Иду себе по бульвару, никого не трогаю, вдруг раз: спать захотелось. А если хочется, то почему бы и не поспать? Особенно если лето, а день выдался душный, ленивый.

— Всегда надо делать то, что хочется, — дрожащим голосом подтвердил сокольничий. — Иначе ячмень на глазу вскочит или изжога начнется — такая есть русская примета.

Марик медленно поднял пистолет. Ионыч заскрежетал зубами:

— Ты чего это вытворяешь, негодник? Шутить со мной вздумал?

Мальчишка выстрелил в Ионыча, не целясь. Пуля чиркнула по стене, с глухим стуком ударила в дверной косяк. Посыпалась труха, щепки. Запахло чем-то терпким, дурманящим, кисловато-сладким. Ионыч вытащил пистолет, неторопливо прицелился. Мальчик развернулся и побежал.

Пока страх гнал его, он мог бежать очень долго и без устали. Но страх растворялся, а в душу по капле, словно яд, вливалась ненависть. «Эти вонючие турища только что убили деда!» — мелькнуло в треснувшем сознании мальчика.

Марик остановился, повернулся…

Левую руку словно кипятком обожгло. Хлопца развернуло, бросило к стене. Боль прокатилась от плеча к кисти жгучей лавиной. Ионыч приближался к нему с пистолетом в руке. Лицо у него было белое, глаза белые, руки белые и совсем не дрожали — как у робота; Ионыч привиделся Марику меловым отпечатком на черной стене, и мальчишке стало безумно страшно. Он дернулся, побежал. Ионыч нажал на спусковой крючок: осечка. Марик, не обращая внимания на боль в раненой руке, забыв о пистолете, влетел в свою комнату, захлопнул и запер дверь на засов. Без сил опустился на пол, лицом к двери, вспомнил о пистолете, поднял его и прицелился в дверь. Бросил взгляд вправо: перепуганная Катенька сидела на кровати, укутавшись ватным одеялом до подбородка. Глаза у нее были безумные, белые, почти как у Ионыча.

— Сейчас-сейчас… — прошептал Марик, дернул рукой и скривился от боли. Прошептал: — Ты не бойся, выдюжим.

Он поднялся и подошел к шкафу. Скинул с полки на пол бинты, схватил бутылочку йода. Зубами сдернул резиновую пробку, прикусил и вылил йод прямо на рану: пуля пробила руку насквозь чуть ниже локтя. Кровь в ране будто вскипела. Марик закричал и едва не проглотил пробку. Уронил пузырек, и йод пролился на ковер.

«Дед отругает… — мелькнула мысль. И тут же: — Нет, не отругает, не сможет больше отругать».

Марик наглухо перебинтовал плечо. Рыча, зубами разорвал бинт, кое-как затянул узел. Взглянул на застывшую от страха Катеньку: подумал, что надо было попросить ее перебинтовать. Впрочем, Катенька находилась в таком состоянии, что вряд ли смогла бы помочь.

Мальчишка через силу улыбнулся:

— Ты не бойся. Нам бы только до Драконицы достучаться… или еще до кого. — Марик сел за компутер. — Достучимся, блин, расскажем, что тут, и порядок. Возьмут твоих опекунов тепленькими. — Мальчик попытался подключиться к сети. — Важно не паниковать. Дед говорил, что самое главное в напряженной ситуации, успокоиться и найти возможности. — К сети подключиться не получалось. — Ч-черт… — пробормотал Марик, щелкая курсором манипуляшки по кнопке «Соединить». — Ну же! Давай! Давай!!!

В дверь вкрадчиво постучались.

— Мальчик, открой… — попросил Ионыч медовым голосом. — Надо разрешить недоразумение. — И тут же, зло: — Твоему деду плохо, у него случился сердечный удар! Ты что, свиненок, совсем не заботишься о погибающем родственнике?

— Это твой внучатый долг! — добавил сокольничий неуверенно.

— Внучавый, — поправил Ионыч.

— Внуческий. Кажется, так правильно.

— Заткнись, Федор.

— Проваливайте! — закричал Марик, не оборачиваясь. — У меня пистолет! Я выстрелю, если попытаетесь войти!

Он продолжал жать кнопку.

Соединить-соединить-соединить.

«Успокойся, Марик. Подумай».

Соединить-соединить-соединить.

«Важно думать. Проверить, всё ли учел. Убедиться, что поступаешь правильно. Думать».

Соединить-соединить-соединить, блин!

Сзади послышался шорох. Марик развернулся вместе с креслом.

Катенька трясущимися руками двигала засов.

— Катя, — прошептал потрясенный мальчик. — Ты же… — Он направил пистолет на девочку. — Прекрати сейчас же или я… я выстрелю, будь уверена!

Девочка посмотрела на него и улыбнулась. Той своей милой и искренней улыбкой, которая так крепко впечаталась в память мальчика.

— Катенька, девчоночка, открой дверь, — вкрадчиво позвал Ионыч. — Твой дяденька пришел, молока тебе принес.

— Катя, пожалуйста, — прошептал Марик, целясь в девочку. — Пожалуйста, не надо.

Катенька замерла.

— Катя, если это грязное турище зайдет сюда, оно убьет меня… — прошептал мальчик. — И тебя тоже. Ты что, не понимаешь?

Молчала Катенька: не двигала засов, но и не отпускала.

Во второй раз позвал Ионыч:

— Катенька, девчоночка, открывай дверь. Твой дядя пришел, молока тебе принес.

Катя потянула засов.

— Катя, нет!

В третий раз, с особенным психологическим нажимом, позвал Ионыч:

— Катенька, девчоночка, открывай дверь. Твой дядя пришел, молока тебе принес!

— Катя!

— Простите, дяденька. — Девочка обеими руками схватила засов, уперлась ногами в пол и отодвинула. Дверь с грохотом распахнулась, Катеньку отбросило к стене. Марик не верил глазам: она все-таки предала его!

А он так и не выстрелил.

Пуля как оса вонзилась ему в правое плечо: раздробила металлическим жалом кость. Марику показалось, что он ныряет в забвение, как в бочку теплого турьего молока, но тут нахлынула боль: горячим потоком обварила тело и за шкирку втащила в сознание. Мальчик жалобно вскрикнул и повалился на пол вместе с креслом; пистолет выпал из руки и отлетел под тахту.