Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник)

• Название: Августовский рассвет (сборник)
• Автор: Аурел Михале
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1976

Рассказы румынских писателей повествуют, о бурных днях всенародного вооруженного восстания в Румынии в августе 1944 года.

Авторы раскрывают процесс становления румынской Народной армии, рассказывают о ее участии в разгроме гитлеровских войск и освобождении страны от фашистского ига.

В рассказах нарисованы мужественные образы советских воинов, вступивших на территорию Румынии с освободительной миссией.

Книга привлечет внимание широкого круга читателей.

---

Мы остановились. Указанный рубеж проходил по краю поляны. С места, где мы расположились, поляна открывалась зеленая и словно еще частично скрытая пеленой от нашего взора. Посреди поляны стоял охотничий домик с закрытыми ставнями. Я установил в направлении окон два ручных пулемета, и после этого мы начали рыть укрытия, будто готовясь надолго остаться здесь, возле леса, на краю поляны с охотничьим домиком.

День тянулся томительно, поскольку, после того как мы вырыли укрытия под высокими ветвистыми деревьями, мы не знали, как убить время. Противник тоже окопался по ту сторону домика, оставив, возможно, одно-два отделения прямо за ним, и молчал. Молчал весь лес, молчали все долины, будто, притаившись, ожидали чего-то.

Я вышел из укрытия и направился во взвод Сынджеорзана, бывший мой взвод, чтобы найти себе какое-нибудь занятие. Мною все еще владело то странное нетерпение, и я хотел избавиться от него.

— Здравия желаю, господин младший лейтенант!

Я узнал голос Панэ и присел рядом с ним, прижавшись спиной к влажной, прохладной стенке окопа.

— Что поделываешь, Панэ?

Я не ожидал никакого ответа на свой вопрос, я хорошо знал, что можно делать в подобной ситуации, более того, я видел в руках капрала замусоленные карты. Напротив него сидел солдат Вова, ожидая. На такой вопрос можно дать ответ лишь из вежливости, но Панэ, глубоко вздохнув, все же ответил:

— Я соскучился по тишине, господин младший лейтенант. С некоторого времени мне хочется тишины, и иной раз, когда начинают стрелять, я готов заткнуть уши…

Я посмотрел на него недоуменно:

— Что ты хочешь сказать, Панэ?.. Тебе стало страшно?

— Мне? Господин младший лейтенант… Мне? Я никогда не боялся и не боюсь, господин младший лейтенант, но я соскучился по тишине… Вы думали о том, что будет после того, как кончится война? Будет сплошная тишина от земли до неба… И мы будем жить в этой тишине. Будем ходить, говорить, работать, спать в такой тишине… Я даже не могу себе представить, как будет, когда кончится война.

— Но и сейчас тишина, Панэ, разве не так? — спросил я.

— Да, тишина, господин младший лейтенант, но не такая… Я эту тишину не слышу, господин младший лейтенант, а ту ощущаю уже сейчас…

— То есть как это?

— То есть эта, теперешняя тишина, когда никто не стреляет, ее будто и нет вовсе. Это тишина между двумя выстрелами. Время, пока ты перезаряжаешь оружие…

Та, другая, — это когда все оружие будет разряжено и поставлено в пирамиду, господин младший лейтенант.

— Ты никогда раньше не говорил так, Панэ…

— И то правда, господин младший лейтенант. Это потому, что я никогда не чувствовал так близко ту самую тишину.

— Ты чувствуешь, что она так близко?

— Я подсчитал, сколько земли мы протопали до сих пор, и сравнил с тем, что нам говорили о ходе войны. И вот такой результат я получил: уже недолго, господин младший лейтенант.

Я поднялся, чтобы идти дальше, взволнованный словами капрала. Я, конечно, еще посидел бы с ними и послушал Панэ, но я почувствовал, как и меня охватывает эта тоска по тишине, о которой говорил он. А я не хотел дать ей завладеть мною. Непозволительно было отдаваться ей во власть. Сославшись на какой-то предлог, я направился к другим укрытиям, слыша продолжающийся диалог:

— Ну сколько примерно еще протянется, господин капрал?

— Сколько? Может, час, может, месяц…

— Я бы мог успеть на первую прополку, если бы…

— А я, если бы это было можно, первые два месяца провел бы на свадьбах и на гулянках, Вова!

— И то правда, господин капрал!

* * *

Я открыл конверт и онемел, почувствовав вдруг, как вся кровь приливает к щекам. В висках сильно застучало, и меня охватила необъяснимая дрожь. У меня дрожали пальцы, перед моими глазами прыгали слова, которые я перечитывал, может, в третий или четвертый раз: «Гитлеровская Германия сегодня безоговорочно капитулировала…» Дальше я не мог читать. Остальные слова постоянно ускользали, мелькали на мгновение и исчезали, и я видел только слабую черную полосу чернил. «Гитлеровская Германия сегодня безоговорочно капитулировала…» Я повторил эти слова, в то время как связной все пытался узнать у меня:

— Господин младший лейтенант, что я должен делать, пишет там господин майор или нет? Какие будут приказания для меня?

Я слышал его, но не мог ответить, поскольку не мог собраться, прийти в себя, не мог думать ни о чем другом, кроме как о словах: «Гитлеровская Германия сегодня безоговорочно капитулировала…» Мне пришлось сделать усилие, чтобы прочитать дальше, чтобы узнать наконец, что я должен делать, какой приказ отдать.

— Господин младший лейтенант, мне пойти оповестить роту?

Я попытался услышать огромную тишину, хотя ночь заполнилась криками, возгласами, гиканьем. И я услышал ее. Я услышал, как разряжают по всему фронту орудия и пулеметы, как усмиряют свой рев самолеты, как солдаты ставят винтовки в пирамиды. Я слышал ее будто ушами Панэ, его тоской, слившейся с моей, и чувствовал, как меня охватывает незнакомая, еще неизведанная радость, удивительно спокойная и теплая. В укрытиях солдаты пели, бросали на землю каски, обнимались. Мне тоже хотелось бы затеряться среди них, петь и обниматься с ними, но у меня были задачи, которые необходимо решить, приказы, которые должны быть выполнены, мне нельзя было терять времени. Я вызвал командиров взводов: старшину Василиу и Сынджеорзана.

— Пусть будет в добрый час, господин младший лейтенант, — пожелал старшина Василиу.

— Чтоб жить нам тысячу лет! — взволнованно добавил Сынджеорзан. — Наконец-то, господин младший лейтенант! А мы вот, видите, живы и здоровы, господин младший лейтенант.

Я обнял его, и в тот момент в душе зародилось и сожаление: эта минута предвещает расставание. Расставание, пришедшее вместе с огромной радостью, но все же расставание. Потом Сынджеорзан при слабом свете свечи прикрепил мне на грудь небольшую веточку ели, которую специально сорвал по пути на КП роты. У него была такая же веточка на груди, а старшина прикрепил себе веточку на пилотку, которую в одно мгновение извлек из вещевого мешка вместо каски. Ветки принесли в укрытие свежий запах леса. Не знаю, на самом ли деле они принесли этот запах, или то была просто иллюзия, возникшая из великой тишины, о которой говорил капрал Панэ и которая наконец наступила.

Мы ожидали утра с огромным нетерпением. Прежде чем сказать, что война действительно закончилась, нам надо было выполнить еще одно дело. Мы терзались оставшиеся несколько часов, напрягая нашу фантазию, чтобы придумать способы, которые позволили бы нам легче провести это время. Вспоминали случаи из детства, в которых фигурировали лешие, пели песни, рассказывали о любовных похождениях, играли в разные игры. Одни любой ценой пытались уснуть, другие открыли консервы из НЗ, но время все равно тянулось мучительно медленно. Когда стало рассветать, мы с неведомым ранее любопытством начали смотреть на ту сторону. Что там делают? О чем думают? О чем говорят? Будто на той стороне уже были не те, что вчера, а совсем другие, о которых мы ничего не знаем и из которых мы никого еще не видели. Более того: все, абсолютно все было по-другому. И мы словно были другими. Мы уже не смотрели на ту сторону, чтобы обнаружить их и уничтожить, нам с неожиданно человеческим любопытством хотелось увидеть, услышать их, угадать их мысли. Перед нами теперь были побежденные, окончательно побежденные, и мы хотели знать, как выглядят они, прежде чем мы обезоружим их и возьмем в плен.

Только мы ничего не могли разглядеть, кроме бугорков, время от времени возникавших в конце поляны справа и слева от охотничьего домика. Мы знали, что это каски тех, кому хотелось узнать, что делаем мы, победители. Мы ожидали увидеть в конце поляны белый флаг, но он не появился. Чего они ожидали? Чтобы мы сделали первый шаг? Почему мы должны делать первый шаг, если они побеждены, а не мы? Или они ничего не знают об этом? Возможно ли такое, чтобы они ничего не знали?

Я позвонил на КП батальона:

— Господин майор, на моем участке никакого движения…

— Подожди еще…

Мы ожидали еще около двух часов. Мы все, как один, не спускали с них глаз. Мы видели теперь, как они суетятся, но белый флаг все же не появлялся.

Через некоторое время я получил приказ из батальона выслать парламентеров, то есть отправиться самому вместе с двумя бойцами. Зная по-немецки, я мог потребовать от них, чтобы они сдавались без капризов, поскольку на остальных участках фронта большинство их солдат уже сдались.

Я отправился вместе с Панэ и сержантом Додицэ, после того как с той стороны наконец-то выразили согласие, размахивая белым флагом. Посади нас солдаты наполовину высунулись из укрытия, другие совсем поднялись на ноги, чтобы увидеть, как мы встретимся с ними посреди поляны, возле домика. Я шел, составляя в уме, что мне надо будет сказать. Но не прошли мы и пятидесяти шагов, как они открыли по нас огонь. Мы бросились на землю. На нашей позиции раздался возглас удивления, потом разъяренный голос: