Оксана Ветловская - Имперский маг

• Название: Имперский маг
• Автор: Оксана Ветловская
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-069675-8, 978-5-9725-1872-2

Альрих фон Штернберг может всё. О таких говорят: велик и страшен. Он читает мысли и управляет чувствами людей. Подобные ему рождаются раз в тысячу лет и служат лишь величайшим из владык. Адольф Гитлер — не из их числа. Почему же тогда человек, равный по силе магам древности, носит погоны старшего офицера СС?

Почему, проклинаемый родными, он ушел из семьи, чтобы служить нацистам? Что привело мага, ученого и оккультиста в «Аненэрбе»? И стоит ли ради Третьего Рейха пробуждать древний мегалитический комплекс Зонненштайн, систему Каменных Зеркал, способных изменить ход времен?

---

— Да вы просто пьяны, — зло сказал Вюст, а про себя подумал: «Сумасшедший».

— Не то и не другое, — ответствовал очкастый студент.

Вот тут декану стало страшно. Он боялся ненормальных. Он решил, что разумнее всего будет позвать на помощь — да хотя бы секретаря (и куда тот, кстати, смотрит?).

— Не вздумайте орать, профессор, — ледяным тоном предупредил кошмарный студент, хотя Вюст ещё и рта не успел раскрыть. — Сейчас я покажу, почему рейхсфюрер будет вами очень доволен, если вы отведёте меня к нему.

Парень встал, протянул руку над разложенным по столу «Народным обозревателем». На бумаге поверх крупных заголовков и столбцов мелких букв стало медленно проявляться, словно бы прожигаться, большое тёмно-коричневое изображение — идеальный круг с расходящимися во все стороны зигзагообразными лучами-молниями. Декана продрал мистический ужас.

— Вам знаком этот символ, не так ли? — усмехнулся студент.

На сероватой газетной бумаге красовалось то, что оккультисты называли «Чёрным Солнцем». Вюст мельком трусливо подумал, а не пьян ли, случайно, он сам. А что ещё более вероятно — не рехнулся ли он?

— Нет, профессор, — успокоил его студент.

Утешение было слабым — профессор с радостью предпочёл бы признать собственное сумасшествие, поскольку дальше произошло уже и вовсе невероятное. Невозможный студент щёлкнул перемазанными чернилами пальцами — и изображение посередине разложенной газеты вспыхнуло самым неподдельным пламенем, с жаром и запахом горелой бумаги, а потом и весь «Фёлькишер беобахтер» заполыхал, как костёр. Студент ещё раз щёлкнул пальцами — и на углах телефонного аппарата, на металлической пружине настольного календаря и на пресс-папье засияли сгустки голубоватого света, вроде огней святого Эльма. Профессор Вюст соскочил с кресла с воплем «Пожар!» — точнее, ему очень хотелось завопить, но ничего не вышло: горло мучительно свело, стало очень трудно дышать. Он в панике схватился за шею.

— Я же предупреждал, не надо кричать. Итак, вы представите меня рейхсфюреру, профессор? — вкрадчиво произнёс адский студент, вновь устраиваясь в кресле.

Парень был бледен как полотно и мелко дрожал, но не от страха и не от ярости, а от некоего неимоверного усилия, находившегося за гранью не то что понимания, а даже воображения Вюста. Декан невнятно прохрипел что-то, елозя по столу руками,

— Я полагаю, вы понимаете, как выгодно вам познакомить меня с Рейхсфюрер, профессор, — ровно продолжал студент, — Гораздо выгоднее, чем бежать в полицию, не правда ли? Так что обойдёмся без вульгарного шантажа, это нас с вами недостойно. Вы ведь умный человек, вы же представите меня рейхсфюреру, профессор?

— Пред… ставлю… — на последнем усилии выдохнул декан — и едва он произнёс заветное обещание, как горло отпустило, и он в изнеможении повалился лицом на стол, в догорающие остатки газеты.

— Я полагаю, вы человек слова, профессор, — студент протянул худую длиннопалую руку. Декан долго смотрел на эту руку, самую обыкновенную и в то же время такую страшную, и осторожно пожал её. При этом его собственную руку пронзило острой болью, и, поднеся ладонь к глазам (от страха косившим ещё больше, чем у студента), Вюст увидел алеющий крестообразный ожог.

— Это чтобы вы не забывали о своём обещании, — пояснил, уже вовсе предобморочно побелев, но по-прежнему ухмыляясь, невообразимый студиозус. — Это пройдёт, как только я вашими стараниями предстану перед рейхсфюрером, профессор.

Через два дня куратор «Аненэрбе» вместе со студентом выехал в столицу, совершенно не представляя себе, под каким соусом преподнесёт рейхсфюреру это существо (ибо Гиммлер считал, что для людей с физическими недостатками есть лишь одно допустимое место обитания — концлагерь). Но Вюст опасался напрасно: рейхсфюрер был необычайно доволен. Устройство студента в институт «Наследие предков», которому не хватало не то что ярких талантов, а даже просто достойных кадров, послужило далеко не последним поводом к присвоению Вюсту очередного эсэсовского звания.

Мюнхен Июль 1940 года

До этого времени Зельман пребывал в уверенности, что является главой самой серьёзной и влиятельной из всех структур рейха, имеющих отношение к изучению (применительно к его ведомству, скорее, пресечению) сверхъестественных явлений. Мелкие группки профанов, каких всегда хватало в недрах СС, — «мистицирующие», как называл их Зельман, — не могли сойти даже за подобие конкурентов. Входившая в СД группа под названием «Зондеркоманда Н», изучавшая историю ведовства и судебные процессы над ведьмами, была вполне беспомощной: её представителей архивариусы зачастую гнали взашей без особых последствий, ссылаясь на низкую квалификацию эсдэшников, недостаточную для работы со старинными документами. Тем не менее, эта организация была весьма настырной и успешно выдавила со своего поля деятельности «Аненэрбе», давно покушавшееся на «ведьмологию». Но «Зондеркоманда Н» имела дело исключительно с касавшейся ведьм документацией. Общение с самими «ведьмами» было прерогативой Зельмана и его «Реферата Н».

Правда, имелся ещё некий «учебно-исследовательский отдел оккультных наук» в составе «Аненэрбе». Существование его, в отличие от «Реферата Н», особо не скрывалось (о нём даже было написано в памятном издании «Аненэрбе» 1939 года, где уточнялось, что отдел занимается изучением астрологии, хиромантии и прочих подобных дисциплин), но многие, зная всю глубину пропасти, отделявшей амбиции «Аненэрбе» от далеко не блестящего положения дел в исследовательском обществе, резонно полагали, что таинственный отдел присутствует лишь на бумаге да в воображении рейхсфюрера.

Так же считал и Зельман, а потому был в высшей степени заинтригован, когда ему предложили поглядеть на «настоящего мага из „Аненэрбе"». Зрелище, как клятвенно уверяли, достойно было даже того, чтобы ради него поехать на очередную мюнхенскую выставку шедевров «национального искусства», которую собирался посетить Гиммлер со свитой. Зельман подозревал, что «магом» окажется не совсем вменяемый субъект со странностями, способными всерьёз заинтересовать, кроме Гиммлера, разве что врачей психиатрической лечебницы, сменивший на неформальном посту такого же полувменяемого Вилигута-Вайстора, так называемого «Распутина при дворе рейхсфюрера», невесть за что уволенного из СС год назад. Зельман сомневался, что ради очередного маразматика с клиническим прошлым стоит тратить время на «арийское искусство». Но всё-таки поехал.

Гиммлер лично представил Зельману своего оккультиста. Должно быть, рейхсфюреру казалось очень забавным знакомить старого инквизитора с юным ведьмаком. Над ситуацией и впрямь можно было вдоволь поиронизировать: представители двух совершенно взаимоисключающих кланов, но, тем не менее, работники единой организации жали друг другу руки, а Гиммлер разглагольствовал о том, что оккультные науки и занятия магией официально запрещены по всей Германии, поскольку они — привилегия, принадлежность элиты, и лишь элите — то есть СС — надлежит сохранять и развивать их. Новоявленный оккультист оказался, к полному недоумению генерала, сущим мальчишкой в чине унтерштурмфюрера (но уже с лентой креста за военные заслуги второго класса в петлице чёрного кителя). Стоило Зельману что-то произнести, как парень тут же открыл радостно улыбающийся рот (как позже выяснилось, к несчастью для окружающих, он вообще редко когда его закрывал) и принялся по клочкам разносить Адольфа Циглера, одного из любимейших художников фюрера. На глазах у шефа имперской полиции полоумный офицерик растаптывал святое и неприкосновенное, за пять минут заработав себе концлагерей на десять жизней вперёд. Даже за самую деликатную критику «арийской живописи» можно было запросто получить личный номер на грудь и прописку в «кацет» на всю оставшуюся недолгую жизнь. Зельман глядел на парня, словно набожный монах на забредшего в собор богохульника. Гиммлер тихо наблюдал за генералом узкими сонными глазами за круглыми очочками. Возможно, стремительно бледневшее лицо гестаповца и впрямь являло собой в ту минуту весьма занятное зрелище. Впрочем, самое дикое заключалось даже не в том, что юродивый офицерик в присутствии хозяина концлагерей смешивал с грязью неприкосновенного арийского живописца. Когда Зельман входил в вестибюль, думал он как раз о Циглере. И думал очень плохо. Циглер, которому Господь напрочь отказал во всяком подобии таланта, обыкновенно писал обнажённую натуру и делал это с маниакальной, чудовищной педантичностью (за что, кстати, получил нелестное прозвище «художник немецких лобков»). На входе в анфиладу выставочных залов Зельман мысленно разнёс Циглера в соответствии с теми самыми пунктами, которым сейчас следовал офицерик. Мальчишка буквально повторял его мысли вслух. Неужели это было всего лишь жутковатое совпадение? Зельман обошёл косоглазого парня как зачумлённого, думая о том, сколько недель ещё будет разгуливать на свободе эта новая игрушка рейхсфюрера. Гиммлер подвёл Зельмана к полотну, кажется, Падуа, и поинтересовался его мнением о новой картине. Зельман отделался чем-то благожелательно-нейтральным. Гиммлер выжидательно посмотрел на долговязого парня, притащившегося следом со шкодливой ухмылочкой.