Теодор Константин - И снова утро (сборник)

• Название: И снова утро (сборник)
• Автор: Теодор Константин
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1975

Сборник повестей и рассказов посвящен боевому содружеству советских и румынских воинов, рожденному в годы второй мировой войны и сыгравшему важную роль в разгроме гитлеровских войск на заключительном этапе войны и в освобождении от фашистского ига.

Авторы рассказов рисуют волнующую картину всенародного вооруженного восстания в Румынии осенью 1944 года, подчеркивают значение освободительной миссии советских войск, повествуют о становлении румынской Народной армии.

Книга представит интерес для широкого круга читателей.

---

Панаита Хуштой, которого к тому времени перевели из тюрьмы в Карансебеше в Аюдскую тюрьму, не раз спрашивали, не желает ли он реабилитировать себя.

— Нет, господин старший надзиратель!

— А почему? Подумай хорошенько! Ты участвуешь в атаке, проявляешь храбрость — и готово: ты реабилитирован. А если, например, ты уничтожишь танк, тебя наградят, да еще к тому же дадут месячный отпуск. Плохо ли? Поедешь домой, увидишься с женой… Разве лучше валяться здесь, в тюрьме? Или ты боишься смерти? Будто все, кто уходят на фронт, погибают. А что, разве здесь ты застрахован от смерти? Нападет на тебя понос или еще какая-нибудь там болезнь прицепится — и готов!

— Нет, господин старший надзиратель, не нужна мне такая реабилитация. Даже если меня держали бы здесь не восемь, а все восемнадцать лет, а то и всю жизнь, на фронт по своей воле я все равно не пошел бы.

— Так, значит?

— Так, господин старший надзиратель!

— А почему?

— Потому что я не скотина, чтобы меня гнали на бойню. Эта война нужна боярам. Но сами-то они отсиживаются здесь, подальше от фронта, а нас, дураков, посылают умирать за них, благо нас много.

— Что ты городишь? Значит, ты такой умник, что тебе сподручней сидеть в тюрьме?

— Да! Кто поумнее, говорят: лучше в тюрьме, чем на фронте. Потому что они знают, что произойдет завтра.

— Ну и много таких?

— Ладно, ты сам знаешь, господин старший надзиратель.

— Ты имеешь в виду коммунистов, да?

— Да.

— Вот засажу тебя на недельку в карцер, тогда посмотрим, что ты скажешь…

До того как Папаит Хуштой помимо своей воли попал на фронт, он не раз побывал в карцере за нарушения тюремной дисциплины.

На фронт его направили уже тогда, когда советские войска вышли на линию Яссы, Кишинев. Его взяли из тюрьмы и послали прямо на фронт в Молдавию. И поскольку он попал на фронт из тюрьмы, где отбывал восьмилетнее заключение за дезертирство, его передали под команду Думитру Здрели.

О сержанте Здреле командир полка часто говаривал и офицерской столовой, когда ему докладывали о том или ином поступке сержанта:

— Если хотя бы половина нашей армии состояла из таких солдат, как Здреля, положение на фронте было бы другим.

Сержант Здреля, родом из Галаца, до армии работал мясником. Этому ремеслу он научился от своего отца Никуцы Здрели, хозяина самых больших и современных скотобоен в городе. Впрочем, Никуда Здреля мог похвастаться не только своими скотобойнями. Он владел домами на целой улице в Галаце, образцовой во всем уезде фермой. Никто из других мясников не имел таких крупных сумм в двух самых надежных банках. Обладая таким богатством, он без труда добился, чтобы его единственный сын был мобилизован не на фронт, а на работу в тылу. Но к величайшему удивлению и отчаянию отца, сын записался добровольцем на фронт.

На все просьбы и угрозы отца у легионера Думитру был один ответ:

— Ты, отец, меня не брани, а ты, мать, не причитай понапрасну, потому что вы меня все равно не уговорите. Я уезжаю на фронт, и точка! Мне нравится война. А раз нравится, значит, поеду.

* * *

— Эй, ты слышал обо мне? — спросил Панаита сержант Здреля по дороге на передовую.

— Нет, господин сержант!

— Как, не слышал о сержанте Здреле? — удивился тот. Они шли по ходу сообщения, и в тишине ночи его голос звучал резко и громко.

— Нет, господин сержант, я не слышал о вас. Там, где я был, я не мог слышать.

— Уж я-то знаю, откуда ты прибыл. Так что берегись! Это я тебе говорю: берегись. Знай, что в церковь я не хожу…

Но Панаит Хуштой не испугался угроз. Не испугался и тогда, когда от других узнал, что за человек этот Здреля. Панаит уже принял решение: каким бы зверем ни оказался Здреля, не отступать от своего.

«При первой же возможности я перейду к товарищам, к русским», — твердо решил он.

Над позициями царила ночь. Впереди было тихо. Где-то позади слышался скрип повозок, которые отвезли ужин на передовую и теперь возвращались в тыл.

— Ты заряжающий номер один у пулемета, — уточнил сержант. — Понятно?

— Понятно!

— Хорошо. Теперь до утра отдыхай.

Здреля вышел из окопа и улегся прямо на траву, как он делал всегда. Он не боялся, что его может настигнуть осколок. За годы воины он не раз бывал на волосок от смерти и в конце концов уверовал, что нет еще такой пули или снаряда, которые достали бы его.

Панаит выглянул поверх бруствера. Как раз между позициями двух армий протекала река Молдова. Между тем повозки удалились, и скрипа немазаных колес уже не стало слышно. Ночь была теплая, тихая. Только неподалеку от него громко храпел кто-то из солдат.

— Умаялся, бедняга, — посочувствовал Панаит, опускаясь на дно окопа.

Утром, когда начало светать, над рекой стелился легкий туман.

— А где их линия? — спросил он одного из солдат.

— Там!

«Там» было совсем не близко: сначала река, потом минные поля. Да, совсем не легко было добраться «туда», особенно ему, еще не освоившемуся с фронтовыми порядками.

«Может, найду себе товарища среди «старичков». Они знают, где проходят минные поля и где мы могли бы проскользнуть, чтобы нас не засекли свои», — подумал он, исподтишка разглядывая солдата, который только что проснулся и зевал так, что трещали скулы.

Его надежды оправдались. Через неделю он уже нашел не одного, а троих солдат из своего отделения, которые были готовы попытаться перейти через линию фронта, к русским. Впрочем, не было почти ни одной ночи, чтобы в их или в другом каком-нибудь полку по крайней мере одни человек не перешел линию фронта. Беглецов нередко ловили и отдавали под суд. Но несмотря на наказания, которые ожидали схваченных при попытке перейти через линию фронта — а всем им грозила смертная казнь, — каждую ночь совершались все новые и новые, нередко удачные, попытки к бегству.

Для Панаша Хуштой и его товарищей риск при попытке пересечь линию фронта был еще больше. Дело в том, что их командир отделения, сержант Здреля, будто предчувствовал что-то и всегда был начеку. Он и раньше спал очень чутко, но теперь при малейшем шуме вскакивал на ноги. Большую часть ночи он не спускал глаз со своих людей, а спал днем, когда солдатам не было никакой возможности убежать.

— Смотрите у меня! — говорил он солдатам из своего отделения. — Не дай бог, кто-нибудь из вас попытается перейти туда! Вы опозорите меня перед начальством. Я собственноручно расправлюсь с негодяем. Особенно тебя, Хуштой, предупреждаю!

— Да никто и не собирается бежать! — успокаивали его солдаты.

Но Панаш и остальные трое, с которыми он сговорился, были полны решимости осуществить свой план. Ожидали только удобного случая. Наконец такой случай подвернулся. Время близилось к полуночи, когда за сержантом Здрелей пришел связной.

— Господин сержант, срочно явитесь к господину капитану.

— Зачем он меня вызывает?

— Не знаю!

Оказалось, его вызвали, чтобы послать за «языком».

Штаб дивизии в течение последних недель не раз приказывал захватить пленного, но приказ оставался невыполненным. Все предпринятые на их участке попытки заканчивались неудачей.

Но вот командир полка вспомнил о Здреле.

— Мой Здреля один достанет пленного, — похвастался он перед начальником разведотдела дивизии.

— Ну и пошли его.

Именно поэтому командир роты и послал связного за сержантом Здрелей.

Уходя, сержант передал отделение своему помощнику капралу, который ходил за ним по пятам как тень. Капрал находился на фронте уже два года. Он прибыл из полка, разгромленного русскими во время окружения, но никому об этом не рассказывал. Прежде чем попасть в отделение Здрели, он побывал в учебном центре в Сэрате, воевал в штрафном батальоне под командой гитлеровцев, чудом остался в живых, получив тяжелое ранение. Многие месяцы он провалялся в немецких госпиталях и после излечения оказался в полку, в отделении Здрели.

Солдаты ненавидели его так же, как и сержанта, и одинаково боялись их обоих. Поэтому после ухода сержанта Панаит Хуштой и его товарищи вовсе не почувствовали облегчения.

— С этим разбойником не легче, чем с тем, — сказал Стэника Стан, один из тех, кто готовился к побегу.

— Так оно и есть! — подтвердил другой.

И несмотря на опасения, они все чувствовали, что благоприятный момент наступил.

Заступив вместо Здрели командовать отделением, капрал Карымбу отправился доложить об этом командиру взвода.

После его ухода четверо собрались в окопе, где был установлен пулемет и где они находились в большей безопасности. Впрочем, эта мера предосторожности была излишней, так как все остальные спали крепким сном.

— Что будем делать, Панаит? Попытаемся? — спросил Стэника Стан.

— Я, братцы, думаю, надо попробовать. Другой такой случай не скоро подвернется.