Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

• Название: Падение царского режима. Том 3
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Третий том "Падения царского режима", изданный в 1925 году, содержит материалы Комиссии Временного правительства по расследованию должностных преступлений высших деятелей царского режима, а именно, допросы: начальника С.-Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича, дворцового коменданта В. Н. Воейкова, министра внутренних дел Н. А. Маклакова, заведующего охраной Распутина М. С. Комиссарова, директоров департамента полиции П. Г. Курлова и М. И. Трусевича, ближайшего друга царской семьи и Распутина А. А. Вырубовой, товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, председателя совета министров И. Л. Горемыкина, поклонницы Распутина О. А. Лохтиной, вице-директора департамента полиции, позже члена совета по делам печати и председателя петроградского комитета по делам печати, ещё позже члена совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионова, а также показания члена 3 и 4-й государственной думы меньшевика Н. С. Чхеидзе.

---

Курлов. — Я понятия о нем не имел… Я его никогда в лицо не видал!

Председатель. — Какой разговор вы имели со Спиридовичем, по поводу последовавшего уже значительно позже, при Штюрмере, повышения этого самого Манасевича-Мануйлова?

Курлов. — Со Спиридовичем? — Положительно никаких.

Председатель. — У нас имеется сфотографированное в департаменте полиции письмо Спиридовича на имя Манасевича-Мануйлова.

Курлов. — Это значит Спиридовича… Я не помню.

Председатель (читает): — «Только сегодня узнал от проезжавшего здесь Курлова о вашем производстве, дорогой Иван Федорович…» Вы не припомните этот ваш разговор со Спиридовичем?

Курлов. — Я говорил, вероятно, Спиридовичу о том, что Манасевич-Мануйлов играет роль очень, может быть, важную. Но я должен оговориться. До того момента, когда говорил со Спиридовичем, я никогда Мануйлова в лицо не видел. А его отношение ко мне, после возбуждения хотя и прекращенного потом дела, заключалось в том, что все боевые статьи против меня, после смерти Столыпина, в «Новом Времени» и «Вечернем» — писались Мануйловым. Вот единственное отношение, которое имеется…

Председатель. — Нам известно, что департамент полиции пользовался при вас секретной агентурой вообще, но не приходилось ли вам в вашей практике пользоваться такими лицами, которые были осуждены в каторжные работы?

Курлов. — Такого случая не помню…

Председатель. — И при этом вызволять их, дабы затем их «заагентурить», — кажется, такой термин существовал в департаменте полиции?

Курлов. — Мной лично? Я не помню.

Председатель. — Ну, с вашего ведома?

Курлов. — Я такого случая не помню.

Председатель. — Вы не помните таких случаев?

Курлов. — Не помню.

Председатель. — Вы не помните разве случая с убийством Карпова! Того самого, о котором вы упомянули? Ведь Карпов был убит своим собственным сотрудником?

Курлов. — Да.

Председатель. — Вы помните, что этот человек был склонен к поступлению в секретные сотрудники тогда, когда он был приговорен в каторжные работы, а затем бежал?

Курлов. — Этого я не припомню… Будучи товарищем министра, я подробности жизни сотрудников никогда не знал… Я даже никогда не спрашивал у начальников охранных отделений, кто у них сотрудники.

Председатель. — Думаю, однако, что вы не могли оградиться от докладов об их деятельности: они сами шли к вам с докладами.

Курлов. — Но без личности.

Председатель. — Но, может быть, с кличками?

Курлов. — С кличкой, да.

Председатель. — Не было ли такого случая, что вам докладывали: нужен такой-то сотрудник, а для того, чтобы его получить, — он каторжанин, — так его нужно освободить? И вот вы, товарищ министра, юрист по образованию, юрист в начале вашей карьеры, — разрешали устраивать побег такому человеку…

Курлов. — Я такого случая не помню.

Председатель. — Позвольте, в таком случае, огласить документ из дел департамента полиции № 175, 1909 года, о бывшем учителе Александре Петрове (он же Иван Филатов) — (читает)… Характерная, не правда ли, переписка двух начальников государственных учреждений о том, чтобы каторжнику дать возможность бежать: полковник пишет действительному статскому советнику, Нилу Петровичу, а Нил Петрович потом сенатором состоит…[*] Но что же вам известно, так сказать, по содержанию этого документа?

Курлов. — Я безусловно это отрицаю. Я отрицаю вот почему…

Председатель. — Т.-е., что собственно вы отрицаете?

Курлов. — Что я такое распоряжение делал, согласие давал ген. Герасимову, потому что ген. Герасимова я, как только вступил, быстро убрал. Он моим доверием никогда не пользовался. Я никогда такой вещи не сделал бы!

Председатель. — А Климович пользовался вашим доверием?

Курлов. — Больше, чем ген. Герасимов.

Председатель. — Дополнительно оглашается из «секретного журнала, доложенного господину товарищу министра» (писано рукой Климовича): «Телеграфировал в саратовское жандармское управление на номер 44–68. Ожидайте приезд и указания генерала Герасимова. 26 апреля 1909 года». Как вы знаете, этот человек был, действительно, путем создания побега, освобожден, поступил на службу секретным сотрудником и благополучно убил Карпова. Потом был, конечно, повешен.

Курлов. — Такого распоряжения Герасимову я не давал, — это безусловно.

Председатель. — Ну, а Климовичу?

Курлов. — Это может быть…

Председатель. — Это все равно. Важна сущность распоряжения.

Курлов. — Я не отрицаю сущности распоряжения, но когда вы прочли первую бумагу, то отрицаю первое распоряжение — Герасимову.

Председатель. — Но меня, как юриста, поражает иное: поражает отсутствие другого распоряжения. Ведь, очевидно, этого самого полковника или генерала, которые устраивали побег, нужно было предать суду. Вы, как юрист, знали те статьи уголовного уложения, которые они нарушили, но продолжали оставлять их во главе учреждений, позволяли заведывать этими учреждениями. Вот что, собственно, останавливает на себе внимание. Как с этим быть?

Курлов. — Если есть такое удостоверение полковника Климовича, то я его отрицать не имею оснований. Что же касается до ген. Герасимова, то безусловно отрицаю.

Председатель. — Он был в апреле месяце уволен от должности?

Курлов. — Кто?

Председатель. — Герасимов.

Курлов. — Да, да!

Щеголев. — Об этом сотруднике, который был, таким образом, освобожден, у вас было какое-нибудь представление? Вы следили за его деятельностью? Для какого дела он предназначался?

Курлов. — Я теперь вам сказать не могу. Я не припомню. Очевидно, было какое-нибудь дело, по которому он был нужен. Я думаю, что это может вам сказать только полк. Климович, заведующий особым отделом, потому что я в такие подробности не входил.

Щеголев. — Раз вы находите нужным дать распоряжение об освобождении и устройстве побега, очевидно, этот сотрудник предназначался к какой-либо особой роли. Какая же роль предназначалась ему? А затем впоследствии разве вы им не интересовались? Он ушел у вас из поля зрения?

Курлов. — Нет, он был сотрудник Карпова, — это я знаю…

Щеголев. — А вы к нему больше отношения не имели? Вы о каких-нибудь дальнейших отношениях знали?

Курлов. — Я подробностей припомнить не могу. Но, в общих чертах, я припоминаю такого рода историю, — что уже Карпов мне докладывал о том, что он получает от Петрова серьезные сведения об опасности, угрожавшей государю императору, который ехал в это время в Крым, и что он, так сказать, ему безусловно верит… Но, насколько я теперь припоминаю, за два дня до моего отъезда, он мне рассказывал подробности тех сведений, которые ему передавал Петров. Я подробности эти припомнить не могу, но они показались мне столь маловероятными, что я ему сказал, чтобы он был поосторожнее и чтобы этим словам не доверял. И засим, когда я уехал в Крым, то я получил телеграмму от Карпова с повторением вновь этих сведений. На что я ответил ему телеграммой, которая была найдена у него на столе после его смерти: «Немедленно арестуйте Петрова».

Щеголев. — У нас в деле есть телеграмма противоположного свойства. Скажите, пожалуйста, когда Петров приехал из-за границы, вы имели сведения об этом?

Курлов. — Вероятно, имел, — я положительно теперь не припомню.

Щеголев. — Вы не настаивали на том, чтобы руководил Петровым исключительно Карпов и никто другой не имел к нему отношений?

Курлов. — Может быть.

Щеголев. — А на каком основании? Какие мотивы были для того, чтобы так подчеркивать эти отношения?

Курлов. — Карпов был человек, безусловно чуждый провокации, так, как я ее понимал.

Председатель. — Позвольте дать иллюстрацию к вашим утверждениям о провокации и по поводу отношений к секретным сотрудникам. Я оглашаю документ от 2-го октября 1913 года из дел департамента полиции (дело о мещанине Кирюхине, № 375, 1913 года): «Департамент полиции, начальник отделения по охранению общественного порядка…»

Курлов (прерывает). — В 1913 году я не был!

Председатель. — Да, но вот следующий факт имеет к вам отношение: департамент полиции ходатайствует о помиловании каторжника, бежавшего и вступившего в боевую организацию, за те услуги, которые он департаменту оказал… (читает).