Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

• Название: Падение царского режима. Том 3
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Третий том "Падения царского режима", изданный в 1925 году, содержит материалы Комиссии Временного правительства по расследованию должностных преступлений высших деятелей царского режима, а именно, допросы: начальника С.-Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича, дворцового коменданта В. Н. Воейкова, министра внутренних дел Н. А. Маклакова, заведующего охраной Распутина М. С. Комиссарова, директоров департамента полиции П. Г. Курлова и М. И. Трусевича, ближайшего друга царской семьи и Распутина А. А. Вырубовой, товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, председателя совета министров И. Л. Горемыкина, поклонницы Распутина О. А. Лохтиной, вице-директора департамента полиции, позже члена совета по делам печати и председателя петроградского комитета по делам печати, ещё позже члена совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионова, а также показания члена 3 и 4-й государственной думы меньшевика Н. С. Чхеидзе.

---

Курлов.— Нет, это не предусмотрено законом: дело в том, что принадлежность к партии не влечет за собою заключения в тюрьму…

Иванов. — Даже принадлежность к боевой организации?

Председатель. — По 102 статье уголовного уложения карается именно принадлежность к партии. Так что факт остается: ваши агенты отыскивали членов, принадлежащих к партии, и вместо того, чтобы посадить их на скамьи подсудимых, из месяца в месяц платили им деньги.

Курлов. — Да, запрещая им всякую активную работу…

Председатель. — Вот выписка из § 4 инструкции (читает): «Это не значит, что секретный сотрудник должен уклоняться от всякой активной работы, возлагаемой на него организацией. Он безусловно обязан доносить о таких случаях до сведения лиц, заведующих розыском»… Вот видите, — им рекомендовалось не уклоняться от этой работы.

Курлов. — Да, я сказал уклоняться от работы только в смысле возможного вреда… Потому что иначе, как же вы хотите?!…

Председатель. — А представляли вы себе, что даст в жизни это иезуитское положение, как оно реализируется в жизни?

Курлов. — Это зависит от того, кто в данный момент этими сотрудниками руководит…

Председатель. — У вас были сотрудники, которые из месяца в месяц, получая от вас деньги, состояли членами революционных обществ. Это не значит, что они не могли быть активными членами этих обществ — это им не возбранялось?

Курлов. — Нет.

Председатель. — Вам известно другое положение инструкции — о том, что ликвидация сообщества должна была происходить в момент наибольшего развития его деятельности, что такой момент наиболее выгоден именно для ликвидации сообщества? Как же обстоит дело с несчастным законом? Сначала человеку вместо того, чтобы его в каторгу сослать, дают деньги: это в момент открытия сообщества, в момент приобретения сотрудника, а затем, вместо того, чтобы соблюсти правила закона, из месяца в месяц, из недели в неделю, изо дня в день смотрят сквозь пальцы на то, что организация развивает свою деятельность, и попрежнему платят деньги. Ведь это нарушение закона?

Курлов. — Безусловно.

Председатель. — Безусловно. В 1911 году вы были в Киеве и, значит, при вас произошло убийство Столыпина?

Курлов. — Да.

Председатель.— Вы приехали туда за тем, чтобы принять меры к охране особы тогдашнего императора и высших должностных лиц от возможных террористических покушений: вы вошли, по этому поводу, в сношения как с начальником местной охраны Кулябко, так и с начальником дворцовой охраны — Спиридовичем?

Курлов. — Да.

Председатель. — Вам было известно указание Богрова, что предполагалось террористическое покушение и что агенты революционной организации приехали для совершения этого преступления в Киев?

Курлов. — Совершенно верно.

Председатель. — Причем вы знали, что Богров есть секретный сотрудник Кулябко?

Курлов. — Это последнее не совсем верно — бывший сотрудник…

Председатель. — Бывший, но в тот момент, в момент вашего приезда вновь что-то Кулябке донесший?

Курлов. — Сделавший ему какое-то заявление: он, так сказать, сделал ему новое заявление, но сотрудником не был…

Председатель. — Значит, как вы говорите, вошедший с ним вновь в сношения, после перерыва, и сделавший ему заявление? Это верно?

Курлов. — Верно.

Председатель. — Вы знали, что Богров будет на представлении в театре?

Курлов. — Безусловно, не знал.

Председатель. — Вы когда узнали, что готовится террористическое покушение и что Богров сделал о том заявление? Изложите это, пожалуйста, вкратце — в дополнение к тому, что у нас имеется в нашем распоряжении по этому вопросу.

Курлов. — Позвольте: только немножко, так — вкратце — нельзя сказать… Я приехал в Киев 14 августа и в ту же ночь со мной случился удар, так что я не выходил, но принимал и руководил всем из моей квартиры, из гостиницы. Причем я должен сказать, что на меня, по высочайшему повелению, которое имеется, было возложено высшее наблюдение за охраной, а не непосредственное руководство розыском. Дело в том, что мне подробнейшим образом докладывали о всех обстоятельствах, которые, так сказать, могли нарушить мирное течение всех торжеств. За несколько дней — дня за четыре или пять (теперь трудно припомнить) — ко мне является полковник Кулябко и заявляет мне, что к нему явился его бывший сотрудник (буквальное выражение), который сказал ему, что готовятся террористические акты, может быть, даже и центральный, но, во всяком случае, на высших должностных лиц…

Председатель. — «Центральный»? Т.-е. вы имеете в виду покушение на царя?

Курлов. — Да. И что они имеют приехать, для того, чтобы его, этот акт, так сказать, осуществить. И этот Богров должен был им оказать услугу двоякую. Я, может быть, ошибаюсь, но мною было, в свое время, сенатору Шульгину сделано заявление. Следствие вел сенатор Шульгин. В моем показании сенатору Шульгину это все подробно изложено. Богров должен был им, приезжим, предоставить квартиру и нанять им моторный катер, так как они, по каким-то соображениям, мне не известным (Кулябко мне не докладывал, ему, очевидно, не говорил Богров), предполагали ехать рекой.

Председатель. — Т.-е. все это — лишь утверждали Богров или Кулябко, потому что действительность потом обнаружила, что этого не было?

Курлов. — Да. Так как катер должен был приехать в Кременчуг, то я распорядился послать отряд для наблюдения из Кременчуга, безусловно запретив въезд всяким катерам, а квартиру чтобы предоставили у жены или вдовы одного из бывших жандармских унтер-офицеров… Вот это был, так сказать, момент первый, который в себе ничего особенно тревожного не заключал. Но в тот день, когда Петр Аркадьевич приехал в город, я ему подробно доложил все эти сведения. Затем это дело заглохло, и новые сведения поступили только в день покушения.

Председатель. — Но как же такой вопрос мог заглохнуть? Вы приехали туда для охраны, за пять дней вам говорят, что приезжает террористическая организация, имеющая целью покушение, и вы говорите, что этот вопрос заглох. Как он мог заглохнуть?

Курлов. — Новых сведений не поступало. Был назначен отряд для наблюдения за Кременчугом: там никто не выезжал и катера не нанимал. Богров никаких сведений не давал. Так что в этом смысле я понимаю «заглох».

Председатель. — Теперь ясно. Дальше.

Курлов. — Так что новых сведений не поступало. Мне теперь очень мудрено припоминать некоторые обстоятельства и подробности. Потому что тут еще произошло побочное обстоятельство. Кажется, дня за два до этого был арестован… не помню фамилии: он застрелился и сначала думали, не находится ли это в связи, но потом, безусловно, было установлено, что это в связи не находится. Затем, в день покушения, утром, мне было доложено, что эта группа явилась в Киев не из Кременчуга, и что одно лицо находится на квартире у Богрова, и что, кажется, в 12 или в час, должны прийти другие лица и таким образом, так сказать, организовать покушение. На кого? Это еще не было определено. В 12 час. у меня был второй доклад: что не явились эти лица и что свидание лиц, приехавших, должно состояться на Бибиковском бульваре, если не ошибаюсь, — вечером, — т.-е. перед самым театром. Все меры, которые полагаются в таком случае, т.-е. наблюдение, были приняты — за квартирой Богрова. Я приказал поставить наблюдение: на самый серьезный пост — начальника наружного наблюдения и принял некоторые меры, так сказать, полицейского характера, т.-е. мы не знали, с чем мы имеем дело (это было не выяснено), а день был боевой: государь уехал утром на маневры, должен был вернуться в час дня, затем поехать на ипподром, где был смотр потешным, и хотел уже поехать в театр… Я доложил Петру Аркадьевичу подробно то, что мне доложил Кулябко. В час дня я сел в мотор и поехал по управлению царским поездом и, затем, увидел, что большая толпа собралась — в виду выстроенного наряда. Тогда я принял, может быть, очень резкую меру, которая мне иногда удавалась: я останавливался почти на каждом углу и говорил полицейским офицерам, бывшим в наряде, что, вероятно, государь не приедет, что он задержится до вечера и что, поэтому, наряд снять. Наряд сняли, и тогда разошлась толпа. Я встретился с государем за городом и, как мне говорил командующий, он был очень удивлен, что проехал по пустой улице, где не было даже полицейского наряда — ни толпы, ничего. Засим, я предполагал отстаивать и отстаивал для проезда государя на ипподром закрытый экипаж, но он желал непременно поехать и поехал в открытой коляске, по тому пути, который был намечен раньше.