Игорь Футымский - Онтология взрыва

• Название: Онтология взрыва
• Автор: Игорь Футымский
• Жанр: Философия

---

По сути дела, во фрейдовской идее вертикальной стратификации человеческой психики содержится один из основных принципов квантовой геометрии континуумального мира, состоящий в том, что связи между ее слоями канализированы и работают не между элементарными носителями психик, то есть, конкретными людьми, а только между самими психическими пластами, представляющими собой метрически выделенные геометрические единицы всего психического пространства.

По сути дела, именно этот геометрический принцип, к которому сводится фрейдовская идея психоанализа, обеспечил последнему инженерное его применение (если даже и не говорить об армии психоаналитиков, зарабатывающих деньги на идее Фрейда, то уж во всяком случае Голливуд вовсю использует инженерию психоанализа, а Голливуд - это все-таки индустрия вполне мирового масштаба). Дело, конечно, не в том что фрейдовская философия психологии влиятельна. А дело в том, что определенный инженерный успех ее обеспечен не какими-то фантомными научными достоинствами, о которых можно так же долго спорить, как о мистических свойствах Святой Троицы, а вполне отчетливой ее онтологией, может быть, даже не столько онтологией, сколько онтологическим призывом. Суть этого призыва, скрытого во псхологической идее Фрейда и обеспечившего ей не всем понятный успех, можно сформулировать довольно просто: в понимании того, что образует причинную базу человеческой психики, нужно копать глубоко, очень глубоко, гораздо глубже, чем когда кажется, что уже достаточно. (Нечто похожее мы уже встречали у Д.Бруно*:

*"О бесконечности, Вселенной и мирах" (1584 г.)

"Утверждение, что Вселенная находит свои пределы там, где прекращается действие наших чувств, противоречит всякому разуму...")

Фрейд, конечно, несмотря на свое стремление докопаться до природы психического, все-таки был в большей степени практиком, чем теоретиком. Он имел возможность сам, на своем врачебном опыте убеждаться, что его психологическая идея работает. И при этом он имел повод и право быть удовлетворенным глубиной, до которой он докопался. Можно сказать, что достигнутый им теоретический пласт был настолько богат, что вряд ли у него хватило бы жизни, исчерпав его возможности, искать новый.

И потом, вот ведь как много значит принадлежать своему поколению, к тому, что Ортега-и-Гассет сравнивал с караваном, внутри которого мы добровольно движемся вперед: даже Фрейд оказался пленником своего каравана-поколения, а может быть, правильнее сказать - своей эпохи. Потому что по 1879 году проходит водораздел, который, в сущности, разделил нашу историю на две эпохи: в короткий промежуток времени длиной приблизительно в одно десятилетие (предпоследнее десятилетие 19-го века) родились практически все те, кто образовал первое поколение гениев-революционеров, радикально преобразивших рациональное лицо мира в недавно минувшем 20-м веке, некое особое поколение: Эйнштейн, Вейль, Бор, Ортега-и-Гассет, Пикассо, Брауэр, Гедель, де Бройль, Шредингер, Борн, и т. д. Произошло то, что время от времени происходит, когда мир созревает для открытий: массовый выброс первооткрывателей.

Фрейд никак не принадлежал к этому поколению, поэтому он остался в добром старом времени, в котором гении мыслили по-старому, не геометрически, как Планк, запустивший квантовую идею, но, как он признавался, так и не смогший ее понять. Мыслить геометрически - это, пожалуй, самая точная характеристика, которая могла бы объединить поколение гениев начала 20-го века. В сущности, именно ей, геометрической эстетике мышления принадлежат все невероятные открытия, сделанные ими.

Выброс гениев, произошедший на границе эпох, можно объяснить очень просто, если воспользоваться геометрическим, континуумальным образом мира: это был выброс связей в новый слой реальности, он же новый слой мышления из картины фрейдовских напластований. Во всяком случае, именно так отнестись к этому странному феномену можно было бы в рамках топологической психологии Курта Левина, тоже одного из "поколения гениев". Кажется, он был единственным, кто в этом поколении представлял психологию.

Топологическая психология Левина была, в общем-то, довольно естественным образованием в новой традиции полевого мышления, вполне сформировавшейся к 30-м годам только что прошедшего века. Это была непонятная для традиционной, корпускулярной, психологии попытка включить мышление в общую структуру мира, у которой к тому времени уже появилось новое, геометрическое лицо. Идея универсальной геометризации мира была эстетической находкой не только для мира физических событий, но и для Левина, пытавшегося конституировать среду для психологической жизни.

В рамках такого стремления идея представить среду для жизни мышления в виде пространственных образов была безумной только что по отношению к нашим вековым инертным представлениям, но никак не с точки зрения логически непротиворечивой процедуры. Потому что процедурное обеспечение со стороны топологии - науки о пространственных преобразованиях, - как никакое другое давало возможность, наконец, корректно умозрительно сшить мышление со всем остальным миром.

Мах считал, что удачно подобранное слово экономит нашу мысль, а Пуанкаре на заре 20-го века с большим знанием дела писал, что очень хорошо можно экономить мысль с помощью удачно подобранных образов. Идее Пуанкаре, пожалуй, лучше всего соответствует свобода математических образов, чаще всего не достижимая любыми другими. В силу этого действительность, которая пустилась вдогонку за мыслью Пуанкаре, похоже, превзошла его ожидания.

Если до 20-го века математика обслуживала мир, формализуя наше знание о нем, превращая его в стандартные блоки, и тем самым экономя нашу мысль, то в начале его она впервые начала вторгаться в самую природу мира. Ничем более, как витальной необходимостью, это вызвано не было: поля старых образов все с меньшей и меньшей готовностью способны были обслуживать наши витальные амбиции.

Пришлось прибегать к услугам универсального оружия, которое мы не любим за холодность и удаленность его от жизни, но которое, оказывается, способно, на очень сильные результаты. (Собственно, эти результаты очень настойчиво подталкивают к мысли, что математика вообще, а геометрия в особенности, холодна и удалена не по отношению к нашей жизни, а всего лишь к нашему сегодняшнему отношению к жизни, которое, приспеет пора, и сменится на другое. Пожалуй, эта мысль и руководила Левиным, когда он всерьез заговорил о своей нетрадиционной, топологической псхологии.)

Пожалуй, самым важным препятствием на пути его новой психологической идеи, не считая технологических трудностей ее воплощения, оказалась проблема интеллектуального тонуса - проблема удержания на уровне новых, геометрических образов, проблема, в общем-то, вполне понятная: старые, корпускулярные образы постоянно незаметно возникают среди новых в старом, не адаптированном к новым образам виде, и, вмешиваясь в картину новых представлений, создают безнадежную путаницу.

То, что мы условились называть и называли выше континуумальным мышлением, можно вполне назвать и геометрическим, и топологическим мышлением - с потерей незначительного количества смысловых нюансов. Левин, скорее всего, должен был бы назвать свое новое психологическое мышление геометрическим, потому что он, кажется, не подходил к нему с позиций непрерывности, но топология "сшивки" левиновского психологического пространства с другой реальностью подразумевалась такой же, как и расмотренная выше топология сшивки метрических слоев континуумального космоса.

А именно: для Левина главным действующим лицом в пространстве был не индивид как обособленная единица, корпускула, а психологическое пространство, включающее в себя группу индивидов. В сущности, это то же самое, что и достигнутая выше топологическая картина континуумального мира: связи между его элементами действуют только внутри соответствующих метрических слоев, образуя систему горизонтальных связей, вертикальные же связи, проходящие через эти элементы-узлы, связывают между собой геометрии этих слоев, а не сами элементы.

Полученная таким образом топологическая сетка для мышления иллюстрирует уже высказанную ранее мысль. А именно: За любую нашу мысль несет ответственность, в сущности, не столько мозг ее обладателя (обладателя - в давно ставшем для нас привычным понимании этого указателя принадлежности), сколько среда, в которой эта мысль (или рациональная программа поведения) возможна. А привычное определение обладания этой мыслью соответствует всего лишь причастности к этой среде (читай - рациональному слою) каждого ее носителя, то есть, его геометрическим местом в пространстве рациональностей. Такая картина принципиально отличает традиционное пространство психологических событий от "геометризованного": если топология первого является закрытой (несмотря на все натужные разговоры о связи психического и физического), то топология второго открыта (что означает, что связь между психическим и физическим реализована вполне).