Игорь Футымский - Онтология взрыва

• Название: Онтология взрыва
• Автор: Игорь Футымский
• Жанр: Философия

---

Гольфстрим, несомненно, повлиял на культуру европейского суперэтноса, и самым значительным образом. Он, по сути дела, серьезно вмешался в формирование самого характера европейца - его фирменную рациональность хорошего делателя дел и хорошего знатока, как делать дела. Характер - это то самое, за что, кроме российской разрухи и неухоженности, так любит упрекать европеец русских, никогда не имевших подарков от природы. (Кажется, были времена, самих сегодняшних успешных северных европейцев упрекали могущественные римляне в варварстве и полном неумении цивилизованно жить.)

И, наконец, самым естественным предположением в отношении изменений в электромагнитной геометрии было бы предположение о том, что одним из макрофизических результатов междуметрического перехода должно быть смещение магнитных полюсов Земли. На дне полигеометрической структуры мира лежит слой микромира. В принципе, геометрическое влияние междуметрического перехода должно достигать и его, вопрос лишь в том, достаточным ли оно будет для того, чтобы вызванные им изменения в микромире стали заметными. В микромире легче всего найти соответствие между его геометрической структурой и измеряемыми величинами, так как устойчивые энергетические уровни микрофизических объектов - это и есть проявления геометрии этого слоя реальности. Поэтому геометрические смещения в микромире - это смещения положений устойчивых энергетических уровней, или, иначе, смещения в спектральных картинах, этими уровнями создаваемых. (Нетрудно догадаться о том, в какую сторону должны быть направлены эти смещения: так как в замкнутых системах энергия сохраняется, а новый слой потребует для себя свою долю энергии, перераспределение ее произойдет за счет энергии нижних слоев мировой реальности.)

Таким образом, чтобы говорить о величине потрясений, которые задает каждый междуметрический переход, то есть, о том, как зашевелится геометрическая сетка мира от этого перехода, необходимо иметь основания судить о величине этого перехода. Имеем ли мы какие-либо основания судить о величине перехода, который нам предстоит преодолеть в самое ближайшее время, точнее о той части его, которую нам предстоит преодолеть после того, что мы уже прошли начиная с начала только что прошедшего века?

Посмотрим.

Взрыв, который нас ожидает

Мы уже говорили, что переход от корпускулярного мира к континуумальному (или, что то же самое, от корпускулярного мышления к континуумальному) самый значительный междуметрический переход в пространстве рациональностей, то есть, самый серьезный междуметрический переход в континуумальном мире с тех пор, как этот мир обзавелся пространством рациональностей как геометрическим приложением к человеку. Кроме того, мы говорили, что в счет этого перехода мы прошли уже через два последовательных взрыва, эпицентрами которых были первая и вторая мировые войны. Кроме того, мы говорили, что вещевая картина мира - это тот выступающий на поверхность океана рациональностей индикатор, который сообщает нам об интегральном геометрическом состоянии этого океана.

Никогда еще вещевая картина мира не знала таких резких изменений, как в последние два-три десятка лет. С тех пор, как с легкой руки Гейтса началось лавинообразное коммерческое размножение программного продукта, мир изменился радикально. Собственно, и до того мир разогревался телевидением и радио, и теми же компьютерами, пребывавшими еще в зачаточной стадии своей будущей мировой экспансии. Но по-настоящему новая эпоха начинается с коммерческой программной инициативы Гейтса, сделавшей то пространство, которое мы совершенно необоснованно называем виртуальным, доступным в принципе для каждой человеческой особи в качестве ее геометрического расширения, или, что то же самое, расширения ее возможностей.

Только начиная с этой инициативы становятся возможными глобальные компьютерные сети, радикально сейчас у нас на глазах изменяющие топологию наших информационных связей (и контактов вообще). Вслед за ними бросились изменять вещевую, а значит, и геометрическую картину мира всевозможные способы мобильной связи. Ну и, плюс к этому, уже старые добрые телевидение и радио тоже не дремлют, расширяют свои возможности. Жизненный мир радикально изменяет свою топологию - он становится глобально сетевым.

На наших глазах за очень непродолжительное время создан (и успешно продолжает расширяться) новый вещевой слой мира, а значит, и геометрически новый слой реальности, и сооветствующий ему слой рациональности, все более массивный и все более влиятельный, в том числе влиятельный и в геометрии континуумального мира. Исходя из сделанных выше построений, нетрудно понять, какой на это должна быть геометрическая реакция Универсума, и то, что она не заставит себя слишком долго ждать.

В течение тысячелетий мы воспринимали мир настолько просто, насколько позволяла окружающая нас реальность, и, надо сказать, долго не имели проблем с тем, что мыслим корпускулярно. Простота и удобство корпускулярного мышления сделали его для нас незаметным, как незаметна для нас механическая сложность наших чихания или кашля, с помощью которых мы оперативно кондиционируем наше дыхание. Корпускулярное мышление за несколько тысяч лет вросло в нас и едва ли не стало принадлежностью наших генов. Прочная традиция - это почти генотип. (Вот, например, интересное открытие одного современного писателя по поводу того, почему русский человек традиционно испытывает слабость к быстрой езде: гены веками не устают убеждать его в том, что вокруг него - степь.)

Рациональная инерция традиции столь велика, что вряд ли нам удастся с легкостью поверить, будто в землятресениях, наводнениях, и моровых поветриях вокруг нас повинны телеспутники, компьютерные сети и свежая версия Windows. Трудно поверить, что киотские ограничения нужно было адресовать в первую очередь не столько к промышленным источникам дымов, а к на первый взгляд экологически безобидной Силиконовой долине. Хотя, может быть, это и не так уж трудно: например, один исламский священник из недавно пострадавшей от землятресения местности в Индии проявил неожиданную (а тем более для его ортодоксальной профессии) догадливость, объяснив своим правоверным прихожанам, что виновники страшного бедствия - их телевизоры. Причем забавно, что многие из тех, к кому он обращался, поверили ему и на правах хозяев жестоко расправились со своими радиоприемными аппаратами. Видимо, до пострадавших городов не дошла во всей своей поглощающей силе Паутина, а то бы под противотехнический бунт пострадавших непременно (и, кстати, вполне справедливо) попали бы и PC.

Наша интуиция, иногда проявляющая чудеса догадливости и прозорливости, всегда достигает этого за счет того, что выходит за пределы действующей рациональной традиции - того бога, который кажется нам незыблемым колоссом, но который, как открыл Ницше, все-таки смертен. Интуиция действует на эстетическом уровне, то есть, на том уровне, на котором овободиться от связей традиций легче всего, потому что его плодородной почвой является не закрытая среда понятий, а открытая геометрия образов. Недаром А.Ф. Лосев, старавшийся передать эвристический дух античной мысли, назвал свое великолепное исследование на эту тему историей античной эстетики, уже названием его сделав ударение на той мысли, что любая интеллектуальная деятельность оставляет долго жить не понятия, которые рано или поздно станут руинами, а образы, которые допускают фактически бесконечную возможность реинкарнации.

Недаром вождями и политическими лидерами становятся люди, обладающие исключительной интуицией, тем, что мы называем нюхом, подчеркивая связь с инстинктивным чутьем ситуации вокруг себя, которое обеспечивает выживание животным. Поступки и решения таких людей бывают непонятными для тех, кто в рамках доминирующей рациональной традиции получил прекрасную профессиональную подготовку, но только ею и довольствуется в своих взглядах на события и в решениях: такие профессионалы в лучшем случае становятся экспертами, советниками или комментаторами в окружении лидеров.

Лидер - это прежде всего тот, кто способен чувствовать угрозу там, где для других она нереальна. Вот пример из жизни. Ни поэт Бродский, ни участники "бульдозерной выставки" ни в одну из созданных им художественных фраз не вложили ни одного байта угрозы режиму, внутри которого им случилось стать теми, кем они стали, и на первый взгляд совершенно непонятна активная настороженность коммунистических лидеров, направленная против, казалось бы, безобидных небожителей. Ну, пожала бы власть плечами: "Мы в этих эстетических изысках не разбираемся, ну и бог с ними, пусть живут себе, а нам некогда, нам нужно шпионов и диссидентов ловить." Но ведь нет же: всем, кто пытался что-то сделать в одиночку, за пределами конвейера социалистического реализма, были обеспечены вполне диссидентские неприятности. (Социалистический реализм - название какое смешное, как будто для умников придумано: не захотите, морщиться будете, а ведь все равно съедите, никуда не денетесь; и действительно, ели.) Такая же странность в поведении власти вызвала удивление и у чешских интеллектуалов, во время и сразу после "пражской весны" совершенно неожиданно для себя обнаруживших, что коммунистический ответ на эту весну пришелся не столько по политическим бунтарям, сколько по свободному стилю художников.