Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

• Название: Отродье. Охота на Смерть
• Автор: Владимир Воронов
• Жанр: Фэнтези

Ещё вчера молодая армянка Арина была обычной полноватой девушкой, талантливым врачом-педиатром, но проходит совсем немного времени, и она уже вершит смертоносные заклинания, пытаясь уберечь Москву от восстания предводителя демонов и древней богини молодости, которая превратилась в старуху. Актёры второго плана: Екатерина Андреева и Константин Эрнст.

---

— Ты проснулся! — громким шёпотом быстро заговорил сосед, — я здесь уже три дня, но ты, ни разу не просыпался — всё спишь. И пацаны, что уже выписались, говорили — ты лежишь и никогда не просыпаешься — больше месяца! Или ещё больше! Что с тобой случилось? Расскажи! Страшно интересно!!!

— Я — Вадим, — он сам не узнал свой голос — хрип старика, а не голос.

— Точно! А я Эдик! Только, чур, не рифмовать! И вообще, лучше зови меня Эд. Давай рассказывай!

Он откашлялся.

— Тссс! Тише! Мы же в больнице! Тут знаешь, какие сёстры дикие! Услышат, что не спим — на завтрак дадут одну кашу и передачки от родителей отберут!

— Ясно.

— Так ты расскажешь или нет?

А что рассказать? Как он оказался в больнице? Вадим задумался, но в голове была полная каша. Какой-то туман, плотно скрывал воспоминания. Он сделал над собой усилие, чтобы восстановить картину произошедшего — не смог.

Странно. В детстве ему доводилось терять сознание. Ровно два раза: от высокой температуры, когда схлопотал пневмонию и от сильного удара по затылку, когда упал с качели, но в обоих случаях сознание возвращалось через несколько секунд вместе с болью и воспоминаниями.

Эд ждал, теряя терпение:

— Ну?

— Я… Я не помню…

— Блин, я так и думал! Как в "Богатые тоже плачут" — у тебя амнезия!

— Чё?

— Потеря памяти! А до этого ты был в коме! Ну-ка вставай, может быть, ты не можешь ходить? Было бы круто!

— Ты больной? Я могу ходить! — Вадим на всякий случай пошевелил пальцами на ногах, чтобы убедиться. — Слушай, а ко мне кто-нибудь приходит?

— Да, твоя мать. Каждый день, кроме вторника и субботы…

— Угу, у неё суточные дежурства…

— Вооот, а говоришь, что ничего не помнишь! Кончай врать, говори, что случилось, почему ты здесь?!!

Вадим и сам себя подловил. А, правда, что же случилось?

Он отчётливо помнил годовые отметки в дневнике и недовольного отца из-за тройки по математике. Помнил, как с друзьями поехал купаться, хотя вода в первых числах июня ещё не успела прогреться, и они схватили страшного дуба. Потом месяц на даче, показавшийся ему годом в ссылке. Помнил первые дни в пионерском лагере, как тосковал по дому и хоть в этом стыдно признаваться — по маме. Речка у лагеря была знатная: быстрая, своенравная, но тёплая с песчаными пляжами. Помнил, как дал себе зарок — переплыть её до конца их смены. А потом туман, холодное одеяло, твёрдая подушка, Эд.

— Хоть убей, не помню…

Сосед расстроился, но ненадолго:

— Вспомнишь — стопудово расскажи! А я прикинь, напоролся на вилы!

— Как?

— Да по дурости! Родичи отправили к бабке в деревню, ну мы бесились в стогу, я с разбегу прыгнул, а в сене — внутри, кто-то забыл вилы. Вот зырь! — Эд гордо задрал майку, продемонстрировав наглухо перебинтованный живот, — кровищи было море!!! Меня местный фельдшер ещё плохо обработал, пошёл гной — видел бы ты мою бабку! Она от страха чуть не преставилась! Вот теперь здесь… Две операции было… Мамку жалко — всё плачет, будто я умирать собрался.

— Немедленно спать! — внезапно рявкнула, ворвавшаяся в дверь толстая медсестра, — Вот олухи какие!!! Не спят, а у меня смена только началась! Ну, смотрите, негодяи — штаны с вас поспускаю, да к девчонкам гулять отправлю!

Угроза была нешуточная, так что оба быстро скрылись под одеялами, а через несколько минут сон взял своё.

Тихо, но как-то безнадёжно плакала женщина. Вадим проснулся. На краю кровати Эда сидела немолодая дамочка в очках с красиво вьющимися локонами коричневых волос. Даже сквозь стёкла были видны красные заплаканные глаза. Такие глаза бывают, когда плачешь, сутки напролёт — такие глаза были у бабушки после смерти деда. Рядом с женщиной стояла ночная медсестра, утешительно поглаживая её по плечу.

Вадим вспомнил разговор с новым знакомым и почему-то решил высказаться:

— Здравствуйте. Да, что вы всё убиваетесь по сыну? Ничего с ним не случится! Мы всю ночь разговаривали, он сказал, что обязательно поправится!

Женщина тут же умолкла, посмотрела, словно увидела привидение.

— Ох, и бесстыжий ты мальчишка! — отозвалась медсестра, — и как тебе наглости хватило такое говорить? Знаешь ведь, что беда у женщины, так ещё издеваешься! Ничего святого в наше время не осталось! Мальчишка ещё вчера на закате умер, а ты собираешь… Ремня бы тебе!

Мать Эда, будто сорвалась с привязи: запричитала, упала на тело сына, заплакала в полный голос.

Вадим, сражённый новостью, не знал, что и сказать:

— Не может быть… Мы разговаривали… Была поздняя ночь… Эдик сказал, что раны заживают и, что вы постоянно плачете…

Медсестра озверела:

— Побойся Бога! Ты слышишь, что несёшь?!! Заткнись! Умолкни! Спи! Как тебе не стыдно! Вот молодёжь пошла!

Мать Эда продолжала рыдать.

Совершенно запутавшись в происходящем, он отвернулся к стенке и заткнул уши, чтобы ничего не слышать.

Спустя минут двадцать плачущую увели, а ещё через десять в коридоре послышался нарастающий шум. Женщины что-то быстро щебетали, судя по интонациям — оправдывались, их периодически обрывал густой мужской бас, но женщины с ним не соглашались, продолжая щебетать. Голосов становилось больше. Они приблизились, а затем палата превратилась в ярмарочную площадь.

— Вот он! Жив, здоров! Проснулся! — громко заявила высокая, худая как селёдка медсестра, — А Зоя у нас первую смену отработала, не знала, что он клинический…

— Да, я не знала, но зато знаю, что хам он редкостный и врун порядочный! — нагло парировала толстая ночная сестра.

— Кто бы мог подумать! Взял и проснулся! Сам! — всплеснула руками маленькая пожилая врач.

— Батюшки! — вторил кто-то из толпы.

— Тишина! — рявкнул басом крупный доктор, которого буквально облепляли женщины в белых халатах.

Доктор напоминал гору, заросшую лесом или медведя. Очень большой, с сильными огромными лапами, густой бородой и смуглой кожей, полностью заросшей чёрной шерстью. Несмотря на пугающую внешность, он смотрел на Вадима добрыми небесно-голубыми глазами, сквозь стёкла очков в толстой оправе:

— Здравствуйте, молодой человек, — протянул руку, крепко пожал, — вы ещё не знаете, но вы наша местная сенсация! Такого в моей практике, признаюсь, не было. Чтобы безнадёжный пациент сам проснулся… — врач заметил, что Вадим собирается задать какой-то вопрос, но остановил его жестом, — не сейчас. Прежде всего — твоё здоровье. Твоя мама уже в пути, она приедет как раз, когда мы закончим исследование… Пойдём со мной! — оглянулся, понял, что Вадиму совершенно нечего надеть, бесцеремонно стащил халат с худой как селёдка рыжей медсестры — передал ему, — надевай и ничего не бойся, идём…

— Иди, что ты мешкаешь, — примирительно подсказала Зоя, — главврач ждать не будет!

И он пошёл.

Разве, что чуть не навернулся, когда поднялся с кровати — закружилась голова. Ноги двигались как во сне. Ватные ступни не чувствовали пола. В очередной раз, почти упав, он привлёк внимание врача:

— Ах, как же я — старый дурак, не сообразил? Давай подсоблю!

— Не надо…

— Надо, надо!

— Мне бы умыться…

— Умыться? Это можно!

— В туалете зеркала, — недостаточно тихо шепнула медсестра.

— Хм, — нахмурился врач, — потерпи сынок, сначала анализы — потом помывка!

Этот диалог имел какое-то важное значение, но Вадим никак не мог понять, какое.

В течение часа из него выкачали пол литра крови на всякие анализы, просветили всё тело в трубе, издающий страшные звуки, сделали флюрографию, взвесели, измерили, проверили глазное дно. Судя по всему, время завтрака давно миновало, но главврач отвёл его в столовую, строго приказал накрыть им стол и накормил Вадима — голодного, как никогда в жизни. По пути в палату, он еле двигался — устал. Откуда эта усталость? Ведь ничего не делал, но чувствовал себя так, словно пробежал марафонскую дистанцию. За несколько метров до двери силы закончились окончательно, чтобы не упасть он прислонился к стене. Вспотел. В глазах потемнело. Постояв с минуту, вошёл внутрь.

— Вадик!!! Вадик, это ты? Значит это правда! Ты проснулся!!! — он с трудом узнал голос матери, она стояла перед окном, из которого лился яркий свет, ослепивший его после коридорного сумрака.

Мама кинулась к нему. Аромат ландышей — её любимые духи. Крепко обняла, прижала, на секунду отстранилась, чтобы взглянуть в его лицо, снова прильнула и плакала, плакала, плакала…

— Мама, ну хватит… Перестань пожалуйста… Что ты ревёшь как маленькая?

— Я маленькая? Это ты мой малыш, если бы ты знал, как я горевала, как надеялась, как вымаливала тебя у Бога… Кровиночка ты моя… Солнышко моё!

Вадим не понял почему, но сам еле сдерживается, чтобы не заплакать: