Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

• Название: Отродье. Охота на Смерть
• Автор: Владимир Воронов
• Жанр: Фэнтези

Ещё вчера молодая армянка Арина была обычной полноватой девушкой, талантливым врачом-педиатром, но проходит совсем немного времени, и она уже вершит смертоносные заклинания, пытаясь уберечь Москву от восстания предводителя демонов и древней богини молодости, которая превратилась в старуху. Актёры второго плана: Екатерина Андреева и Константин Эрнст.

---

— Мама, ну хватит… Перестань пожалуйста… Что ты ревёшь как маленькая?

— Я маленькая? Это ты мой малыш, если бы ты знал, как я горевала, как надеялась, как вымаливала тебя у Бога… Кровиночка ты моя… Солнышко моё!

Вадим не понял почему, но сам еле сдерживается, чтобы не заплакать:

— Мама, теперь я здесь, поправился, всё будет хорошо!

Слова сына подействовали. Мама начала успокаиваться, всё ещё громко всхлипывая. Персонал больницы, посовещавшись в дверях, оставил их наедине. Сели. Мама не выпускала его рук из своих тёплых, но шершавых, натруженных ладоней. Эти рабочие ладони, он не променял бы ни на какие другие. Пусть не изнеженные, как у холеных телевизионных актрис, без маникюра, со следами от старых мозолей, но самые любимые в мире — ласковые мамины руки.

— Сынок… Боже, я даже не верю, а ведь столько раз представляла этот момент… Боялась, что не доживу…

Вадим не понимал о чём она, но хотел поддержать постаревшую маму. Видимо из-за переживаний или неприятностей на работе, она действительно сильно постарела: под глазами залегли тяжёлые мешки, шею рассекли глубокие морщины, волосы поникли — в них появилось много свежей седины.

— Мам, откуда у тебя это? — он погладил глубокий рубец на её запястье, — раньше его не было…

— Да, не было, — согласилась она. Тяжело вздохнула, — в прошлом году у отца спину прихватило, а мы на дачу машину дров заказали… Пилили вдвоём — случайно царапнула.

— Отца? Но он же ушёл от нас?

— Ушёл. А потом вернулся… Сложно всё…

— Не понимаю, зачем ты пилила дрова без меня? И мы же не заказывали в прошлом году дрова…

— Ох, сынок… — в её глазах вновь заблестели слёзы. — Заказывали, заказывали… а в позапрошлом году баню обшили вагонкой, а в поза позапрошлом у Дяди Коли с соседней улицы дом сгорел, а ещё за год до этого я хотела дачу продавать, но соседи отговорили…

— Мам тебе нехорошо?

Она улыбалась сквозь слёзы:

— Нет, сынок, мне наоборот очень-очень хорошо… Просто, тебе ещё не сказали… Ты спал пять лет…

Вадим подскочил, но чуть не упал — закружилась голова. Его будто окатили холодной водой. Хватал воздух, но не мог вдохнуть. Сел на соседнюю койку. Провёл рукой по лицу — смахнуть выступивший пот. Почувствовал, что-то острое на щеках — как будто испачкался в стекловате. Почесался — не помогло. Пришло озарение: щетина! Не может быть, ведь он ещё не бреется. Мама сказала — пять лет, значит уже бреется… Так вот почему не пустили к зеркалу… Заглянул под майку, увидел густые волосы на груди — как у отца. Раньше их не было.

Он сильно испугался:

— Мама?.. Но…

Мама подошла, обняла, погладила по волосам:

— Сынок, пусть это будет страшным сном. Кошмаром. Но ты проснулся и всё пойдёт как раньше, мы снова станем дружной весёлой семьёй.

Она улыбалась сквозь текшие сами собой слёзы.

У Вадима в голове пульсировала мысль: "Пять лет… Пять лет! ПЯТЬ ЛЕТ!".

Остаток дня их никто не тревожил.

Мама всё рассказывала и рассказывала о пропущенных им событиях, а он уплетал принесённые ей апельсины, осыпая десятками новых вопросов. Она, то плакала, то смеялась, хорошея на глазах. Ему показалось, что всего за несколько часов общения мама заметно помолодела.

Ближе к вечеру, заглянул главврач, бодро сообщив, что "анализы нашего мальчика" не хуже анализов любого другого парня, стоящего на пороге совершеннолетия. Но огорчил, пообещав отпустить Вадима домой не раньше чем через два дня.

Мама ушла очень поздно — не успела отпроситься на работе — заступала на ночную смену. Пообещала вернуться утром.

Обнимая её на прощание, он благодарно прошептал:

— Мама, ты у меня самая лучшая! Ты самая красивая. Я тебя люблю…

— И я тебя люблю больше жизни. Дорогой мой мальчик, как же я тебя люблю! — тихо ответила она.

2

На следующий день мама не пришла.

Вадиму перед сном и утром и в обед кололи неизвестные препараты, от которых он впадал в полубессознательное состояние: понимал, что делает, куда идёт, но острота ощущений притупилась настолько, что он не мог сказать: снилось ему происходящее или происходило наяву. Отсутствие мамы царапнуло что-то внутри, но быстро потеряло важность, отойдя на второй план. Ему назначили целый комплекс физиопроцедур. Велотренажёр, беговая дорожка с кардиодатчиком, плаванье. Ослабевшая мускулатура имела минимальный запас выносливости: он уставал буквально через пять минут активных нагрузок, восстанавливаясь мучительно долго. Наверное, так же чувствуют себя очень пожилые люди. Ближе к вечеру, во время пересмены сестёр, о нём неожиданно все забыли. Вадим пошёл в оранжерею — большую комнату на втором этаже с кадками старого фикуса, разросшимся плющом и тысячей горшочков с кактусами на подоконнике. Видимо действие лекарств постепенно прекращалось. Заболели уставшие ноги. Заболела голова. Захотелось закурить. Странно, ведь он не курил пять лет, за эти годы привычка должна была выветриться, но, тем не менее — курить хотелось.

Ему почудилось чьё-то присутствие. Обернулся, озираясь по сторонам — никого. Пригляделся. В тени коридора, проходящего сквозь оранжерею, определённо кто-то был. Окна закрывали ветви огромных тополей, росших в больничном дворе. Даже днём здесь было сумрачно, а вечером и подавно. Полутени смешивались с тенями. Грязные барельефы на стенах серые от пыли, как губка впитывали свет. Взгляду не за что было зацепиться, чтобы выделить из тени замершего наблюдателя. По спине побежали мурашки, он крикнул: "Кто здесь?".

Из тени вышел Эд. Такой же как ночью — бледный, седой, в белых трусах и майке:

— Привет!

Вадим испугался.

От страха расширились зрачки.

Попятился, опрокинув ногой горшок с геранью. Притупляющее действие лекарств полностью закончилось:

— Эд? Но ты ведь…

Эд грустно улыбнулся, приблизился:

— Мама опять плакала весь день. Жаль, что меня перевели в другую палату, мне нравилось лежать с тобой, а там где я теперь слишком холодно — одеяло не спасает.

Вадим побледнел. Он точно знал, что сосед умер, что его перевезли в морг, а значит перед ним… Призрак?

— Эд, не подходи! Прошу тебя, не подходи!

— Да ладно тебе, дай погреться у окна… Правда, сегодня хороший день? А у меня живот снова разболелся…

Вадим отскочил на безопасное расстояние. Бывший сосед подошёл слишком близко.

Ужас.

Покинув сумрак больничного коридора, истинная сущность Эда стала видна невооружённым взглядом. Он состоял из дыма — плотного, молочного дыма, какой бывает, если в сильный костёр бросить охапку зелёной травы. Дым излучал холодный слабый свет. Вадим мгновенно замёрз, покрылся гусиной кожей, на затылке зашевелились волосы, голос охрип:

— Эд, ты… Ты умер! Тебя ещё вчера перевезли в морг…

Сосед выглядел немного растерянным:

— Умер?.. Ах, да… Наверное… Всё так странно… Тебе не холодно? Мне очень… И мама опять плакала…

Он во все глаза смотрел на призрака. Отступать было некуда — спина упёрлась в гладкую стену. Практически перестал дышать. Страх переполнил Вадима, ещё немного и начнётся неконтролируемая паника, он жалобно прошептал:

— Эд, твоя мама плачет, потому что ты в морге. Ты умер…

— Умер… Всё случилось так быстро… Знаешь, я ведь напоролся на вилы! Прикинь! — Эд задрал майку, демонстрируя перебинтованный живот, — кто-то забыл их в стогу сена, а я прыгнул… Куда ты?

Последние слова долетели, когда он уже громко шлёпая тапками, бежал прочь из оранжереи. Возвращаться в палату не имело смысла — Эд наверняка найдёт его там. Вперёд — подальше отсюда. Он метнулся к лестнице на третий этаж. Пустынно. Почему в больнице так тихо? Где все врачи и медсёстры?

Вперёд. Третий этаж ничем не отличался от второго. Страх подгонял ноющие ноги. Он обернулся, чтобы убедиться — погони нет. Неожиданно в глазах потемнело, вакуум вместо воздуха, зима вместо лета. Реальный мир исчез. Заложило уши. Лёгкие отозвались болью, как будто он захлебнулся. Вадим споткнулся — упал, растянулся на бетонном полу, пролетел ещё с полметра.

— Ну и молодёжь пошла: несутся, под ноги не смотрят! Так и убиться недолго, — скрипучее ворчание пожилой женщины сопровождалось шарканьем ног и тихим постукиванием клюки.

Вадим обернулся. Обомлел. По коридору медленно шла скрюченная ревматизмом старушка. Старая шерстяная кофта, седые волосы из-под платка, растянутые рейтузы. Бабушка была белой как мел — как Эд… Вся из густого непрозрачного дыма.

Он прошёл сквозь неё.

"О, Боже…" — прошептал Вадим и заскулил от страха. Прикусил нижнюю губу. Во рту появился солёный вкус. Вскочил, перекрестился, побежал дальше, про себя повторяя слова старенькой молитвы "Отче наш". Коридор поворачивал налево. Он свернул, влетев в крошечный тупик с единственной закрытой дверью и низкой скамейкой для посетителей. На скамейке сидел сорокалетний пузатый мужчина. Он подмигнул, провёл рукой по лысой голове: