В Эрн - Борьба за логос (Опыты философские и критические)

• Название: Борьба за логос (Опыты философские и критические)
• Автор: В Эрн
• Жанр: Философия

---

Если бы кантианство обладало философской искренностью, оно должно было бы давно объявить, что мысль человеческая принципиально несвободна, никакой автономией не обладает и всякие разговоры о мнимой свободе мысли есть uberwundener Standpunkt .

Когда Шопенгауэр признал за мыслью свободную силу коренного прозрения, то это была громадная (хотя и гениальная) непоследовательность, совершенно разрушившая самые основы теории познания Канта. Эта сила коренного прозрения предполагает ту метафизическую свободу мысли, которая абсолютно недопустима с точки зрения кантовской философии, ибо метафизическая свобода мысли может обозначать только то, что не все содержание сознания феноменально, что внутренний опыт в своих корнях ноуменален.

Итак, редакция "Логоса" не могла говорить о свободе человеческой мысли, т.е. о свободе той мысли, которая дана во внутреннем опыте людей - одним из созданий которой является философия. О какой же другой мысли могла говорить редакция "Логоса"? О мысли "трансцендентальной"? О той мысли, которая никем не переживается (ибо всякое переживание феноменалистично), которая ни одному человеку не дана (но ведь составители "Логоса" люди - значит, и им трансцендентальная мысль не дана, т.е. неизвестна) и о которой поэтому на человеческом языке нельзя сказать ничего (а ведь редакция "Логоса" хочет говорить все же на языке человеческом)?

Но допустим нелепость. Допустим, что понятие такой трансцендентальной, никем не переживаемой, никому не данной меонической мысли - возможно. Чему поможет это допущение?

Пусть эта мифическая трансцендентальная мысль свободна. Какое дело до этой свободы нам, людям? Как может наша человеческая философия, напр. немецкая или русская, быть свободной или несвободной, если человеческая мысль по существу никогда не может быть трансцендентальной? Если "трансцендентальная мысль", становясь достоянием человеческого мозга, перестает быть чистой и, так оказать, "пачкается" оттого, что ее мыслит человек, то трансцендентальная мысль трансцендентна сознанию и человек принципиально не может стать обладателем трансцендентальной мысли, т.е., значит, никогда не может обладать реальной и не словесной свободой мысли.

И раз проникновение "трансцендентальной мысли" невозможно ни в один человеческий мозг, почему же делать какое-то особое исключение для русской мысли, почему "мрачную деспотию завистливых рабов" не распространять на всю философскую мысль, и на немецкую, и на античную?

Если русская мысль несвободна только потому, что несвободна всякая человеческая мысль, на каких основаниях редакция "Логоса" бросает обвинения в несвободе как специфическую особенность именно русской мысли? Раз мысль несвободна у всех и лишена автономии принципиально, тогда в категорию завистливых и озлобленных рабов должны, конечно, лопасть и все участники "Логоса", но тогда какой смысл во всем предприятии?

Совсем иное понимание свободы мысли вытекает из восточного понятия о L?goj'е. Здесь мысль человеческая признается истинно свободной, подлинно автономной, ибо мысль человеческая, поскольку она логична, т.е. поскольку она освобождается от порабощенности ассоциациями и от мнимой логичности ratio (это освобождение необычайно трудно и требует напряженного восхождения) - в существе своем божественна. Чтобы достигнуть божественного ядра мысли, нужна напряженность мышления. Не всякая мысль божественна, но всякий имеет потенцию божественной мысли. Мысль свободна отрицательно в стремлении к божественному своему ядру, в постоянном недовольстве всем данным и неосмысленным. Мысль свободна и положительна, когда, достигнув высот, начинает парить в напряженности актуального созерцания. Эта свобода мысли уже абсолютна, ибо здесь мысль становится ноуменальной, извечно рожденной и навеки негибнущей; natura creata non creans остается внизу, и мысль сознает себя живой творческой частью великой natura creata creans .

Мысль, поскольку она логична, тонична, т.е. напряженна, активна. В своей напряженности достигая L?goj'а, она находит в себе ту положительную свободу, которая принадлежит ей по существу как ноумену, как - живой части Сущего, как "вещи в себе".

Только с этой точки зрения можно признать действительную свободу человеческой мысли, и только с этой точки зрения может быть обосновано самостоятельное и царственное существование философии как "безусловно независимой и в себе уверенной деятельности человеческого ума" (В.Соловьев). Рационализм же, принципиально отнимающий у мысли всякую свободу, этим самым принципиально низводит философию на степень служанки, "ancillae" - и навсегда отнимает у мысли самую возможность безусловно независимой деятельности.

Редакция "Логоса" с наивностью смешивает две абсолютно различные вещи: освобожденность мысли от всякого содержания (что означает смерть мысли, т.е. свободу от мысли) и свободную силу мысли одолевать и усвоять себе какое бы то ни было содержание.

Оригинальных представителей мысли, стремящейся к освобождению от всякого содержания, мы в России действительно не находим. Мы уже говорили об этой черте. Если редакция "Логоса" считает это отсутствием свободной и автономной мысли в России, то это показывает, как догматична и узка точка зрения нового журнала и как мало он сознает истинный смысл своих собственных воззрений.

Русская философская мысль, проникнутая логизмом, всегда сознавала существенную свою свободу и никогда не нуждалась в том, чтобы ее кто-нибудь "освобождал". Уже первый русский философ Сковорода прекрасно понимал существенную метафизическую свободу мысли и в духе восточного учения о L?goj'е, обосновывающего эту свободу, говорил:

"Всякая мысль подло, как змия, по земле ползет; но есть в ней око голубицы, взирающее выше вод потопных на прекрасную ипостась истины", т.е., другими словами, внутреннее око мысли сквозь призрачную феноменальность жизни свободно умеет прозреть "прекрасную ипостась" истинно Сущего (объясняю, следуя самому Сковороде).

Только тот, кто освобождается из рационалистического миража и ощущает в себе in actu "око голубицы", т.е. "логизм" - только тот может с философским правом без пустого бренчания словами говорить о существенной свободе мысли. Вне понятия о L?goj'е свобода мысли немыслима. Всякие разговоры о свободе мысли в пределах рационалистического мировоззрения - есть только игра словами.

IV

Редакция "Логоса" скорбит, что в России нет "философской традиции", и вместе с миссией освобождения русской философской мысли она хочет возложить на себя миссию создания в России прочной "философской традиции". Задача почтенная; только как ее понимать?

Что такое философская традиция? не есть ли это сontradictio in adjecto ? Только что редакция "Логоса" говорила торжественно о безусловной свободе философской мысли, и теперь вдруг традиция! Какая же это свобода, если мысль начинающего философа, вместо того чтобы быть безусловно свободной, вместо того чтобы ко всему подойти самой, будет двигаться в тех или иных направлениях, предопределенных традицией? Если традиция есть действительная традиция, т.е. если она что-нибудь начинающему философу действительно передает, то это переданное не есть уже собственное приобретение философа и, значит, в этом переданном его мысль индивидуально не свободна. Значит, тогда традиция и свобода мысли - враги, ибо сила традиции и сила свободной мысли находятся в отношении обратно пропорциональном. Чем больше первой, тем меньше второй, и чем больше второй, тем меньше первой. Из этого парадокса выход только один. Для того чтобы, воспринимая переданное, т.е. подчиняясь культурной традиции, философ оставался индивидуально свободным (а вне индивидуальной свободы свобода немыслима), для этого необходимо, чтобы была свобода социальная, т.е. чтобы был - метафизически был - свободный носитель культурной или философской традиции - социальный индивидуум, органическим членом которого являлась бы отдельная личность, в данном случае личность философа. Свобода социального индивидуума, не только воспринимающего достижения отдельных своих членов - человеческих личностей, но и хранящего их в живом "внутреннем" виде и тем сохраняющего их от омертвения - только эта свобода метафизически обусловливает возможность преемственного культурного творчества с сохранением индивидуальной свободы.

Философская традиция при таком понимании является не внешне, а внутренне данным. Результаты преемственных достижений философ находит не вне, не в книгах, не в школьном преподавании, а в себе, в метафизической глуби своего существа, и школа, книги, все внешнее является только поводом для осознания этой глуби, и без нее оставались бы абсолютно непонятными и не могущими быть воспринятыми.

Этот социальный индивидуум, живущий в тайниках истории (а история истекает из таинственных глубей природной жизни), есть природа как Сущее, т.е. та natura creata creans, которая является творческим центром космической жизни. Но этот же социальный и космический индивидуум в своем последнем внутреннем определении есть Церковь, которая свыше рождается в недрах космической жизни и, воинствуя, становится вторым, организующим и творящим новое, центром Вселенной.