Лев Кассиль - Вратарь Республики

• Название: Вратарь Республики
• Автор: Лев Кассиль
• Жанр: Современная проза

Роман «Вратарь Республики» Льва Абрамовича Кассиля — одно из самых первых в нашей художественной литературе и наиболее популярных произведений на спортивную тему.

Написанный в 1938 году, роман издавался и в СССР, и в ряде зарубежных стран. По нему поставлен известный кинофильм «Вратарь».

В книге не только увлекательно рассказывается о славе и мастерстве советских спортсменов, но и дается широкая своеобразная картина жизни, исканий и дум молодого поколения в первые два десятилетия Октябрьской революции. Многое из того, о чем говорится в романе (связь труда и спорта, быт опытной молодежной рабочей коммуны, вопросы дружбы, товарищества, коллективизма), перекликается с рядом моментов сегодняшней жизни нашей молодежи.

Для настоящего издания автор подготовил новую редакцию, адресованную школьникам средних и старших классов.

---

— Тося, — прошептал Карасик, — можно вас поцеловать?

— Не надо, Женя.

— Я вас сейчас поцелую, — сказал Женя решительнее.

— Не надо лучше…

— Почему не надо?

— Так… зачем…

— Нет, я все-таки поцелую, — упрямо сказал Карасик.

Он осторожно коснулся губами ее щеки. Щека была такая нежная, такая беспомощная, что страшно было нечаянно сделать ей больно. У Карасика перехватило горло от восторженной жалости.

— Тося, вы не рассердились? — спросил он.

— Нет.

— Ни капельки?

— Ни капельки…

И вдруг она резко повернулась к нему. Карасик почувствовал, как Тосина рука обхватила его шею, и понял, что его целуют. Но Тося сейчас же откинулась назад и так замотала головой, что концы тяжелых ее кос разлетелись в стороны.

— Я нехорошая, Женя… — зашептала она. — Я очень плохая, Женечка, я скоро замуж выйду. За Василевича.

За Василевича? Нэпач, владелец кондитерской. Человек с голыми сизыми надбровьями, хрящеватый весь, с тяжелым прикусом длинного рта.

— За пирожное? — шепотом спросил Карасик, разом отодвигаясь.

— Ну, так за пирожное…

— Но ведь ваш папа…

— Подумаешь, папа! — злобно перебила его Тося. — Спекулянт он, мой папа, вместе с Василевичем. Женечка, это очень гадко!.. — бормотала она, плача, тесно прижимаясь к Карасику. — Вы меня не будете презирать? Поймите, ведь это только так, для устройства… А так мы будем с вами. Вы ведь будете ко мне приходить? Только вы, пожалуйста, без Антона. Чего вы нашли в нем такого, не понимаю.

— А вы сами? — поразился Карасик.

— Я? Ничуть! Это папа его просил попридержать. Он через него провизионку получил, провоз на пароходе… Ему Антон свою отдал…

— Придержать?! — с ужасом чуть не закричал Карасик.

— Ну, обиделся уже за друга, сентиментальности какие! Вы ужасный мальчишка все-таки, Женечка, вы поймите, у вас душа хорошая… Ну что вы на меня так уставились?

— Эх, Тося, противно даже! — тихо сказал Карасик, отодвигаясь, и его всего передернуло.

…Женя шел по опустевшей улице Республики. Было тихо. Небо было ясное и светлое. Резким колючим силуэтом были вырезаны на нем готические шпили консерватории. Карасику прежде очень нравилось это здание, похожее на средневековый замок, у которого он поджидал принцессу. Сегодня фальшивая аляповатая готика раздражала Женю. Из ресторанчика, что напротив консерватории, из-за розовеющих занавесок в открытом окне доносилось: «Сшей ты мне из котика манто…» Он перешел на другую сторону, чтобы не проходить мимо вывески Василевича.

Карасик еле достучался до Антона. Антон уже спал. Он открыл дверь совершенно голый, вернулся в комнату и сел почесываясь. В комнате носился легкий запах его чистого и ладного тела.

— Ну, что такое? — сквозь зевоту спросил Антон. Карасик, глотая комки обиды, рассказал. Он скрыл лишь, что Тося говорила об Антоне. Антон сразу очухался. Он потянул штаны со стула.

— Это допускать невозможно! — заорал он. — Она не такая! Силком ее хотят. Прошло такой петрушке время. Я им всем головы пообрываю! Айда сейчас же!

Тогда Карасик рассказал все. Антон помолчал.

— Так она и сказала?

— Так и сказала.

— Ну, а ты что?

— Что ж я? Плюнул и… вот…

Антон достал со стола коробку с махрой, бумажку, свернул и закурил.

— Ну, спасибо, Женя! — И он крепко сжал плечо Карасику. — Ночуй уж у меня. Ложись к стенке, я с краю.

И Карасик лег на узкую скрипучую койку. Антон примостился сбоку. Он лежал большой, жаркий, ровно и сильно дыша. Мерно отвешивало полновесные удары его сердце. Женя слушал жизнь этого здорового тела.

— Женька! — сказал вдруг Антон, приподнимаясь. — Слушай, Женька… только откровенно. Ты с нею целовался когда?

— Целовался.

— И со мной целовалась… А мамаша-то, мамаша… Коржики… У-у, жаба!.. — И он уткнулся головой в подушку.

Глава XIV В РАЗНЫЕ КОНЦЫ

Карасик все ближе и ближе сходился с товарищами Антона. Бывать в затоне, толковать с затонскими ребятами — это скоро стало для него потребностью. И тут Карасик заметил странное обстоятельство. Раньше он шел в затон потому, что это казалось ему выполнением какого-то большого долга, без которого нельзя жить в такое серьезное время. Теперь он спешил туда, потому что ему было интересно там, интереснее, чем где бы то ни было. Дело тут было не только в Антоне. Женю влекли и восхищали эти грубоватые, крепко стоявшие друг за дружку, все очень разные и все-таки чем-то друг на друга похожие парни. Его уж давно в затоне считали своим. Никто не спрашивал у него пропуска. «Художник пришел!» — кричал сторож у ворот, возвещая о приходе Карасика. Но все-таки Женя чувствовал себя немножко гостем, пусть желанным и приятным, но тестем, а не хозяином. И в обращении с ним ребят тоже чувствовалось подчеркнутое гостеприимство. Это можно было бы устранить, надо было лишь записаться… Но Карасик не решался. Ему казалось, что он этим разжалует себя в рядовые, потеряет личную свободу. Ему хотелось быть похожим на этих затонских ребят, но оставаться все-таки не таким, особым. Объяснить бы это, вероятно, и сам Женя не мог. И поэтому Антон, не раз заводивший с ним разговоры на такую тему, ничего не понимал.

Вскоре Антон получил новое назначение. Его направляли под Астрахань вести работу среди грузчиков на низовье. Дело было почетное. Жаль только было опять расставаться с другом. Но как раз в это время Карасику предложили командировку в вуз, в Москву.

— Счастливый ты уродился, Женька! — вздыхал Антон, узнав об этом.

— Ну вот… нашел кому завидовать, — говорил Карасик, стараясь скрыть прыгавшую в нем радость.

— Нет, везет, везет тебе, Евгений! И так уже сколько всего выучил, а теперь уж вовсе образованный станешь… Ну, да ни черта. Дойдет черед и до меня.

Под Астраханью Кандидов проработал несколько лет. Потом пришел год призыва. Антон мечтал о флоте, но комплект там был заполнен. Кандидова зачислили в части пограничной охраны. Ему довелось служить в отряде, охраняющем большую пограничную станцию.

Антона тянуло в родные края — на Волгу. Отбыв срок службы, он вернулся в свой городок и снова стал работать комсоргом среди грузчиков. Он стал учиться и кончил курсы бригадиров Волгогруза. По его предложению, работа на пристанях была рационализирована. Антон был хитер на практические выдумки. И ему удалось многое сделать, чтобы облегчить и упорядочить хорошо знакомый с детства тяжелый труд грузчиков. Артели стали хорошо зарабатывать.

Старые грузчики, знавшие его отца, величали теперь Тошку Кандидова Антоном-тамадой. Молодежная артель «Чайка», в которой был бригадиром-тамадой Антон Кандидов, ставила рекорд за рекордом. Она уже второй год подряд держала переходящее знамя Волгогруза. Приезжали подзанять опыт с далеких пристаней. Пробовали переманить Антона. Но Кандидов оставался верен себе и своей «Чайке».

Глава XV «АРАПСКИЙ НОМЕР»

Сперва Карасику в Москве пришлось туго.

Когда прошли волнения первых хлопот и улеглись восторги от московской новизны, для Жени наступили дни жестокого разочарования. Его провинциальные успехи по части живописи никого здесь не удовлетворили. Во многом ему пришлось переучиваться. Он увидел, что умение его пока не выходит за пределы любительства. Когда же его призвал к ответу голос настоящего искусства, он почувствовал себя немощным и вскоре — сперва это было мучительным подозрением, но потом оно превратилось в жестокую уверенность — он понял, что художником ему не стать. Он поступил в университет на физико-математический факультет. Здесь он сперва учился с огромным увлечением, пораженный величием высшей математики, ее стройностью и таинственными умозрительными красотами. После расплывчатых, выписанных в воздухе большим пальцем деклараций искусства его потянуло к формулам точного знания, высеченным словно из твердых кристаллов. Но все-таки в душе он все время ощущал, что это еще не то, не настоящий путь, это лишь промежуточная станция. Иногда на самой интересной лекции, очнувшись и оглядывая сидящих вокруг него, он вдруг понимал, что забрел сюда случайно, что впереди его ждет что-то другое. И долгие часы просиживал он в большом зале библиотеки, полном тишины и премудрости, часами рылся на развалке у букинистов Китайгородской стены и выискивал редкие книжки, предаваясь величайшему из наслаждений — блужданию по книгам.

Теперь он с жадностью перечитывал как раз те страницы, которые в детстве они с Тошкой пропускали. Оказалось, что там-то и находились слова, объяснявшие жизнь, оказалось, что там-то и скрывалась вся мудрость, скромная, остающаяся в тени, не лезущая в глаза.

Он читал книги по истории. Теперь его интересовали не только баррикады и битвы, не только великолепные поступки, афоризмы и исторические тирады, но и заседания, но и съезды, но и цены на товары.