Иван Басаргин - Дикие пчелы

• Название: Дикие пчелы
• Автор: Иван Басаргин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4337-4

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.

Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

---

– Господи, прими мои молитвы! Внемли гласу моему, не отверни лика своего от раба твоего, мужика-страдальца! – целовал он просоленный берег.

Мимо проходил Безродный, не удержался от мести, пнул в бок Калину, прорычал:

– Недоумок! Развалился, юродивый! Комедию ставишь!

Калина вскочил и медведем бросился на Безродного, но его остановил Федька:

– Будя, тятя, не затевай драку, народ и впрямь смеется. Мы свое возьмем при случае.

– Ха-ха! Возьмете! – иронически скривил губы Безродный. – Жизнь покажет, кто и что возьмет.

На берегу моря начал расти палаточный городок. Дружно поднялся он на этой земле. Чиновники из переселенческого управления, которое образовалось здесь в 1906 году, составляли списки переселенцев, тут же выдавали из кассы причитающиеся деньги. В основном это были честные люди, подвижники. Здесь же в Веселом Яре переселенческий кооператив продавал прибывшим семена пшеницы, ржи, овощей, картофель и разную мелочевку. А вот за конями, телегами и плугами, за всем пахотным инвентарем надо было идти в Ольгу. Там была ярмарка, туда пароходы Добровольного флота завезли все – от коня с плугом до иголки с ниткой. Старожилы советовали переселенцам покупать коней местной породы. Привозные, мол, падают от гнуса и овода. Местные выносливее и не привередливы.

Терентий, Калина и Гурин пошли на ярмарку вместе. Решили купить все необходимое, ведь пахота уже на носу, придется поднимать целину. А ее поднимать много легче, пока трава не пошла в рост. Федька просил Калину купить винтовку, чтобы сразу заняться охотой. Но отец наотрез отказал:

– Тайга не про нас. Мы люди от земли, от сохи – тем и жить будем.

Почти день протопали мужики до Ольги. Ночь прокоротав на берегу моря, у костра, утром пошли на ярмарку. А здесь уже шум и толкотня. Здесь два дурака: один продает, второй покупает – кто у кого выдавит лишнюю копейку. У коновязей кони – выбирай любого. Практичный Калина приметил пуза сук; кобылу с лошонком. Вырастет лошонок, будет конем, а кобыла к тому временя еще одного принесет. Вот он и закрутился около кобылицы. Но мордастый пермяк из старожилов уперся и не продает кобылицу с лошонком меньше чем за полста рублей. Рушились дивные мечты. Из рук уходил будущий конезавод Калины Козина. Подходил к этой кобылице и Терентий, но Калина так на него рыкнул, что тот попятился:

– Аль не видишь, что я веду торг, а ты палку в колеса.

– Торгуй, торгуй, но не пугай так меня, я ить пужаный. Еще родимчик почнет бить. Найду себе других. Вона, море коней.

– Не хочешь за полста, тогда катись к едреной бабушке! – орал пермяк. – Не отгоняй от меня купцов! Кобыла что пароход, одна плуг потянет. Зубов нету? У тебя тожить нету, да ты жив. Она и без зубов уже десять лет похрумкивает овес, только подавай.

– Ты меня с конем не равняй. Я помусолил во рту – и в живот. А ей овес надыть жевать.

– А отчего не сравнять? Здесь житуха не хлеб с маслом. Рядом с чалой сам припрягешься и почнешь целину подымать, ежли жить хошь.

Купил Калина кобылицу с лошонком. Сбросил-таки пермяк пятерку, сказал:

– Пошли обмоем покупку-то. По целковому просадим на радостях, ты купил – я продал.

– Для ча же обмывать-то? Э, нет, деньга мне нужна и пренужна.

– Но ить так у нас заведено, чтобыть всякую покупку оросить спиртным. А то ить кобылица-то может зауросить.

– Нет. Ты из меня деньгу не тяни. Иди, коли хошь, обмывай, – отрезал Калина и пошел покупать телегу, плуг, борону. Все купил с малым торгом. Радостный, готовился к отъезду в Веселый Яр. Знал, с каким нетерпением ждали его свои. Но вот на муку денег пожалел. Решил, что до лебеды уже недалеко, проживут на зеленке. Всего лишь два мешка купил. Да и то самого крупного помола та мука была. Мужик от черного хлеба силен, а не от белого. Белый будет потом.

– Зря ты мало едомы берешь. Целину поднимать – сила нужна, – сказал Терентий.

– Сдюжим. Самим поболе, детям помене. Лебеда – тоже еда. Денег жалко. Еще пригодятся.

Здесь же толкался Безродный. Он ничего не покупал. Сверлил людей глазами, злился, будто кого-то искал. Но вот на ярмарку пригарцевал на поджаром арабе мужик. Из богатых, видно. Это был Иван Пятышин. Он недавно взял подряд на заготовку леса, поставил паровую лесопилку в тайге, чтобы готовить тес и плахи для города. Купил араба у пропившегося купца за бесценок. Завернул на ярмарку, чтобы пропустить стопарик спирта. Легко спрыгнул на землю. Любил Иван Пятышин иногда поиграть на людях. Но люди любили его и многое прощали ему. При беде, кроме как к Ивану, некуда и податься. Безродный догнал Пятышина, тронул за рукав, спросил:

– Эй, купец, не продашь ли коня?

– Могу продать, сотня серебром – и катись!

– Куплен!

Мужики ахнули и загомонили.

– Ну! Да ты, видно, с деньгой, дядя! Не рядимшись и купил.

– В своем кармане считай! – огрызнулся Безродный. – А потом я знаю толк в конях. За дерьмо деньги не платил бы.

Безродный отсчитал сто рублей серебром, подошел к жеребцу, хлопнул ладонью по холке, вскочил в седло и лихо послал его с места. Проскакал из конца в конец Ольги, вернулся. Спрыгнул с коня. Подошел к хозяину. Сказал:

– Ладный конь. Дых поставлен, ход мягкий. Спасибо! Айда в кабак, угощаю!

– Не откажусь.

Выпили по стакану разведенного спирта. Разговорились. Безродный спросил:

– Как здесь люд? На чем ты живешь?

– Я-то на чо? Я честный купец. Дороги строю, лес рублю. Свой люд поднимаю.

– А сам-то в барыше ли?

– Какой у меня барыш. Чаще в прогаре. Концы с концами едва свожу. Как не помочь людям. Для ча все это? Чтобы приживались к этой земле, крепли.

– Ишь, благодетель. А люди-то помнят ли твои дела?

– А счас проверим, помнят ли. Вона стоит у стойки Вериней Астафуров. Он с голодухи пух после наводнения, я взял его строить дорогу, ожил, теперь пошел в люди. Не сказать, что в силе он, но уже окреп. Эй, Вериней! Подь сюда!

– А, Иван Андреич. Я перед тобой. Что прикажешь, мил человек?

– А ну сымай рубаху. Понимаешь, хочется еще выпить, но деньгу всю пораздал рабочим. Заложим, а ты походишь пока в зипуне.

– Ха-ха-ха! Да за-ради тебя и портки заложу кабатчику. Счас мы деньгу на выпивку добудем. Глафир, а Глафир, гля на мою рубаху, – подозвал Вериней кабатчика, – сколько дашь нам спиртного под залог?

– Да рубль дам.

– А за портки?… Ить они суконные, не халам-балам.

– За порты дам пятерку. Скидавай. Васька, купцам водки и пива. Живо, чего ты там закопался, стервец! – закричал кабатчик на сына.

Вериней снял рубашку, штаны, отдал под залог кабатчику, остался в одних холщовых подштанниках.

– Пьем. С тобой, Андреич, я хошь в ад, хошь в рай. Только ба сподручнее в рай.

В кабаке хохот. Пьяные разговоры. Но Безродный трезв. Его одним стаканом водки не споишь. Видит, как любовно все посматривают на Пятышина. Все готовы снять последнюю рубашку и выручить его.

– И такое было. Однова прогорел я на мостах. Платить нечем плотникам. Так что они сделали? Собрались и сказали: мы, мол, подождем ту деньгу. Ты уж не печалься, Андреич. Мало того, так пустили шапку по кругу и собрали деньги, чтобы я расплатился с рабочими. Здесь так: ежли ты мил мужикам, то они исподние штаны отдадут за-ради тебя. Что думаешь делать-то?

– Торговлю думаю заводить.

– В тайге у нас торговать туго. Тут надо без обмана и разных вывертов. Ну, я пошел. Глафир, отдай Веринею рубашку и штаны. Вот тебе расчет. Несподручно русскому человеку в одних подштанниках ходить на людях. Прощевайте!

Безродный вышел из кабака и тут же столкнулся с Цыганом.

– Где тебя леший носит? Жду не дождусь!

– Где носил, там уже меня нету. Сказ долгий.

– Что сделал? Говори!

– Все разведал, все прознал. Жить можно. Фазана много. Перо у него золотое. Здесь у меня друзья в доску. Прокутил все деньги с приставом и уездным головой. Пристав Баулин бабник и сквалыга. За деньги в огонь бросится. Наш в доску! Но остался я сир и гол. Дай десятку, с похмелья голова трещит.

– Купил коня и винтовку? – строго спросил Безродный.

– Как приказал. Лавку плотники рубят. Снял хатенцию – окосеешь. Море, тайга, сопки. Красотища! Бери водки, и пошли к приставу! Спрыснем нашу встречу. Он тоже сидит без гроша и ждет тебя как бога. Но только при нем не называй меня Цыганом, а полным именем – Григорий Севастьяныч.

– Вот что, Севастьяныч, заруби себе на носу, что ты для меня навеки Цыган. Ты мой раб до последнего вздоха! Понял? И с каких это пор рабы начинают посылать хозяина брать водку? Понял ли?

– Понял.

– Жить будешь в Ольге. Возьмем приказчика, завезем товары, он будет торговать, а ты развлекаться охотой. Без моего ведома и пальцем не пошевелишь. Неси водку, пошли к приставу. Он здесь хозяин, а к хозяину надо приходить с низким поклоном, – приказал Цыгану Безродный.

Долго пили новоиспеченные друзья. Баулин поведал Безродному о здешнем житье-бытье, про искателей.

– Зачем мне все это рассказываете? Ведь я честный купец. Буду тихо и мирно заниматься торговлишкой, то да се.