Абрам Вольф - В чужой стране

• Название: В чужой стране
• Автор: Абрам Вольф
• Издательство: Саратовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1962

Эта повесть о людях и боевых делах русской партизанской бригады «За Родину», сражавшейся в годы Великой Отечественной войны на территории Бельгии, написана на основе многочисленных документов штаба, а также дневников, писем, воспоминаний партизан — героев этой бригады. В результате двухлетних поисков автору удалось найти более ста бойцов и командиров бригады, живущих ныне в разных концах страны. Большую помощь в освещении истории партизанского движения в Бельгии оказали участники Сопротивления, бывшие бойцы бельгийской партизанской армии, вместе с которой действовала бригада.

---

— Еще раз решили попробовать? Держитесь твердо, никаких разговоров о сдаче оружия!

Пока Тягунов мчался в машине по узким, обледеневшим улицам Брюсселя, в батальоне разыгрывались бурные события. Отряд бельгийских жандармов, разоружив стоявшего у входа часового, ворвался в здание, которое занимал батальон. Партизаны, услышав шум, высыпали в вестибюль, стали стеною против жандармов, загородили дорогу в помещения первого этажа и на лестницу, которая вела наверх, к складу оружия. Из толпы жандармов, занявших половину большого вестибюля (часть отряда оставалась на улице), вышел майор. Выхватив из кобуры пистолет, он угрожающе крикнул:

— Прочь! Дорогу!

— Стой! Назад! — крикнул кто-то из партизан и тоже выхватил пистолет.

Неизвестно, чем бы все кончилось, не появись в эту минуту начальник штаба батальона Комаров.

— Товарищи, спокойно! Убрать пистолеты! — Комаров подошел к жандармскому офицеру. — Прошу вас немедленно вывести своих людей из здания, занимаемого русским батальоном.

— Вы должны немедленно сдать оружие! Я имею приказ…

— Господин майор, уберите жандармов. Пока вы не уберете жандармов…

— Но я их не для того сюда привел, чтобы убирать, черт возьми! — выкрикнул жандарм.

— Еще раз прошу вас немедленно оставить помещение!

— А я требую немедленно сдать оружие!

Растолкав жандармов, на середину вестибюля вышел Тягунов (жандармов и партизан разделяло узкое свободное пространство). Подойдя к майору, продолжавшему яростно размахивать пистолетом, он спокойно, негромким, но твердым голосом сказал:

— Я — командир батальона. Вы ко мне? Прошу пройти в мой кабинет!

Спокойный и властный тон Тягунова подействовал на майора.

— Хорошо, идемте. — Майор спрятал пистолет и последовал за Тягуновым на второй этаж. Жандармы и партизаны остались стоять в прежнем положении.

Когда они вошли в кабинет и майор сел в предложенное ему кресло, Тягунов сказал:

— В таких случаях горячиться опасно, господин майор. Вы имеете дело с русскими, с представителями союзной армии. Если произойдет неприятный инцидент, то в ответе будете вы. Да, вы, а не те, кто послал вас…

— Но я получил приказ!

— Но его не получили мы! Вам придется обратиться в Советскую военную миссию. Мы можем поехать туда вместе. Моя машина стоит у подъезда.

— Пожалуй, я поеду… — согласился майор. — Да, так будет лучше!

Шукшин не сразу принял жандарма. Майору пришлось посидеть в приемной минут сорок. Он заметно остыл, присмирел. Наконец, секретарь сказал ему, что он может войти к начальнику.

Как только он вошел в кабинет, Шукшин, стоявший за столом, резко спросил:

— В чем дело? Что вам угодно?

Строгий взгляд советского подполковника (Шукшин носил теперь военную форму) заставил жандарма остановиться у двери, вытянуться в струнку.

— Я имею приказ разоружить… имею приказ принять оружие от партизан…

— От каких партизан? Вы имеете право разговаривать об этом только с бельгийскими партизанами. Вы начальник бельгийской жандармерии… Что же касается русского батальона, то вопрос о сдаче им оружия могут решать только представители Советского правительства.

— Но мне приказано…

— Я еще раз повторяю вам, что решать такие вопросы не входит в компетенцию жандармов. Вы взяли на себя ответственность за серьезный дипломатический конфликт!

— Но я исполнитель, господин полковник… Я сейчас же прикажу моим жандармам оставить…

— Вот телефон, звоните!

Майор передал приказ жандармам оставить помещение русского батальона.

— Это не моя вина, клянусь вам, — оправдывался он, повесив трубку. — Нам приказывают! Приказывают!

— Не смею задерживать, господин майор! Будьте здоровы!

Шукшин, оставшись один, подумал: «Пожалуй, они не посмеют… Хотели взять на испуг. Но лучше бы батальону уйти из Брюсселя. Да, обстановка…»

Вошел секретарь, доложил, что прибыл русский партизан Марченко. Приехал из Льежа.

— Марченко? Какой Марченко? Неужели… — Шукшин бросился к двери, с силой распахнул ее. Перед ним стоял пожилой, изможденный, сильно ссутулившийся человек. Нет, Шукшин этого человека не знает. «Однофамилец»…

— Проходите, товарищ.

— Константин Дмитриевич… — хриплым, каким-то свистящим голосом проговорил партизан, уставившись на Шукшина. — Это же я, Марченко, Яков…

Шукшин вздрогнул, выпрямился, всмотрелся в лицо.

— Марченко… Так что же ты стоишь? Проходи, проходи!

Он усадил его на диван, сел рядом.

— Где же ты был, Яков? Мы ведь считали тебя… считали, что ты погиб… — Шукшин продолжал всматриваться в лицо партизана. Он узнавал его и не узнавал. — Курить хочешь? Вот сигареты, кури… Что же ты молчишь, Яков?

— Трудно рассказывать, Константин Дмитриевич, сердце слабое стало… Что так глядите на меня? Узнать не можете? — губы Марченко скривила усмешка. — Разделали меня здорово. В гестапо — мастера… А забить до смерти все-таки не сумели. Только не человек я уже, дядя Костя…

— Постой, ты же голоден, наверное? Может быть, пойдем пообедаем?

— Нет, есть не хочу. Если выпить чего найдется, — выпью.

Шукшин вызвал секретаря, приказал принести вина. Марченко налил себе полный стакан, выпил с жадностью, не отрываясь. Поставив пустой стакан на стол, вытер тыльной стороной ладони рот, вздохнул. Секунду подумав, налил стакан снова и так же молча с жадностью выпил. Потом сел на диван, закурил и начал рассказывать.

… Выполнив задание, группа ночью подошла к Опутре.

Марченко надо было зайти в село, передать связной, чтобы она утром нашла Жефа и прислала в отряд. Браток и Зуев тоже решили войти в село: они сильно проголодались, а у связной, наверное, найдется поесть. Стояла глубокая тишина, в селе — ни огонька; ничего не предвещало опасности. Марченко, минуту поколебавшись, согласился.

Немного отдохнув и подкрепившись в доме бельгийки, партизаны поднялись, чтобы снова отправиться в путь. Нотолько Марченко взялся за дверь, внизу (связная жила на втором этаже каменного дома, внизу которого помещалось кафе) раздался громкий стук. Марченко метнулся к окну, откинул штору. Под окнами стояли солдаты. Свет луны поблескивал на стволах винтовок. А внизу барабанили все сильнее. Под ударами прикладов трещали доски.

— Браток, гранату! — быстрым шепотом сказал Марченко. — Я открою дверь…

— Есть! — Браток выхватил гранату, приготовился. Он с первого слова понял Марченко: как только тот откроет дверь, надо тотчас кинуть гранату. Всех одной гранатой не прикончишь, но ошеломить наверняка удастся.

Марченко сошел вниз, повернул ключ и, рывком распахнув дверь, отскочил к стене. В ту же секунду Браток кинул гранату. Но взрыва не последовало, граната не разорвалась. Гитлеровцы бросились на лестницу. Браток и Зуев в схватке были убиты, а Марченко удалось вырваться во двор. Отстреливаясь, он кинулся к изгороди. Однако гитлеровцы уже успели оцепить весь двор. В перестрелке Марченко убил четырех гитлеровцев. Его схватили, когда он, весь израненный, потерял сознание.

Матроса отвезли в Льеж, поместили в тюремную больницу. Когда раны немного затянулись, гестаповцы начали допросы, рассчитывая через Марченко найти дорогу к партизанам. Его били плетьми, запускали под ногти иголки, пропускали через тело электрический ток. Ему выбили все зубы, сломали челюсть, переломали ребра. Но Марченко не сказал ни слова.

Расстрелять матроса не успели: перед отступлением фашистских войск в тюрьму ворвались бельгийские партизаны. Марченко едва живого увезли в горы. Надежд на выздоровление было мало, но бельгийцы выходили русского друга. И вот он, Яков Марченко, пришел к Шукшину…

— Когда мы уходили на задание, Трефилов нам еще сказал: будьте осторожней, помните, что нам дано ошибаться только раз — второй уже не придется…

— Да, он предупредил. А мы все-таки зашли. Нельзя нам было заходить в село! Кругом же шли облавы…

Шукшин слушал молча, сокрушенно покачивая головой.

— Таких людей потеряли! Браток, Браток… — Шукшин вздохнул. — А с Зуевым мы вместе из плена бежали… Хороший был человек! Да, Яков, обидно. Мы вот с тобой уедем, а им лежать тут…

Марченко сжал лицо ладонями, зарыдал. Шукшин испуганно метнулся к нему, обнял за плечи, прижал к себе.

— Не надо, Яша, прости меня… Ну, хватит, не надо!

Марченко оттолкнул Шукшина, подошел к столу, вылил в стакан остатки вина. Рука его дрожала, стакан стучал о зубы.

Зазвонил телефон. Шукшин провел ладонью по глазам, машинально взял трубку. Звонила Гертруда.

— Я в Брюсселе, Констан. Через пятнадцать минут буду в миссии. Вы сможете поехать со мной к Луизе? Ее сегодня выписывают.

— Хорошо, Герта, я жду тебя. — Шукшин положил трубку, посмотрел на громадные черные часы, стоявшие в углу на тумбе.