Генри Каттнер - Призрак

• Название: Призрак
• Автор: Генри Каттнер
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Вы имеете в виду индуцированное безумие? - спросил Крокетт, и Форд утвердительно кивнул.

- Точнее, индуцированную фазу психической болезни. Интеграторы не могут скопировать схему болезни, они на это не способны. Если взять чистый фонодиск и сыграть какую-нибудь мелодию, она запишется и получится пластинка, много раз повторяющая произведение. Некоторые способности интеграторов представляли собой как бы незаписанные пластинки, их непонятные таланты - производное совершенной настройки мыслящего устройства. Воля машин не играет тут никакой роли. Сверхъестественно чувствительные интеграторы записали психическую модель какого-то мозга и теперь воспроизводят ее. Точнее, модель психики Бронсона.

- То есть, - вставил Крокетт, - машины рехнулись.

- Нет. Безумие связано с сознанием личности, а интеграторы лишь записывают и воспроизводят. Именно потому шестеро операторов покинули станцию.

- Хорошо, - сказал Крокетт. - Я последую их примеру, прежде чем свихнусь. Это довольно... мерзко.

- Как это ощущается?

- Я бы покончил с собой, не требуй это таких усилий, - коротко ответил ирландец.

Форд вынул блокнот для шифрованных записей и повернул ручку.

- У меня здесь история болезни Бронсона. Вы когда-нибудь слышали о типах психических болезней?

- Очень мало. В свое время я знал Бронсона. Порой он бывал исключительно угрюм, но потом вновь становился душой общества.

- Он говорил о самоубийстве?

- При мне - никогда.

Форд кивнул.

- Если бы говорил, никогда бы его не совершил. Его случай - это маниакальная депрессия: глубокая подавленность после периодов оживления. В начальный период развития психиатрии больных делили на параноиков и шизофреников, но такое деление себя не оправдывало. Невозможно провести линию раздела, поскольку эти типы взаимно проникают друг в друга. Ныне мы выделяем маниакальную депрессию и шизофрению. Шизофрению вылечить невозможно, остальные психозы - можно. Вы, мистер Крокетт, маниакально-депрессивный тип, которым легко управлять.

- Да? Но это не значит, что я сумасшедший?

Форд широко улыбнулся.

- Скажете тоже! Как и все мы, вы имеете некоторые определенные склонности, и, если бы когда-нибудь сошли с ума, это была бы маниакальная депрессия. Я, например, стал бы шизофреником, поскольку представляю шизоидный тип. Этот тип часто встречается среди психологов и объясняется комплексом компенсационной общественной ориентации.

- Вы хотите сказать...

Доктор продолжал: в том, что он объяснял все это Крокетту, явно была какая-то цель. Полное понимание - часть лечения.

- Представим это таким образом. Депрессивные маньяки - случаи довольно простые и колеблются между состояниями оживления и депрессии. Амплитуда колебаний велика по-сравнению с ровными и быстрыми рывками шизоидного типа. Периоды растягиваются на дни, недели, даже месяцы. Когда у маниакально-депрессивного типа наступает ухудшение, график его плохой фазы имеет вид кривой, идущей вниз. Это одно. Он сидит и не делает ничего, чувствуя себя несчастнейшим человеком в мире, порой до того несчастным, что это даже начинает ему нравиться. И только когда кривая начинает ползти вверх, его состояние меняется с пассивного на активное. Вот тут он начинает ломать стулья, и требуется смирительная рубашка.

Крокетт явно заинтересовался. В силу вполне естественных причин он прилагал выводы Форда к себе.

- Иначе обстоит дело с шизоидным типом, - продолжал Форд. - Тут ничего предсказать нельзя. Может произойти все что угодно. Это может быть раздвоение личности, навязчивая идея материнства или различные комплексы: Эдипов, возврат в детство, мания преследования, комплекс величия варианты не ограничены. Шизоидный тип неизлечим, но для депрессивного маньяка спасение, к счастью, возможно. Наш здешний призрак - именно депрессивный маньяк.

Со щек ирландца сбежал румянец.

- Начинаю понимать.

Форд кивнул.

- Бронсон сошел с ума здесь. Он покончил с собой, когда его депрессия оказалась в нижней точке кривой, став невыносимой, и это извержение разума, чистая концентрация безумия Бронсона оставила свой след на радиоатомных мозгах интеграторов. Помните фонодиск? Электрические импульсы их мозгов непрерывно излучают эту запись - состояние глубочайшей депрессии, а интеграторы настолько мощны, что каждый, находящийся на станции, принимает излучение.

Крокетт сглотнул и допил остывший кофе.

- Боже мой! Это просто... кошмар!

- Это призрак, - сказал Форд. - Идеально логичный призрак, неизбежный результат действия сверхчувствительной мыслящей машины. А интеграторы невозможно лечить от профессиональной болезни.

Помрачневший Крокетт затянулся сигаретой.

- Вы убедили меня в одном, доктор. Я уеду отсюда.

Форд помахал рукой.

- Если моя теория верна, лекарство есть - все та же индукция.

- Что?

- Бронсон мог выздороветь, если бы вовремя начали лечение. Есть терапевтические средства. Здесь, - Форд положил руку на блокнот, - записан полный образ психики Бронсона. Я нашел больного, тоже страдающего от маниакально-депрессивного психоза и являющегося почти копией Бронсона весьма похожи и история болезни, и характер. Неисправный магнит можно вылечить размагничиванием.

- А пока, - буркнул Крокетт, снова впадая в болезненное состояние, нам предстоит иметь дело с призраком.

Как бы то ни было, Форд заинтересовал его своими странными теориями лечения. Смелое принятие фантастической версии - ее доказательство! влекло к себе грузного ирландца. В крови Крокетта вскипело наследство его кельтских предков - мистицизм, удерживаемый железной выдержкой. В последнее время атмосфера станции была для него невыносимой, теперь же...

Станция была полностью автоматизирована, и для работы на ней хватало одного оператора. Интеграторы же действовали, как хорошо смазанные шестерни, и после монтажа являли собой своего рода совершенство, не требуя никакого ремонта. Они просто не могли испортиться, конечно, если не считать индуцированной психической болезни. Но даже она не влияла на качество их работы. Интеграторы по-прежнему решали сложные проблемы, давая верные ответы. Человеческий разум давно бы уже распался, тогда как радиоатомные мозги просто записали схему маниакально-депрессивного психоза и непрерывно воспроизводили ее.

По станции кружили призраки. Несколько дней спустя доктор Форд заметил неуловимые, блуждающие тени, которые, словно вампиры, высасывали отовсюду жизнь и энергию. Сфера их влияния распространялась и за пределы станции. Время от времени Крокетт выходил на поверхность и, закутавшись в обогревательный комбинезон, отправлялся в рискованные путешествия. При этом он доводил себя до полного изнеможения, словно надеясь победить депрессию, царящую подо льдом.

Однако, тени незаметно сгущались. Серое, свинцовое небо Антарктиды никогда прежде не угнетало Крокетта, а далекие горы, вздымающиеся подобно потомству мифического Имира, никогда прежде не казались ему живыми существами, как сейчас. Они были уже полуживыми, слишком старыми и усталыми, чтобы двигаться, и тупо радовались тому, что могут неподвижно покоиться на бескрайних просторах ледовых пустынь. Стоило затрещать леднику, и тяжелый, гнетущий, изнуряющий приступ депрессии накатывал на Крокетта. Его разум здорового животного сжимался и падал в бездну.

Он пытался бороться, но тайный враг приходил скрытно, и никакие стены не могли его остановить. Он неуклонно проникал в тело ирландца.

Крокетт представил себе Бронсона - сжавшегося в комок, молча смотрящего в пустоту черной бездны, навсегда поглотившей его - и содрогнулся. В последние дни он слишком часто возвращался мыслями к страшным рассказам, которыми когда-то зачитывался. В них кишели иррациональные образы, созданные М.Р.Джеймсом и его предшественниками: Генри Джеймсом, Бирсом, Мэем Синклером и другими авторами. В свое время Крокетт наслаждался этими историями, они захватывали его и позволяли бояться понарошку, когда он на мгновение делал вид, что верит в невозможное. Могло ли существовать нечто подобное? Да, отвечал он себе тогда, но не верил в это. Теперь призрак завладел станцией, и логические выводы Форда оказались бессильны против древнего суеверия.

С тех времен, когда волосатые люди сжимались в пещерах, существовал страх темноты. Голоса кровожадных хищников, раздающиеся среди ночи, не всегда связывали с животными. Воображение придавало им иные формы: измененные, пугающие звуки, доносящиеся издалека, и ночь, таящаяся за кругом костра, породили демонов и оборотней, вампиров, великанов и ведьм.

Да, страх существовал по-прежнему, но появилась еще более страшная, чем древний ужас, обезволивающая, невыразимо отчаянная депрессия, окутывающая человека, как саван.

Ирландец вовсе не был трусом. Когда приехал Форд, он решил остаться, по крайней мере, пока не выяснится, удался эксперимент психолога или нет. Несмотря на это, его не очень обрадовало появление гостя Форда, депрессивного маньяка.