Татьяна Шуран - Матка

• Название: Матка
• Автор: Татьяна Шуран
• Жанр: Фэнтези

Эксцентричная обладательница множества мистических способностей Беля — человек, с рождения знакомый лишь с трагической стороной жизни: равнодушием и насилием со стороны близких. Ее отец — безумец, с помощью гипнотического внушения заманивающий людей в лабиринт причудливых миражей, где обитает ее мать — хищная насекомообразная тварь по кличке Матка. Однако дочь и безответная жертва двух чудовищ растет полной противоположностью родителям. Одновременно жестокая и мудрая, Беля понимает порочность привычного для нее мира и угрозу, которую несет плотоядный рой Матки всему человечеству. Она отрекается от родителей, чтобы в борьбе против Матки стать основоположницей совершенной цивилизации будущего.

---

— Не думаю.

— Впрочем, единого мнения нет. Некоторые, наоборот, утверждают, что стереозеркала активизируют скрытые способности психики, появляется осознание какой-то… внутренней силы, что ли… Как вы сами относитесь к таким слухам?

— Все равно.

Порой за предельно ненавязчивыми манерами Тасманова подозревали феноменальную скромность, порой — неизреченную мудрость; недоброжелатели же отмечали, что зачастую он держался так, "словно был единственным человеком на земле".

Все, за что бы Тасманов ни брался, удавалось ему в сверхъестественном совершенстве. Его архитектурные проекты, благодаря уникальным способностям к воздействию на камень силой мысли, выполнялись им в немыслимые для традиционного строительства сроки, зачастую в одиночку, и неизменно вызывали восхищение необычным соединением диспропорциональности и цельности, грандиозным масштабом, лаконичностью и оригинальностью форм. Уникальные голографические картины казались застывшей стихией, рядом с которой даже признанные шедевры классиков живописи выглядели примитивными. Если Тасманов, по знакомству или из необъяснимой прихоти, брался за работу, которую считал мелочевкой, например скульптуру или портрет, заказчик мог быть уверен, что созданное для него произведение войдет в историю искусства. Даже просто понаблюдать за работой Тасманова считалось невероятной удачей. Однако все его произведения своим причудливым и суровым видом напоминали скорее предметы неизвестного древнего культа, чем художественное творчество.

Что касается автохтонов, мода на них действительно приобрела характер религиозной одержимости. Домыслы об их неоднозначном воздействии на реальность складывались в настоящие мифы, то устрашающие, то восторженные, и преображали не только обывательскую повседневность, но и фундаментальную науку. Измененные минералы использовались во многих конструкторских и лечебных центрах, прежде всего как проводники уникального вида энергии — хтонического тока, а также как стереографы — механизмы, способные вести запись своего рода слепков сознания, как бы приоткрывая окно в чужой внутренний мир. Незаметно изобретения отца внедрились едва ли не во все области человеческой деятельности; вокруг них вращались неформальные объединения, светские вечеринки, научные диспуты, оккультные эксперименты. Особенно ценились стереозеркала — каменные экраны, погружавшие человека в череду переживаний такой интенсивности, что возникавшее ощущение полноты и осмысленности жизни невозможно было сравнить ни с чем. От массы носителя зависела сила внушения и количество записей. В камне размером с цветочный лепесток помещался мираж весом в одно настроение, а "каменное зеркало" высотой в человеческий рост обеспечивало целую параллельную жизнь. Периодически в прессе мелькали тревожные заметки об угнетающем действии низкочастотного облучения на психику и здоровье людей, об угрозе физического вреда вплоть до прогрессирующего паралича, но пессимистичные предостережения терялись в соблазнительной волне неописуемых переживаний, воспринимавшихся, как откровение, и стереозеркала торжествовали шумную победу с оттенком болезненности и сенсации. По существу, творчество Тасманова превратилось в отдельный вид энергетической зависимости.

Отсутствие конкурентов и даже завистников объяснялось не только уникальностью таланта, но и своеобразным личным обаянием Тасманова. Все, кто его знал, отмечали парадоксальное сочетание несколько надменной замкнутости и в то же время как будто наивной восторженности, непредсказуемая перемена которых гипнотически подчиняла волю окружающих. Незабываемое впечатление в ореоле колоссального успеха, мистической силы и безупречного мастерства производила и безусловно эффектная внешность. Тасманов с детства отличался поразительной красотой: идеально правильные черты лица, на котором обыкновенно лежало задумчивое, немного мечтательное выражение, безмятежный рисунок тонких черных бровей, невинные серые глаза, прозрачные, как печальное осеннее небо, четко очерченные полные губы, матовая бледность, длинные иссиня-черные волосы, падавшие на глаза, как тень; стройная, изумительно пропорциональная фигура, скупые, точные, словно заранее выверенные движения. Из-за пронзительного взгляда неподвижных широко раскрытых глаз некоторым виделась в его облике какая-то неуравновешенность и опасность, но это подозрение полностью противоречило его неизменно, и даже неестественно, сдержанному обращению. "Он кажется в чем-то сродни камням, с которыми любит работать, — как-то заметил в интервью один из знакомых с ним художников, — та же эффектность и отчужденность. При всей вежливости его манер влияние, которое он оказывает на людей, по неумолимости напоминает камень".

Многие из тех, кто знал моего отца лично, составили о нем похожее мнение, но каждый и сейчас может убедиться в справедливости этих свидетельств по стереозаписям. Приходится признать, что трудно представить человека, способного произвести более глубокое впечатление — не только благодаря ослепительной красоте, в которой, казалось, воплотилось и духовное совершенство, но прежде всего благодаря абсолютной, неправдоподобной самодостаточности его поведения. Просматривая записи, сделанные в основном для прессы или в относительно неформальной обстановке светских приемов, убеждаешься, что в его манерах отсутствовала малейшая наигранность или застенчивость, малейшая неловкость, малейшая пошлость. Вдохновенность пророка сочеталась в нем с безыскусственностью ребенка; и все, что его отличало, от молчаливого беззащитного и одновременно пронизывающего взгляда до неожиданных, продуманных, метких суждений в тех немногих случаях, когда он высказывал свое мнение, — все носило печать какого-то непостижимой, нечеловеческой безмятежности. Что и говорить, отцу виртуозно удавалось производить впечатление, прямо противоположное тому, чем он был в действительности. Чтобы подобное всеобъемлющее лицемерие нисколько не тяготило, надо обладать бесстыдством в высшей, никакими средствами не измеримой степени; лживость, черствость и безграничная самонадеянность были в его природе.

За блестящей и непроницаемой стеной всеобщего поклонения и восхищения отец вел совершенно противоестественную жизнь, истоки которой гнездились в скрытых свойствах его натуры. Удовлетворения своим врожденным порокам он искал инстинктивно, но последовательно и непреклонно, подчиняя все свои действия главной цели, которую, пожалуй, никогда до конца не осознавал и не формулировал для себя. Несмотря на формально освоенное искусство поддерживать гладкую светскую беседу, отцу вообще не свойственно было о чем-либо рассуждать, а размышлял он только непосредственно насчет решения возникавших перед ним практических задач. Словам он придавал значение постольку, поскольку они позволяли произвести нужное впечатление на собеседника; вообще же отец считал общение не лишенным смысла только в том случае, если он приказывал, а ему подчинялись. Добродетели, которые он имитировал на публике, также не представляли в его глазах самостоятельной ценности; отец заботился о поддержании выгодного имиджа исключительно в целях личного удобства.

Тасманов не слишком задумывался над целью своей жизни, но я, зная его, могу сказать, что глубинным, определяющим свойством его противоречивой натуры была жажда преображения, стремление выйти за пределы своих возможностей, превратиться в неизвестно что — во что-то другое. Его преследовало желание совершить ради этой цели нечто чудовищное, извращенное, переступить через все мыслимые запреты, разрушить все, что может оказаться свято. Отцу абсолютно чуждо было осознание своего "Я", страх утратить свою индивидуальность, свою жизнь. Наверное, в этом была какая-то непостижимая самоуверенность и цельность, или, быть может, своего рода безоговорочная вера в Бога — в то, что какая-то неведомая сила всегда спасет и все простит, — в общем, в характере отца было что-то мистическое, неразгаданное. Матка называла его "Причудник", и, думаю, это было удивительно точное определение.

По-видимому, свидетельством об одном из ранних проявлений истинного характера отца является запись, сделанная для очередной из биографических книг, но не вошедшая — вероятно, по воле Тасманова — в печатный вариант. Материал, собранный биографом, сохранился в нашем архиве, поэтому я могу привести здесь диктофонную запись с рассказом бывшего одноклассника отца о любопытном случае из детства.

Расшифровка аудиофайла:

— Конечно, я помню Глеба… Что именно запомнилось?.. Ну, даже не знаю… Вообще-то он был странным ребенком. Хотя обаятельным. Но он пришел в школу позже всех, нам по девять-десять лет было, когда он только начал учиться. Вроде раньше у него какая-то болезнь была и он не разговаривал. Но дразнить его как-то не решались, или даже просто спрашивать. Перед ним все робели, он так отличался от других. В нем чувствовалась какая-то отстраненность. Сидит на уроке неподвижно, опустив глаза, и невозможно понять, думает он о чем-то, скучает или слушает. Ни на кого не смотрит, ни с кем не говорит. Когда к нему обращались, он никогда не отвечал сразу, а сначала взглянет молча — даже взрослые смущались: получалось, что он как бы оценивал, неизвестно что. И если произносил безличные фразы, то как-то чересчур гладко, правильно, а если выражал свое, допустим, отношение, то получалось так вызывающе, я бы даже сказал вульгарно, что оторопь брала. Но поскольку он ни с кем по сути не общался и редко высказывался без необходимости, об этом как-то не задумывались. Наверное хотелось верить, что это просто какое-то недоразумение, или шутка…