Людмила Таймасова - Зелье для государя. Английский шпионаж в России XVI столетия

• Название: Зелье для государя. Английский шпионаж в России XVI столетия
• Автор: Людмила Таймасова
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4367-1

Европу XVI столетия с полным основанием можно было бы назвать «ярмаркой шпионажа». Тайные агенты наводнили дворы Италии, Испании, Германии, Франции, Нидерландов и Англии. Правители государств, дипломаты и частные лица даже не скрывали источников своей информации в официальной и личной переписке. В 1550-х гг. при дворе французского короля ходили слухи, что «каждая страна имеет свою сеть осведомителей за границей, кроме Англии». Однако в действительности англичане не отставали от своих соседей, а к концу XVI в. уже лидировали в искусстве шпионажа. Тайные агенты Лондона действовали во всех странах Западной Европы. За Россией Лондон следил особенно внимательно…

О британской сети осведомителей в России XVI в., о дипломатической войне Лондона и Москвы, о тайнах британской торговли и лекарского дела рассказывает книга историка Л. Таймасовой.

---

В 1532 г., когда в Москву пришла весть о намерении крымского хана идти войной, Василию III пришлось закупить огромное количество артиллерийских орудий. По свидетельству Постниковского летописца, «а наряд был великой: пушки и пищали изставляны по берегу на вылазе от Коломны и до Коширы, и до Сенкина, и до Серпохова, и до Колуги, и до Угры, добре было много, столько и не бывало»{109}. В том же году была приобретена большая партия меди, которая целиком пошла на отливку двух гигантских колоколов: один — весом в 500 пудов, другой — 1000 пудов. Оба колокола отлил мастер Николай Оберакер из города Шпаер{110}.

Тяжелая болезнь и смерть великого князя, последовавшая 3 декабря 1533 г., видимо, послужила причиной отсрочки платежа по сделке предыдущего года. Обязательство по выплате долга компании Фуггеров перешло к правительству Елены Глинской. Москва пыталась уклониться от оплаты. В августе 1534 г. по приказу Елены Глинской был посажен в «каменную полату за дворцом» князь Михаил Глинский. Князь скоропостижно скончался в заточении и его без почестей похоронили в домовой церкви на Неглинной «у Микиты чюдотворца».

Год спустя тело князя перезахоронили с честью в Троицком монастыре. Очевидно, в Кремле были вынуждены признать долг и гарантировать германской стороне его погашение. Часть долга была взыскана с ногайцев. Как отметил летописец, в 1535 г. из Ногаев вновь приходили купцы и привели табун в 40 000 голов, «и кони были дешевы»{111}. Если правительство Елены Глинской намеревалось расплатиться с помощью денег, вырученных от продажи ногайских коней, то расчеты не оправдались. В то же время за два года сумма долга должна была вырасти в несколько раз за счет процентов. Великая княгиня и ее советники основательно увязли в «медовой ловушке» Дома Фуггеров.

Великая княгиня Елена Глинская. Антропологическая реконструкция

При интенсивном вывозе серебра за границу уже в последние годы правления Василия III в стране ощущалась хроническая нехватка драгоценного металла. Как отмечают летописи, монеты с пониженным содержанием серебра имели хождение «много лет». Несомненно, низкопробные монеты выпускались с ведома правительства, т. к. согласно завещанию Ивана III монетные дворы находились в ведении великого князя: «А сын мой Юрьи с братьею по своим уделом в Московской земле и в Тферской денег делати не велят, а денги велит делати сын мой Василей на Москве и во Тфери, как было при мне. A откуп ведает сын мой Василей, а в откуп у него мои дети, Юрьи с братьею, не вступаются»{112}.

Осенью 1535 г. правительство Елены Глинской развернуло кампанию по борьбе с фальшивомонетчиками. В сентябре в столице состоялись показательные казни: «На Москве казнили многих людей, москвич, и смольнян, и костромич, и вологжан, и ярославцев, и иных многих городов московских; а казнь была: олово лили в рот да руки секли»{113}. Следом была проведена денежная реформа.

Исследователи вынуждены признать, что реформа Елены Глинской не привела к улучшению экономического положения в стране. Правительство законодательным порядком снизило вес денег, увеличив число монет, чеканившихся из гривенки, с 260 до 300 новгородских и с 520 до 600 московских денег. Монеты нового образца изготовлялись из серебра, перелитого из «старых денег». Помимо снижения стоимости денег государство увеличило налоги, введя новую пошлину. Дополнительный налог должны были платить те частные лица, которые приносили монеты для переливки. На основании величины пошлины, введенной при аналогичной ситуации в следующем столетии (в 1610 г.), исследователи предполагают, что налог составлял один золотник серебра с каждой гривенки, или чуть более 2-х процентов. Однако поборы во время реформы 1530-х гг. были значительно выше за счет того, что за четыре года обмен денег производился трижды. В 1535 г. вышел запрет на обращение старых новгородок. Через год запретили хождение старых московских денег, а в начале 1538 г. были пущены в переплавку деньги псковской и тверской чеканки. Как отметил автор Первой Псковской летописи, «и бысть людям всем убыток в старых денгах»{114}.

Источники умалчивают, на какие цели были истрачены собранные средства, но можно с большой долей уверенности утверждать, что, введя временный налог, правительство Елены Глинской получило возможность расплатиться с долгами по векселям, выданным перед смертью Василием III. В разгар денежной реформы Елены Глинской в Европе вспомнили притчу о русском медведе и медовой ловушке. В 1537 г. в Базеле вышло второе издание книги Павла Иовия «О Московском посольстве»{115}, а вслед за этим разразился скандал, подорвавший репутацию Дома Фуггеров в глазах московитов.

В начале 1538 г. в центре внимания образованных людей Европы оказались нумизматика и вопрос истоков, на этот раз — истоков письменности двенадцати языков, в первую очередь — иврита и славянского. Автором трактата, озаглавленного «Введение в алфавит двенадцати различных языков», являлся личный астролог французского короля, дипломат и коллекционер старинных манускриптов Вильгельм Постелл.

Свадьба Екатерины де Медичи и герцога Орлеанского (1533) закрепила союз Франции с Римом. Франция пошла на сближение с Османской империей. В 1534–1537 гг. Вильгельм Постелл находился в Стамбуле в качестве переводчика французского посла. Длительные дипломатические переговоры завершились заключением союзнического договора Турции с евопейскими государствами. В противовес Габсбургам и Дому Фуггеров оформилась мощная коалиция Италии, Франции, Турции и Польши. В Стамбуле Постелл собрал большую коллекцию манускриптов для королевской библиотеки. По возвращении на родину два важных события произошли в его жизни: он основал в Париже Королевский колледж и издал свой труд «Введение в алфавит двенадцати различных языков».

Трактат вызвал бурную полемику в ученых кругах. Споры завязались вокруг утверждения автора, что самаритянский алфавит предшествовал ивриту. Постелл отметил, что к такому выводу он пришел на основании изучения надписи на древней монете, купленной им у евреев. К тексту в качестве иллюстрации прилагалось изображение «шекеля» — серебряной монеты, чеканившейся в Иерусалиме «во времена Соломона» и олицетворявшей для христиан тридцать серебреников Иуды. Поместив в книге скверно выполненное изображение шекеля, Постелл сообщил, что он заплатил две золотые монеты за один такой серебреник, «стоивший, на самом деле, едва ли пятую часть» золотого{116}.

Рассуждения Постелла о первичности самаритянского алфавита по сравнению с ивритом содержали ироничный подтекст. Иудеи относились к самаритянам с еще большим презрением, чем к язычникам. Библейское выражение «добрый самаритянин» во времена Нового Завета воспринималось как злая шутка. Израильтяне и самаритяне считали, что им нельзя вместе пить и есть. Талмуд учил, что «кусок хлеба от самаритян есть то же, что кусок свинины» (Мишна. Шебиит. 8: 10), поэтому гипотеза Постелла о заимствовании иудеями алфавита у самаритян изначально носила фантастический характер{117}.

Касаясь вопроса истоков славянского алфавита, автор утверждал, что кириллице предшествовала глаголица, изобретение которой он приписывал святому Иерониму — переводчику на латинский язык Библии, известной под названием Вульгаты. Россия впервые познакомилась с Вульгатой в 1491 г. в переводе Дмитрия Герасимова и хорватского монаха Вениамина. Перевод Вульгаты был осуществлен в Новгороде в разгар борьбы с ересью жидовствующих.

Вскоре после выхода в свет трактата Вильгельма Постелла «сребренники Иуды» стали пользоваться в Германии большой популярностью. В саксонском городе Гёрлице было налажено производство сувенирных «гёрлицких шекелей». Их продавали возле воздвигнутого там в 1481–1489 гг. подражания иерусалимскому Гробу Господню. На «гёрлицких шекелях» помещали изображение вазы вместо курильницы. Очевидно, в это время один из «сребренников Иуды» оказался в Вологде, в «градской Дмитриевской, что на Наволоках, церкви. ‹…›. Народное предание почитает ее за один из сребренников, за которые был предан Христос». На «вологодском» экземпляре изобажена курильница{118}.

Несомненно, в Кремле получили от «сходников» сообщение о выходе в свет трактата Постелла. Если в нем содержался намек на сумму, которую правительство Елены Глинской выплатило Аугсбургу, то следует признать, что Москва заплатила по векселям в десять раз больше, чем следовало. В этой связи достаточно красноречиво выглядит внезапная смерть великой княгини, которая произошла 3 апреля 1538 г., и арест главы правительства князя Тепнева-Оболенского. В это же время было приостановлено действие контракта, заключенного с Иваном Пересветовым, который появился в Москве ранней весной того же года с рекомендациями от короля Фердинанда I Габсбурга. По словам Пересветова, первоначально проект изготовления гусарских щитов «по македонскому образцу» был принят и одобрен. Ему были даны в помощь плотники и другие мастера, но вскоре его служба «задлялося»{119}, и дело положили «под сукно».