Неизвестен Автор - Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

• Название: Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Философия

---

ПОСЛЕ ТОГО КАК ЗАНАВЕС ОПУСТИЛСЯ

Под пение "Марсельезы" мы объявили конгресс закрытым sine die (что фактически и дословно означало "бессрочно", но также и "безвозвратно"); и с прежде великой организацией так и случилось в действительности, когда она была перенесена с европейской почвы в так называемый Новый Свет, где закончила свое существование.

Из Гааги большинство из нас отправилось в Амстердам, где местные члены Интернационала сняли зал, чтобы устроить в нем открытое пропагандистское собрание. Зал был невелик, в нем не было ни стульев, ни скамей; тем немногим, кто пришел на собрание, пришлось слушать ораторов stante pede * [...] Впрочем, посторонней публики собралось мало. Первым и главным оратором был Маркс. Содержания его речи я не помню446. Я пробыл на собрании недолго и пошел с французскими товарищами посмотреть на старый, изрезанный каналами Амстердам и на множество девушек в белых чепчиках, толпившихся на улицах.

Позвольте упомянуть также о большом банкете, устроенном в Схевенингене, шикарном морском курорте близ Гааги, где мы пировали, пили, ели, пели песни, - за все платил Генеральный Совет. Банкет состоялся после чудесного купания в море, которое стало бы для меня последним, если бы Энгельс не спас меня, как я уже рассказал в письме Бартону. Многие из тех, кто отправился из Кале и Дувра на курсировавшем по этой линии пароходе, страдали от морской болезни, но Энгельс и некоторые другие, включая меня, провели ночь на палубе, попивая эль и портер (пополам), рассказывая всякие истории и строя фантастические планы на будущее.

По приезде в Лондон я провел несколько дней с Марксом и Энгельсом, ночуя то у одного из них, то у другого, и совершил несколько прогулок по Лондону, побывал в здании парламента, в Тауэре, в соборе

* - стоя. Ред.

150

св. Павла; но самое большое впечатление произвел на меня стул в читальном зале Британского музея, где годами сидел Маркс, читая и делая подготовительные выписки для своего бессмертного "Капитала". Показала мне этот стул Элеонора, младшая дочь Маркса [...]

ИЗ РУКОПИСИ "ВОСПОМИНАНИЯ АГИТАТОРА"

Бруклин, 18 января 188[3] *

Одним из самых ярких моментов в моей жизни социального пария было участие в заседаниях конгресса Интернационала в Гааге (в Голландии в 1872 г.)78, где я представлял секции Дюссельдорфа и Штутгарта. Я прибыл в Гаагу, когда конгресс уже приступил к работе. Заседания проходили в общественном зале для танцев на Ломбард-страат. Войдя в зал, я увидел ряд столов, расположенных в виде подковы, за которыми разместилось самое интересное общество, какое мне когда-либо в жизни приходилось видеть. Многих из делегатов я знал лично, ряд из них помнил по портретам, некоторых узнал по описаниям, остальных же по типичным национальным признакам, которые выдавали в них представителей Испании, Италии, Франции, Англии и Америки. Первым, кто приветствовал меня, был Генрих Шёй, один из благородных молодых людей, положивших начало движению в Вене, и один из немногих, который сохранил твердость стали и последовательность математика, отстаивая политическое действие профессиональных союзов, организованных на социалистической основе. Я спросил его о полковнике Иоганне Филиппе Беккере, для которого у меня было несколько писем, и Шёй, неправильно поняв меня, представил меня невысокого роста мужчине пресыщенного вида, с туповатым взглядом, рыжим париком на лысой голове, беспокойному и нервному, как обезьяна. Я стоял ошеломленный. Это не мог быть Иоганн Филипп Бек-кер, герой боев баденской революции, организатор Интернационала во всех немецкоязычных странах Европы. И я сказал маленькому человеку, что не думаю,

* Угол страницы поврежден. Ред.

151

чтобы он был И. Ф. Беккером. "Разумеется, нет, - ответил тот слабым, квакающим голосом. - Я Бернхард Беккер!" Бернхард Беккер - отвратительная личность - преемник Фердинанда Лассаля на посту лидера движения в Германии, которое он впоследствии предал. Есть люди, у которых дурные мысли и отсутствие искренности как бы написаны на лице, но мало кто умеет читать характеры их. После некоторого обмена банальностями я огляделся и по другую сторону стола увидел Иоганна Филиппа Беккера как раз таким, каким мне его описывали: великан, с длинной черной бородой, высоким лбом, широкими плечами; левый глаз как у Бена Батлера! Я подошел и вручил ему письма.

Затем я увидел Энгельса. Он сидел слева от председательствующего, курил, писал и с увлечением слушал ораторов. Когда я представился ему, он поднял голову от своих бумаг и, схватив мои руки, радостно сообщил: "Все идет хорошо, у нас подавляющее большинство".

Как известно, это была решающая битва между Марксом и Бакуниным. Вопрос стоял так: быть ли Интернационалу хорошо дисциплинированной армией, способной вести борьбу против организованного врага, или же он должен был расколоться на сотню тысяч частиц, причем каждый отдельный член воображал бы себя генералом, а Бакунин - великим, непогрешимым диктатором, который стоит во главе, водит их всех за нос, льстит их тщеславию и тем самым превращает их в слепо повинующееся ему орудие.

Лицо Энгельса было мне знакомо по фотографиям, но в действительности он оказался более худым, чем на портретах. Это был высокий, худощавый человек с резко очерченными чертами лица, с длинными рыжеватыми усами, небольшими синими глазами и очень красным носом. Его движения и речь были быстры и четки; у окружающих создавалось убеждение, что этот человек точно знает, чего он хочет и каковы будут результаты его слов и действий. Из разговора с ним каждый извлекал для себя много нового и поучительного. Его мозг сокровищница научных знаний; Энгельс разговаривал более чем на дюжине языков, которые изучил с той целью, чтобы руководить движением в столь многочисленных странах Старого Света.

152

Напротив Энгельса сидел Поль Лафарг - зять Маркса, который вел борьбу против бакунистского тайного общества в Испании. Представляя меня Лафаргу, Энгельс воскликнул: "Вот они оба тут, наши борцы в Испании и Италии!"

Маркс сидел позади Энгельса. Я узнал его тотчас же по большой густой шапке волос. Его лицо было смугло, волосы и борода седые. Одет он был в черный костюм из тонкого сукна. Когда он хотел рассмотреть кого-нибудь или что-нибудь особенно внимательно, он вставлял в свой правый глаз монокль. Энгельс подвел меня к нему, и Маркс встретил меня очень приветливо и попросил после окончания заседания рассказать ему о положении дел в Испании и Италии.

Следующим делегатом, привлекшим мое внимание, был молодой человек с еврейскими чертами лица и южнонемецким акцентом. Он переводил речи немецких ораторов на французский язык. Энгельс сообщил мне, что это - Лео Франкель, министр просвещения Парижской коммуны. Франкель был венгр. Это был человек большого ума и обширных знаний. Его жизнь, полная мученических страданий и преследований во Франции и в Венгрии, хорошо известна всем старым участникам движения.

Интересной личностью был Мораго, испанец и фанатичный последователь Бакунина; его жгучие, темные глаза, страстная речь, неистовая жестикуляция производили дьявольское впечатление.

Там был и другой испанец, Марселау, человек, который заметно отличался от других своих соотечественников; манеры его были спокойными, аргументация более обдуманна; говорил он мало, а наблюдал непрерывно. Он бегло говорил по-французски и по-английски, что весьма редко среди испанцев.

У Алерини из Барселоны вместо пояса был большой красный шарф, репортеры говорили, что это флаг Коммуны. Один из самых заклятых врагов Маркса, он держался как боксер-профессионал и забияка.

Гильом, поборник Юрской федерации, был иезуитским генералом бакунинских сил. Впалые щеки, заостренный нос, сверкающие глаза, лицемерный фанатизм таков тот, кто являлся душой заговора с целью разрушения Международного Товарищества. Есть чело

153

век, очень напоминающий Гильома по манере и по тактике, прямо в нашей среде здесь, в Нью-Йорке, - Мориц Бахман, но это только тень той способности ко злу, которую воплощал в себе Гильом.

Ранвье, Дюпон, Серрайе, Жоаннар и Ле Муссю - все члены Парижской коммуны - производили впечатление людей умных, вдумчивых и логично мыслящих. Английские делегаты не привлекали особенного внимания, но видно было, что они уже много лет участвовали в движении. Эккариус, неутомимый агитатор и немецкий портной, был в их числе; в последующие годы он оказался тем, что мы называем дельцом-социалистом, и изменил движению.

После первого заседания Маркс сказал мне в отеле, где мы остановились, что Рудольф Шрамм, бывший прусский консул в Милане, находится в Гааге. Это человек, которого я считал ответственным за насилие, совершенное надо мной итальянскими властями в Милане. Когда они арестовали меня, я написал письмо германскому консулу и, увидев имя Рудольфа Шрамма в адресной книге, адресовал письмо ему. Но не последовало никакого ответа на письмо, в котором я требовал, чтобы германский консул защитил меня, так как я был в то время тем, кого называют "германский подданный". На следующем заседании конгресса, перед самым перерывом, я публично попросил Рудольфа Шрамма встретиться со мной, так как хотел получить от него удовлетворение. На следующее утро репортеры, не понявшие меня, так же как они не понимали или извращали все, что говорилось и делалось делегатами, опубликовали сообщение, что Шрамм приговорен конгрессом Интернационала к смерти. Поэтому Шрамм был предупрежден властями и в сопровождении двух сыщиков и двух полицейских в форме явился на конгресс, чтобы выяснить причину смертного приговора. Все засмеялись, когда Шрамм, старый повеса, разодетый как денди, с седыми волосами, уложенными в локоны, сильно надушенный, с розами в петлице, возмущенно изложил свою просьбу, чтобы его обвинитель предстал перед ним. Маркс указал ему на меня. Он выпрямился и, презрительно взглянув на меня, сказал: "Я думал, что оскорбил меня кто-нибудь вроде Луи Блана, Фридриха Энгельса или Карла Маркса, но такой мальчишка. Ба!..