Неизвестен Автор - Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

• Название: Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Философия

---

219

Рядом с ним сидела его жена - милая и очаровательная женщина. Говорили, что в молодости она была красавицей, но плохое здоровье и, вероятно, трудные времена наложили свою печать на ее внешность. Увядшая кожа приобрела восковую бледность, под глазами багрово-коричневые пятна, и все же вокруг нее царила атмосфера благородства, ощущалось ее безупречное воспитание. Ее девическое имя было Женни фон Вестфален, и в жилах ее текла шотландская кровь, мне кажется, со стороны матери, которая происходила из рода Кэмпбелл.

Эти шекспировские чтения должны были проводиться раз в две недели, попеременно в домах различных членов клуба, но фактически они устраивались значительно чаще в доме Маркса, чем в других местах. Карл Маркс, как и остальные члены его семьи, был страстным почитателем поэта и любил слушать его пьесы. Поскольку он по вечерам выходил из дома очень редко, единственным местом, где он мог их слушать, был его собственный дом. Он никогда сам не читал ту или иную роль, что, может быть, было даже на пользу пьесе, ибо у него был гортанный голос и сильный немецкий акцент. Он охотно вступал в разговор о популярности Шекспира в Германии и ее причинах. Элеонора всегда утверждала, что немецкое представление о драме гораздо ближе к английскому, чем французское, и красноречиво говорила о Лессинге и Виланде, которые оба способствовали тому, чтобы Шекспир стал известен в их стране. И в самом деле - "Эйвонский лебедь" 493 вряд ли мог иметь более страстного поклонника, чем Виланд, который писал одному из своих корреспондентов: "Я трепещу в глубоком, священном благоговении, когда только произношу его имя; я падаю ниц и молюсь, когда ощущаю присутствие Шекспирова духа".

Я думаю, что это пылкое признание выражает в какой-то степени и чувства Элеоноры Маркс, а может быть, и ее отца, хотя маловероятно, что они сформулировали бы свои мысли именно в таких словах.

Непредубежденному человеку может показаться несколько несообразным, что члены Догбери-клуба после окончания серьезного чтения завершали свои вечера

220

играми и такими развлечениями, как шарады и dumb-crambo *, главным образом ради удовольствия д-ра Маркса, - это можно было заключить из того, какую радость он при этом испытывал. Он был превосходным слушателем: никогда не высказывал своего критического отношения, всегда понимал шутки и так хохотал, если что-либо казалось ему особенно смешным, что слезы текли у него по щекам. Он был старшим по возрасту, но по своему духу так же молод, как любой из нас. И его друг, верный Фридрих Энгельс, вел себя столь же непринужденно.

Энгельс выглядел много моложе Маркса, возможно, что это и на самом деле было так. Это был приятный мужчина, еще не совсем седой, имевший привычку отбрасывать назад прядь гладких черных волос, иногда спадавшую на его лоб. У него был дом на Риджентс-парк-род, где он жил со своей племянницей **, будучи, кажется, вдовцом. Для этой племянницы он однажды устроил танцевальный вечер.

- Придешь ли ты тоже? - спросил он Маркса. - Все они, - и он показал на нескольких девушек, которые стояли вокруг него, - будут обязательно.

Д-р Маркс как-то странно посмотрел на эту группу и покачал головой.

- Я не приду. Твои гости слишком стары.

- Слишком стары в семнадцать лет?

- Я люблю молодых, действительно молодых, - сказал доктор серьезно.

- А! Я понимаю - в возрасте твоих внуков!

Д-р Маркс кивнул, и они оба расхохотались как от самой забавной шутки.

(Танцевальный вечер состоялся и был очарователен. Г-н Энгельс в качестве хозяина был также очарователен.)

* - шарады-пантомимы. Ред.

** - Мери Эллен (Пумпс) Берне. Ред.

Д-р Маркс считал, что старение зависит во многом от силы воли. Он сам был, видимо, сильным человеком, ибо непрерывно трудился в своем кабинете большой, светлой комнате, расположенной по фасаду на втором этаже. Вдоль стен были выстроены простые деревянные книжные полки, в правом углу у стены стоял

221

большой письменный стол. Здесь Маркс читал и писал целый день, а вечером, когда спускались сумерки, разрешал себе небольшую прогулку. Много раз, когда Элеонора Маркс и я сидели на ковре в гостиной перед камином, болтая в полутьме, мы слышали, как входная дверь тихо закрывалась, и сразу же после этого доктор в темном пальто и мягкой фетровой шляпе проходил перед окном и возвращался не раньше, чем становилось совсем темно. Как говорила его дочь, его тогда можно было легко принять за заговорщика.

Я представляю себе, что в это время на нем лежали огромные обязанности. Он держал в руках нити обширной сети европейского социализма, признанным вождем которого он был. Но несмотря на все это, находил время и для изучения русского языка, которым начал заниматься только после 60 лет. Как я слышала от Элеоноры, к концу жизни он знал его вполне хорошо.

С внешней стороны дом на Мейтленд-парк-род выглядел как обычная пригородная вилла, но обаяние его домашней атмосферы было совершенно необычным. Мне кажется, было что-то богемное в щедром гостеприимстве и сердечном радушии, с которым встречали каждого посетителя. А число их было велико, и это разнообразие придавало особую привлекательность. Но у них была одна общая черта - большинство не имело средств к существованию. Одежда их была потрепанной, движения - скованны, но они все были очень интересными людьми. Многие из них, несомненно, считали почву своей родины слишком горячей для себя; это были искусные заговорщики, для которых Лондон был удобным центром, политические заключенные, которым удалось сбросить оковы, молодые искатели приключений, чьим кредо были слова: "я против какой бы то ни было власти".

Среди них был изящный молодой русский, который пытался с помощью взрыва убить царя и который, безусловно, являлся одним из людей самого кроткого нрава среди тех, кто когда-либо покидал свою страну. Он превосходно исполнял мелодичные русские любовные песни, содержание которых подчеркивал меланхоличными взглядами. Он рассказывал нам, что провел более года в петербургской тюремной камере, в которой нельзя было ни стоять, полностью выпрямившись, ни

222

лежать вытянувшись, причем сыпавшийся через незастекленное окно снег доходил до груди. Он был обвинен как анархист - обвинение, которое, вероятно, было несправедливым к началу его заключения, но совершенно правильным к концу 494.

Другой гость, с которым я встретилась случайно, был странный, выглядевший иностранцем человек в сюртуке, с великолепной булавкой для галстука; он носил большую бороду и усы. Его фамилия оканчивалась на "ский", и мне дали понять, что он прибыл из Польши или из какой-то другой неспокойной страны с особой миссией к Карлу Марксу. Неделю спустя Элеонора упомянула об этом человеке, и я спросила, вернулся ли он на землю своих предков.

- Неизвестно, - ответила она, - после его первого посещения, неделю тому назад, мы с ним ни разу не виделись. Мы справлялись на квартире, которую сняли для него, и предприняли все, что в наших силах, чтобы разыскать его. Но безрезультатно. Нет никаких следов. И самое неприятное состоит в том, что то дело, ради которого он приехал, застряло на мертвой точке.

Я была в ужасе. В моем воображении возникли картины ограбления, преступления, даже убийства.

- Почему же не связались с полицией? - спросила я.

Она взглянула на меня как-то странно.

- Это как раз то, чего мы обязательно должны избежать.

- А что же говорит д-р Маркс? - был мой следующий вопрос, и она сухо ответила: "Cherchez la femme!" * - и прибавила: - Он появится вновь, когда она ему надоест, но появится непременно.

По воскресеньям в семье Маркса был официальный день приемов, когда всякий мог прийти в дом, и доктор иногда откладывал на время свои занятия, чтобы занимать гостей. Он обычно спускался вниз к столу, который сервировался в столовой, расположенной на нижнем этаже, причем трапеза, казалось, продолжалась весь воскресный день. Он обладал прекрасным аппетитом и с удовольствием наслаждался едой, приготовлявшейся Еленой, приятной пожилой экономкой, которая

* - Ищите женщину! Ред.

223

разделяла судьбу семьи Маркса вплоть до его смерти *. Затем она стала вести хозяйство Энгельса. Елена замечательно готовила - я до сих пор постоянно вспоминаю ее торты с вареньем. Это была пожилая женщина с прекрасным цветом лица; она носила золотые серьги и покрывала волосы сеткой. Она сохраняла за собой право "говорить свое мнение откровенно" даже почтенному доктору. Ее мнение воспринималось всеми членами семьи уважительно, даже с кротостью, исключением была Элеонора, которая часто возражала ей.

Относительно обедов. Я вспоминаю, как однажды в воскресенье пришла на обед с опозданием и получила за это серьезный нагоняй от хозяина дома. В ответ на мои извинения он сурово покачал головой.

- Это пустая трата времени указывать людям на их ошибки, надеясь, что словами можно исправить их, - произнес он своим гортанным голосом. - Если бы они хоть задумались об этом! Но как раз этого-то они и не делают. Что составляет величайшее благо человека, самое ценное, что ему дано? Время. А посмотрите, как оно растрачивается. Ваше собственное время - ладно, об этом нет речи. Но время других людей - мое - боже! Какая ответственность!