Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

• Название: Социализм. «Золотой век» теории
• Автор: Александр Шубин
• Издательство: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-86793-547-4

Книга известного историка А.В. Шубина – результат многолетнего исследования путей развития социалистической мысли от Мора до Ленина – своего рода энциклопедия социалистических идей, но написанная как документальный роман. Приверженцы марксистских, анархистских и либеральных идей сводят интеллектуальные счеты друг с другом. А автор книги возвращает эти споры в рамки научной объективности. Читателю откроется непривычная картина борьбы в Интернационале, общинных экспериментов, Парижской Коммуны, российских революций. Книга предназначена для историков, политологов, философов, социологов, участников общественного движения.

---

Первая фаза коммунизма возникает не сразу, а после «диктатуры пролетариата», которую Маркс противопоставляет государственности. Это – не государство как таковое, а организация класса. Клаcc в целом организован в систему диктатуры. Это – обоюдоострая идея. Если весь класс, в лице каждого своего члена (или хотя бы любого желающего) каким-то образом (не разъясненным Марксом) сможет вырабатывать решения диктатуры, то мы имеем дело с демократией, игнорирующей волю меньшинства, не входящего в организацию большинства («остатки эксплуататорских классов»). Если же решения вырабатываются в некотором центре (пусть и выбранном пролетариями), а сами рабочие являются проводниками этих решений (как в обычном государстве – чиновники), то перед нами – тоталитарная модель, где государством поглощено все общество.

Равные социальные права работников, сохраняющиеся на первой фазе, Маркс считает признаком сохранения буржуазного права, которое в идеале также требует равноправия. Уже на первой фазе коммунизма равноправие наконец достигнуто, но в силу неравенств человеческих свойств и ситуаций оно оборачивается неравенством реальных возможностей. Так что переход от «уравнительности» ко второй фазе коммунизма необходим. Но Маркс не доказывает, что нарисованная им модель ведет к преодолению разделения труда. Напротив, сохраняются все предпосылки для социального закрепления разделения труда между управляющими и управляемыми. Маркс принимает за аксиому, что новая система вызовет взрывной рост производства. Тогда нужно показать, как изменение общественной структуры приведет к этому. Но Маркс лишь констатирует, что условия распределения продуктов обусловлены распределением «условий производства», а последние – характером собственности (частной или общественной, или как пишет Маркс – коллективной собственности работников), то есть по существу – юридическим фасадом социальной структуры. Юридически будет существовать общественная собственность. А кто будет распоряжаться ей на деле?

Определяя принципы распределения общественного продукта в первой фазе, Маркс указывает на нужды поддержания и развития производства, социальные программы и «издержки управления», то есть рисует модель социального государства (как показал опыт ХХ века – совместимого с капиталистическими отношениями), хотя речь идет о коммунизме.

Принципиально важно, кто определяет нормы распределения продукта по различным статьям (что пойдет на развитие производства, что на школы, а что – на «издержки управления») – сами работники или некий центр, от имени которого действуют управленцы? Маркс представляет дело так, что это распределение происходит как бы автоматически – после всех «необходимых выплат» (а кто их определяет?) работник получает ровно столько, сколько вложил. А кто определяет этот вклад? Количество труда можно определить в часах. А качество?

Доход работника Маркс представляет себе в виде пая, то есть доли в общем продукте. Но от идеи Прудона проект Маркса отличается принципиально – это пай в мировом хозяйстве, и его размеры практически невозможно проконтролировать. Так что в итоге все сводится к тому, что работнику за труд выдают квитанцию, которую можно обменять на продукты. То есть – деньги.

При этом для Маркса принципиально, что в новом обществе «производители не обменивают своих продуктов» (в этом – принципиальное отличие от анархо-коллективистских моделей). Рабочую силу за «квитанции» покупает «общество». Работники равноправны перед лицом общества. Но можно ли говорить о равноправии простого работника и управленца, который определяет условия определения дохода, распределения основных социально-экономических пропорций? В отношениях работника и «общества» оно представлено именно управленцем. Класс управленцев, действующих от имени общества, нанимает работников за «квитанции».

* * *

«Критика Готской программы» не привела к торжеству марксизма в немецкой социал-демократии. Более того, ее лидеры увлекались не только Лассалем. Большую популярность в социал-демократических кругах приобрел критик Маркса этический социалист и коллективист Евгений Дюринг, взгляды которого были близки отчасти к Прудону, отчасти к Лассалю.

Идеи Дюринга оказывали влияние на таких немецких лидеров, как Э. Бернштейн, И. Мост, В. Бракке и др. Опасность Дюринга заключалась в том, что он предлагал всеобъемлющую концепцию (хотя и компилятивную, мало что добавляющую к уже рассмотренным нами теориям) и в этом отношении составлял конкуренцию марксизму. Дюринг стремился соединить коммунистические, прудонистские и лассальянские идеи. Энгельс взялся за критику Дюринга. Его статьи, объединенные затем в единое издание «Антидюринг», были выдержаны в столь грубом тоне, настолько примитивизировали взгляды Дюринга, что в 1877 г. в партийных верхах разразился скандал, и лидеры чуть не раскололись из-за вопроса, можно ли продолжать печатать работу Энгельса в партийной прессе. Согласились, что можно, но только в теоретическом приложении. Маркс в связи с популярностью Дюринга писал, что среди вождей германской социал-демократии «пахнет гнилью»[704].

Но и это было не все, что пришлось претерпеть Марксу и Энгельсу, глядя из эмиграции на «свою» партию. В 1879 г. (а это было время «чрезвычайного закона», фактически загнавшего партию в подполье) вышла статья «Ретроспективный обзор социалистического движения в Германии», подписанная тремя звездочками (это были недавние дюрингианцы К. Хехберг, К. Шрамм и Э. Бернштейн). Эти «три звезды» планировалось включить в редакционный совет готовившейся к изданию в Швейцарии партийной газеты «Социал-демократ» (здесь был расчет на финансовую помощь Хехберга и острое перо Бернштейна). Статья призывала открыть путь в партию широким слоям интеллигенции (за «одностороннюю ориентацию на рабочий класс» авторы обвиняли лассальянцев, хотя эта же критика относилась и к марксизму), не ограничивая ее пролетарскими рамками (которыми ее руководство уже и так не было ограничено), и не возбуждать ненависть правительства излишним радикализмом.

Обвинения анархистов и близких им радикальных социал-демократов во главе с И. Мостом могли получить полное подтверждение — партия открывала ворота идеям, победа которых превращала ее в государственно-реформистскую. Приток интеллигенции в партию мог облегчить преодоление лассальянского догматизма части ее лидеров, но порождал новую проблему – многообразие идей, за рамками марксизма и лассальянства. Идейное творчество, к которому призывали «три звезды» могло означать отыскание путей не только к социализму, но и к отступлению в «буржуазный» лагерь. Энгельса возмущала также попытка «трех звезд» выступить против революционных методов борьбы, выразив сожаление по поводу насильственного характера революции 1848 г.

Маркс и Энгельс были вне себя. В сентябре 1879 г. они разослали своим сторонникам в партии «Циркулярное письмо», в котором категорически выступили против оппортунизма новых идеологов СДПГ, которые стремятся подчинить рабочий класс буржуазии[705]. Бебель, который прочил Бернштейна в редакторы партийного органа, успокаивал «стариков»: «во всей партии не найдется и дюжины людей, которые хотя бы в основных чертах одобрили эту работу»[706]. Маркс и Энгельс оказались проницательнее своих последователей. Через двадцать лет письмо «трех звезд» превратится во влиятельное течение бернштейнианства. Лидеры партии не разделяли тезисов статьи, но они тоже были готовы к сближению с теми средними слоями, которые Лассаль когда-то считал реакционной массой. Бебель писал Энгельсу, что мелкие буржуа и крестьяне «за последние годы примкнули к нам в большом числе и… во многих округах спасли на выборах честь партии» в условиях чрезвычайного закона, когда часть рабочих голосовала против социал-демократов[707].

В 1880 г. Бебель и Бернштейн поехали в Лондон как в Каноссу. Формально Бернштейн признал правоту Маркса и Энгельса, и инцидент был исчерпан, и «покаявшийся грешник» стал редактировать партийное издание «Социал-демократ». Но фактически партия продолжала «вписываться в цивилизованные правила игры». Она так и не стала вполне марксистской, хотя «старики» сохраняли в ней значительное влияние.

* * *

После смерти Маркса его культ окончательно вытеснил культ Лассаля. В. Чернов писал об особенностях марксистской догматики в Германии: «Впоследствии к этому влечению, продиктованному преклонением перед памятью покойного учителя, прибавились другие психологические мотивы, в том числе – чувство национальной гордости»[708]. Чернов ссылается на выступление А. Бебеля, который утверждал: «не простая случайность, что динамические законы общественного развития и научный базис социализма были открыты и положены немцами, на первом месте Марксом и Энгельсом… Германия стала руководительницей человечества в гигантской борьбе грядущего. По самому географическому положению и по ее развитию ей предрешена эта роль»[709]. Так германский национализм, который несколько ослаб в учении Маркса и Энгельса после создания Интернационала (что позволило марксизму стать мировым явлением), получил новый импульс в германской социал-демократии.