Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны

• Название: Загадка серебряной луны
• Автор: Хуберт Хорстман
• Жанр: Научная Фантастика

Hubert Horstmann. DIE RÄTSEL DES SILBERMONDES. Utopischer Roman.

Серебряная луна — это поэтическое название пустыни, состоящей из аммиачного снега и метановых озер, где царит температура сто восемьдесят градусов ниже нуля, где Солнце меньше копеечной монеты и бледно сияющее кольцо Сатурна закрывает почти полнеба. Здесь, на спутнике Сатурна Титане, совершает посадку первая международная экспедиция на Сатурн. Она состоит из четырех мужчин и одной женщины и была составлена таким образом, что характеры и темпераменты дополняют друг друга. Но психологи отборочной комиссии кажется, совершили промах, потому что уже в первые часы после посадки дело доходит до нарушения дисциплины. Молодой геолог Веккер из Ташкента идет на поводу у легкомыслия, вызывает чрезвычайную ситуацию и ставит под угрозу двух человек. Американский астрохимик Вестинг осуждает ненаучной поведение со всей остротой, и когда геолог срывается с высоты во время разведочного бурения, кажется бесспорным то, что он склонен к небрежности. Но вскоре после этого приходится извлекать из подземного свода пилота Далберга в состоянии глубокой потери сознания. Очевидно на серебряной луне есть неизвестное природное явление, которое действует на человеческую психику прямо через скафандр и гермошлем. Ученые заняты разрешением этой загадки. Возникают расхождения во мнениях, улаживаются, появляются снова, становятся такими сильными, что теряется связующее их звено и возникают угрожающие ситуации. Неведомый мир становится проверкой на прочность. Земные масштабы больше не действительны, сейчас все зависит от творческого мышления — и от характера. Личности участников экспедиции, сформированные земными условиями, отражают общественное воздействие и опыт. Нахождение в таинственном мире серебряной луны становится грандиозным экспериментом, который никакой психолог и социолог не провел бы более эффективно. В конце повествования экспедиция, правда, не выполнила всех задач, которые наметила, но она забирает с собой бесценный выигрыш — осознание того, что человек есть мера всех вещей — поскольку он осознает свою ответственность за жизнь и свое достоинство разумного существа.

---

— Глупости! — Вестинг вынул из кармана листок бумаги и записал параметры. — Дело не в массах, а в отношении масс к контактной поверхности, — сказал он в назидательном тоне и добавил, теперь уже задумчиво: «При чем необходимо учитывать также аэродинамические свойства обоих тел… Какие точные размеры у ракеты?»

Далберг, которые все это время смущенно молчал, опрометчиво вскочил. «Общая длина от носа до кормовых двигателей…»

Бронстайн вздохнул с облегчением. Обстановка разрядилась. Вопросы по делу отбросили назад эмоциональное напряжение. Теперь от него зависело помешать им появиться снова несколько позже. Он должен был призвать Веккера к совести, выбить у него из головы анархические отговорки, и основательно.

— Я жду Вас завтра рано утром в моей каюте! — пробормотал он геологу, когда тот встал, чтобы бросить взгляд на расчеты Вестинга.

Расчеты действительно привели к неожиданному результату. Если судить по удельному весу и реакционной поверхности, ракета должна была бы легче пасть жертвой циклона, чем передатчик. Этого не произошло благодаря случайным факторам: ее положению относительно направлению действия торнадо, ее отдалению от центра вихря…

Был сделан вывод, что в будущем необходимо страховать любой предмет за пределами «Пацифики», и Бронстайн настаивал на том, чтобы и космический корабль был закреплен крепкими тросами. Хоть у него была огромная масса, но он стоял на высоких гидравлических амортизаторах, и было трудно предусмотреть, какому давлению будут подвержены его гигантские широкие стороны.

Анкеровка требовала времени. Тросы необходимо было вытянуть с помощью гусеничной машины из шлюзовой камеры, поднять на вертолете, тщательно обмотать вокруг корпуса «Пацифики» и вплавить на метровую глубину в твердую как сталь почву.

С момента посадки прошло восемь часов, когда спутники, наконец, смогли разойтись по каютам.

Бронстайн устал как собака. В своей каюте он охая бросился на кровать и рассерженно заворчал, когда услышал стук. К его удивлению появилась врач.

— Я протестую! — сразу же защитился он. — Вы можете наверстать свою медицинскую проверку завтра утром.

Анне улыбнулась и закрыла дверь.

— Я не намерена обследовать Вас, а хочу склонить Вас к принятию моего предложения.

— По какому вопросу? — недоверчиво спросил он.

— Речь пойдет о Фроле Веккере.

III

— Там высоко в горах на лугу золотом,
царит исполин Аташлык среди гор…

Пение Фрола Веккера заглушало жужжание пропеллера. После часового полета по однотонным снежным полям вертолет приближался к горному массиву. Заснеженные вершины возвышались над темно-рыжими крутыми обрывистыми склонами, путаница ущелий была вплетена в каменистую поверхность, на высокогорном плато сверкали округлые метановые озера.

— И чудовища с рожами страшными,
ютятся там наверху; кошки крылатые…

Анне улыбнулась. Она откинулась глубже на обивку кресла, пока не исчезла из поля зрения Веккера, и ощупала свои виски. Тупое давление, которое мучило ее с раннего утра, постепенно спадало. Самое время! Потому что она должна была сконцентрироваться на своих задачах.

Она попросила Бронстайна устроить этот «разведывательный полет, чтобы она могла спокойно поговорить с Веккером, прежде чем он даст повод для новых разногласий. Такие случаи как нарушение дисциплины и спонтанный всплеск злости Вестинга больше не должны были повториться. Они отравляли атмосферу. Веккер, разумеется, не замечал этого. Он признал свои ошибки и раскаялся. Точка. И глазом не моргнув, в прошедший вечер он протянул астрохимику, который даже не удостоил его взглядом, правую руку, отправился в свою каюту и очевидно, сразу же беззаботно и глубоко заснул. Потому что задолго до начала работы он уже грохотал в ванной, громыхал посудой на кухне, и во время завтрака он сообщил, что чувствует себя как свежезаряженный аккумулятор.

Она, Анне, напротив, когда встала, чувствовала себя разбитой, и какое-то мгновение она раздумывала, не было ли лучше, если она доверилась Бронстайну и попросила его отложить запланированный полет. Но что она могла сказать ему? Что она провела первую ночь на спутнике Сатурна как… лунатик? Что она ходила по коридорам «Пацифики» с закрытыми глазами? Поверит ли он ей, мог ли он вообще это понять? Что, собственно, произошло, она сама не знала — она могла вспомнить лишь смутно.

— В пещере, годами плененная в панцире,
горюет девчонка с бледным румянцем…

Веккер повернулся, сидя в своем пилотском кресле. «Вы бледны, госпожа доктор!»

— Простите?

Анне была слишком удивлена, чтобы ответить сразу. Он наблюдал за ней? Показала ли она свою слабую сторону? Чтобы скрыть свое смущение, она насмешливо улыбнулась. «Бледны, вы считаете? Может быть. Считайте, что это бледная зависть Вашему поэтическому таланту».

Веккер засмеялся.

— Старая народная песня народа памирских гор, не моя собственная выдумка. Пришло мне на ум, когда я увидел, как там внизу — он постучал ногой по алюминиевому полу вертолета — появились первые вершины гор.

— Которые определенно существенно отличаются от Вашего Памира. — Анне была рада, что отвлечь разговор от себя. Но как она могла искусно направить его в желаемом направлении?

— Существенно. Но если подумать… — Веккер вздрогнул. — Хоп ля, а вот и «крылатые кошки»!

Вертолет нырнул в гряду облаков. Видимость ухудшилась на удивление быстро. Геолог снизил скорость полета и дал понять сожалеющим пожиманием плеч, что он должен сконцентрироваться на управлении и прекратить беседу.

Небольшая передышка пришлась Анне совсем кстати. Она чувствовала, что она не могла сконцентрироваться на разговоре с Веккером, пока ее мысли вращалась вокруг странных ночных событий. Она закрыла глаза и слушала монотонное жужжание пропеллера. Она устала! Недосып давал о себе знать. Только не засыпать! Лучше всего было, если она попыталась вызвать в память ночные события.

Поздним вечером — за иллюминаторами, конечно, было еще так же светло, как и во время посадки, потому что настоящие лунные сумерки наступали лишь через несколько дней — она еще говорила с Бронстайном о напряженных отношениях между Веккером и Вестингом. Бронстайн не делал тайны из своего раздражения. Это был скандал, как необдуманно действовал Веккер, как мало заботили его последствия его дисциплинарного нарушения. Где же его чувство ответственности — и его политический инстинкт?

— Политический инстинкт? Что Вы хотите этим сказать? — спросила Анне.

— В конце концов у нас интернациональная экспедиция, а он не только ученый, но и советский гражданин, комсомолец!

Она поняла намек. Но не преувеличивал ли Бронстайн? Мысль о том, что в резкой вспышке Вестинга резонировало совершенно определенное предубеждение или том, что поведение Веккера могло вызвать такое предубеждение, показалась ей ошибочной. Вспышка указывала просто на нервозное изнеможение, в худшем случае на эмоциональное волнение, которое подпитывалось противоречиями характера. Темперамент Веккера, его нетерпение, его тон частенько могли раздражать осмотрительного товарища, но он молчал и удивленно созерцал его раздражение. Тем более было необходимо позаботиться об этом. Она обратится к совести Веккера.

Бронстайн принял ее предложение не так чтобы с восхищением.

— Устроить для Веккера разведывательный полет? Пара дней домашнего ареста были бы гораздо полезнее.

— Сначала попробуем так, — сказала Анне. Затем она пошла в свою каюту. Она сонно села на кровать и медленно разделась.

И затем вдруг началось это…

В каюте Анне царил полумрак. Ковер и вытравленные коричневые книжные полки приглушали свет. Рифление старинного абажура, который она сохранила на борту, отбрасывало расплывчатые тени.

Взгляд Анне сонно скользил по стулу, на котором с самого раннего утра еще лежала пижама, и ящику с бельем с голубым текстурным рисунком. Полулежа она сняла юбку и чулки. Как только она хотела снять через голову пуловер, ей показалось, что заморгал свет и стало светлее. Затем ей все представилось в искаженной перспективе: кровать укороченной, книги на полке подвинулись словно сплющенные. Она провела рукой по лбу и улыбнулась. И ее нервы тоже сдавали. Не удивительно, после такого дня.

Она разделась полностью и взяла полотенце из ящика с бельем. В ванной пахло «Флоридой Эйр». Это был экстракт Вестинга. Астрохимик принимал ванну так часто, как только мог, и всегда брился два раза в день. С гигиеной он поступал так же, как с наукой.

Анне не стала ждать, пока наполнится ванна. Она вытянулась и смотрела за тем, как вода постепенно поднималась, касаясь ее бедер и тела. Теплая влага приятно обволакивала ее, и она хотела бы уснуть прямо здесь.