Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

• Название: Судьба драконов в послевоенной галактике
• Автор: Никита Елисеев
• Жанр: Фэнтези

---

Но Мэлори редко была печальной.

И Кэт редко так говорила.

Кэт уселась, положила ногу на ногу, сцепила руки замком на колене.

– Ты что, сегодня дежурная? – спросил я.

– Да, прибирала на кухне.

– Это черт знает что, – возмутился я, – муж нивесть где, а жену…

– Да понимаешь, какое дело, – протянула Кэт, – здесь скандалец небольшой вышел.

– Какой скандалец?

Степан вышел из комнаты и сказал:

– Я покусал Георгия Алоисовича.

Я повернулся к нему.

– Что у вас произошло?

– Ничего не произошло…

– Не ври мне…

– Я не вру. Просто мне не понравился Георгий Алоисович – и я его покусал.

– Он бы мог убить тебя, – сказала жена.

– Раз не убил, – ответил Степан, – значит, не мог…

– Прости, сын, – спросил я, – но дело слишком серьезно… Как же ты поступишь работать в Контору? А если тебе там тоже кто-то не понравится?

Кэт покачала ногой:

– Георгий дела поднимать не будет… Я говорила. И Глафира…в общем… была… ну, не собиралась, словом, меня назначать дежурной; я сама попросилась…

– Я тебя понимаю…

Степан зелеными когтистыми лапами отколупывал краску на дверной притолоке, и этот вполне человеческий, подростковый жест взорвал меня, почти взорвал.

Я уже открыл рот, чтобы гаркнуть, но потушил крик, сдержался, взрыв не вырвался наружу, остался во мне, всосался в кровь.

– Степан, – сказал я спокойно, – что бы ни было, что бы ни случалось – тебе надо научиться сдержанности. Ты должен помнить, что ты не один, ты связан тысячью нитями, – я обвел в воздухе круг, – с другими, прочими – со мной, с мамой, с бабушкой. Каждый твой поступок, уж извини, – это и наш поступок. Мы за него тоже ответственны… Ты ведь прекрасно понимаешь, почему Георгий Алоисович сдержался? Понимаешь?

Степан опустил голову.

– Ну, разумеется, – я усмехнулся, – для чего ему иметь неприятный… гм, гм – разговор… со мной. А теперь получилось так, что мне предстоит неприятный разговор с Георгием Алоисовичем. Я надеюсь, ты уже извинился перед ним?

Крокодилья морда Степана замоталась из стороны в сторону, и я снова прикусил губу. Он был отвратителен. Он был не такой, как я.

– Нехорошо, – сдержанно произнес я, – это очень нехорошо, Степа…Теперь мне придется идти извиняться… такие дела… Поэтому, что бы ни было, тебе надо научиться сдерживаться… даже если бы Георгий Алоисович назвал бы тебя жабенышем, а твою маму – драконовой подстилкой.

Степан поднял голову и посмотрел на меня изумленно:

– Откуда ты знаешь?

Кэт перестала покачивать ногой, откинулась на стуле:

– Ах, вот оно что… Степан мне этого не говорил.

Я мотнул головой:

– Да…Степа, и вот теперь мне не придется идти извиняться… Надобно сдерживаться… Это тебе – урок. Ни в коем случае не прерывай собеседника, дослушай до конца, а уж потом отвечай. Иначе видишь, что получается? Ты хотел скрыть причину своей ссоры с Георгием Алоисовичем, и скрыл бы, пожалуй, а поспешил, не сдержался – и пожалуйста, все выболтал… Ничего, Степа, иди… Мы эту проблему решим…

Степан повернулся. Ушел.

Мы с Кэт помолчали. Потом Кэт сказала:

– Он очень хороший мальчик. Поэтому я не поверила ему, что он так просто набросился на Егора… Но я представить себе не могла, что Егор…

– Теперь представляешь?

– Теперь представляю.

– Степа был сегодня в спортзале?

– Да. Я его возила. Он хорошо работал. Тренер его хвалил. Предлагал оставить.

Я почувствовал, как у меня дернулась щека:

– Тренажером? Ты в уме ли?

– Не знаю, – Кэт провела пальцем по столу, – не знаю, где ему было бы легче… Кажется, ему всюду будет тяжело. Одно меня радует: он умеет драться.

– Да уж, – усмехнулся я, – в обиду себя не даст.

Я поднялся и стал переодеваться.

– Ого, – сказала Кэт, – пластинки почернели. Это что?

– Немного обуглились, – объяснил я, – огнедлаки шутить не любят. Видал-миндал. Впрочем, тверже станут.

– Будем надеяться, – вздохнула Кэт.

Я вышел в коридор.

Мне очень хотелось дать по морде Георгию Алоисовичу, но я сам себя успокаивал, мол, с кем не бывает.

Из кухни вышла Глафира. Как обычно, на ней был легкий купальный халат, едва запахнутый на мощном голом теле.

– Ой, – обрадовалась она, – Джек прилетел! Давно?

– Не очень, – сухо ответил я.

– После санобработки сразу сюда – ой, как приятно. А Куродо?

Я пожал плечами:

– Спит, надо полагать. Мне нужно с вами поговорить, с тобой и с Георгием.

– Ага, – Глафира обогнула меня и прошла по коридору к двери своей комнаты, – Георгия сейчас нет. Он на перевязке, а со мной, что же… Поговори.

Она толкнула дверь, и я вошел следом.

Я первый раз был у них в гостях. Все стены были увешаны трофеями Георгия. Там – коготь величиной с саблю, здесь – чешуя размером со щит, чуть поодаль – изогнутый клык, какие-то и вовсе непонятные, вырванные из тел убитых драконов приспособления… Их было много, но не настолько, чтобы заполнить собой все стены. В промежутках, в оставшихся свободными квадратах и прямоугольниках Георгий Алоисович развесил фотографии Глафиры – одетой, полуодетой и вовсе не одетой. Сочетание было забавное. Я обратил внимание на одну небольшую фотографию. Георгий Алоисович притулил ее почти неприметно под каким-то устрашающим, отвратительно прямым кинжальным клыком.

Фотография была не просто небольшая. Крохотная.

Я проявил бестактность. Я подошел к стене и постукал пальцем по фотографии:

– А это зачем?

Глафира чуть покраснела:

– Какой ты, Джек… наблюдательный. Кто бы ко мне ни приходил, никто внимания на эту фотографию не обращал, а ты пришел – и сразу.

Я понял, что Глафира упрекает меня.

Как-никак наблюдательность – первое, что должно быть развито у "отпетого". Стало быть, те "отпетые", что бывали у нее, конечно, замечали эту фотографию, но не задавали Глафире дурацких вопросов.

– Я полагаю, – сказал я, – что фотографии вывешивают, чтобы на них смотрели и чтобы их видели, чтобы на них обращали внимание. Вот я и обратил.

– Вот и умница, – с издевкой сказала Глафира.

Эта издевка и решила дело.

Я не стал узнавать, чего ради Георгий Алоисович вывесил фотографию своей жены, бьющейся в эпилептическом припадке, не стал даже узнавать, кто был фотограф, так дивно запечатлевший нашу нынешнюю квартуполномоченную… я просто потрогал клык, длинный и острый, похожий на кинжал, и спросил:

– Что было у Георгия со Степаном?

Глафира замялась.

Я пришел к ней на помощь:

– Георгий опасно покусан?

– Да нет, – успокоила меня Глафира, – не особенно… он еще смеялся, в спортзал на тренировки ходить не надо…

– В квартире свой тренажер появился, – продолжил я.

– Нет! – запротестовала Глафира, сообразив, что ляпнула что-то не то. – Нет! Он так не говорил.

– Он говорил хуже… он говорил гораздо хуже…

В эту секунду стукнула дверь, и я, не оборачиваясь, понял, что вошел Георгий.

– О! – услышал я, – Джекки! Живой и здоровый… ты что, извиняться пришел? Не надо… Какие счеты… Ну, сорвался малыш… с кем не бывает.

Я старался не смотреть в сторону Георгия и ответил, чуть помедлив:

– Георгий, у тебя остались дуэльные пистолеты?

Георгий Алоисович насторожился:

– Нет. Их конфисковали после того, как твой бывший начальник утонул в дерьме.

– Очень жаль, – я всем корпусом повернулся к нему, – очень, очень жаль… Егор… придется нам тыкаться этими вот… – я показал на клык, повисший над фотографией Глафиры.

– В чем дело? – изумленно спросил Георгий. – Кажется, сатисфакции, как говорит наш водитель де Кюртис, должен был бы требовать я…

Со странным удовлетворением я заметил, что у Георгия была замотана голова.

– Георгий Алоисович, – вежливо и нежно заметил я, – вы совершенно правы… действительно, уже одно то, что в нашей квартире находится такой ублюдок, такая зеленая тварь, как…

Глафира захлопнула рот ладонью и сквозь тесно сомкнутые пальцы выговорила:

– Ох… что ты говоришь…Что такое говоришь?

– …Степан, – невозмутимо продолжил я, – уже одно это представляет собой серьезнейшее нарушение правил подземелья и угнетающе действует на психику людей – людей, подчеркиваю! а не зеленых тварей… Поэтому человек, добившийся разрешения от верховного координатора и от совета ветеранов, заручившийся согласием жильцов, не имеет права предъявлять какие-либо претензии…

– Нет, Джек, – поморщившись, сказал Георгий Алоисович, – ты, и в самом деле, что-то не то говоришь… Неправильно говоришь.

– Георгий Алоисович, – спросил я, – извините, что я прежде не поинтересовался: как перевязка прошла?

– Отлично, – помрачнев, ответил Георгий.

– Ну и прекрасно, – кивнул я, – просто замечательно!.. Так на чем же я остановился? Ах, да!.. Не имеет права предъявлять какие бы то ни было претензии. Вот именно! Должно помнить, что место зеленой твари в террариуме, или в спортзале в качестве тренажера, или в санчасти в качестве донора или санитара. Если же зеленой твари и позволено жить среди людей, то вести себя она должна скромнее скромного, памятуя о том, что один ее вид способен вызвать негативные эмоции у людей вообще, а у людей, занятых убийством таких тварей…