Иван Кожедуб - Неизвестный Кожедуб

• Название: Неизвестный Кожедуб
• Автор: Иван Кожедуб
• Жанр: Биографии и Мемуары

Впервые за 60 лет! Долгожданное переиздание ранней книги величайшего советского аса, фактически неизвестной современным читателям

Сегодня уже мало кто помнит, что, кроме знаменитой «Верности Отчизне», И. Н. Кожедуб был автором еще четырех книг, причем первые издания его мемуаров, вышедшие еще при жизни Сталина, существенно отличаются от поздних текстов, из которых исключены не только все упоминания о Вожде (обычная практика после «разоблачения культа личности»), но и целые главы.

В данном издании исходный текст воспоминаний великого летчика печатается полностью, без цензурных искажений, приписок и купюр.

---

В этот же вечер я с волнением, тщательно выводя каждую букву, написал заявление в комсомол и на следующий день отнес его в комитет.

6. Обещание комсомольца

Однажды мне сказали, что внизу меня ждет военный.

Я сбежал по лестнице. У окна стоял красноармеец и смотрел на улицу. Он обернулся — я сразу же узнал брата Сашко. Как он изменился — возмужал за эти три года! В нем появилась выправка, которая мне так нравилась у военных.

Он обнял меня:

— Ну и вырос же ты! Я за тобой пришел, не дождался выходного.

Сашко, как отличника-красноармейца, отправили на учебу в военное училище. Он приехал домой на побывку. Мы с ним пошли в деревню, и дорогой я рассказал ему о Мацуе, о том, что подал заявление в комсомол, об учебе. А Сашко до поздней ночи рассказывал мне — мы спали вместе в амбаре — о своей жизни в армии. Мне было приятно, что старший брат уже не смотрит на меня как на маленького, что я стал для него товарищем.

Сашко провел дома две недели. Я часто бывал в деревне, и мы подолгу говорили с ним. Он подарил мне сапоги, галифе и футболку с голубой полоской. «В тот день, когда в комсомол вступать будешь, наденешь, — сказал он мне. — Ведь это для тебя большой праздник».

Александр уехал, а через неделю было назначено комсомольское собрание. Все знали, что оно посвящено приему в комсомол.

Я очень волновался, готовясь к собранию. В тот вечер пришел в клуб раньше всех. Зал постепенно наполнялся. Мне казалось, что сегодня у всех собравшихся особенное, торжественно-приподнятое настроение.

Я сидел в первом ряду. Уже приняли нескольких ребят. Мацуй назвал мою фамилию. Я даже вздрогнул. Поднялся на сцену. В зале — тишина, а мои новые сапоги скрипят и стучат, словно нарочно. Мне показалось, что я очень смешон, и от этой мысли бросило в жар. Оглянулся — нет, никто не смеется; вокруг дружеские, серьезные лица. Мне еще не приходилось выступать перед такой большой аудиторией. Было неловко, я не знал, куда деть руки. Встал в струнку, как на военных занятиях, и, отвечая на вопросы слишком быстро, глотал слова. Мацуй на меня не смотрел и постукивал по столу карандашом. Я знал его привычку: стучит — значит, недоволен. Поглядел на Тихона. Поймав мой взгляд, он ободряюще кивнул.

Я старался отвечать медленнее, обстоятельнее. Вижу — Мацуй оживился, улыбается, отложил карандаш. Говорит что-то секретарю райкома комсомола, тот тоже улыбается. На душе стало легко.

И я произнес речь, первую в своей жизни. Говорил о том, что сегодня у меня большой праздник, что такое же радостное чувство я испытывал много лет назад, когда вступал в пионерскую организацию, что теперь даю обещание быть верным комсомольцем-ленинцем.

В зале зааплодировали, и мне опять стало неловко.

Я был принят единогласно. Секретарь райкома сказал мне:

— Будьте же достойны нашего комсомола!

И я понял, что только сейчас вступил в пору сознательной жизни…

7. Учебный год

Требования в техникуме к нам большие. Несколько студентов были отчислены за неуспеваемость. Перед экзаменами я очень волновался — вдруг провалюсь! — но сдал все предметы на «отлично» и «хорошо».

Ребята стали разъезжаться на каникулы. Собрался и я в деревню, но меня вызвал к себе председатель профкома:

— За отличную учебу и активную работу в комсомоле ты премируешься путевкой в дом отдыха в Новгород-Северский. Поезжай, отдохни.

Вошел Мацуй, озабоченно посмотрел на меня и сказал:

— Ты даже похудел за время экзаменов. Поправляйся, людей посмотри, себя покажи.

Путевки получили еще несколько студентов-отличников, и мы дружной, веселой компанией поехали отдыхать. Чудесные две недели провел я в небольшом доме отдыха на высоком берегу Десны, в вековом парке, возле старинного монастыря — исторического музея. С крепостного вала открывался замечательный вид на леса, заливные луга, болота. Мы ходили с экскурсоводом по историческим местам, влезали на крутой холм, где, по преданию, стояли новгород-северский кремль и терема князя Игоря — некогда неприступное оборонительное сооружение; осматривали пещеры, купались в Десне, загорали на горячем песке, по утрам занимались гимнастикой, потом играли в городки и на бильярде. Для меня это был не только отдых. В эти дни я многое узнал из истории Родины. В Шостку я вернулся загоревший, полный сил и энергии, новых впечатлений.

На втором курсе в начале года меня перевели на механическое отделение. Этим я был обязан заведующему учебной частью. Он хорошо знал студентов и часто беседовал с нами. Минувшей весной я ему как-то сказал, что меня очень интересует механика, машины. Он запомнил это, и мое желание осуществилось.

Я увлекался черчением. Оно давалось мне легко. Привык к точному измерению деталей, аккуратности, приобрел навыки, которые потом, когда я стал изучать самолет, мне очень пригодились.

Заниматься в техникуме становилось все труднее и интереснее. Приступили к занятиям в лаборатории, началось чтение специальных дисциплин. Но, несмотря на дополнительные лабораторные занятия и чертежи, свободное время оставалось. Может быть, оттого, что я уже привык работать систематически и, следуя советам Мацуя, тщательно планировал свой день. Я даже успевал ходить в городскую библиотеку и там дополнительно читать техническую литературу.

Новыми моими товарищами по комнате были Миша Вербицкий — его все звали «профессором»: он был начитан, серьезен и хорошо знал математику — и Кузьма Филонов, добрый, веселый украинский парубок, с которым я любил меряться силой.

К Октябрьским праздникам нам поручили оформлять клуб. На несколько дней наша комната превращается в мастерскую: по вечерам Кузьма варит зубной порошок с клеем, Миша режет, клеит, а я рисую. К нам то и дело забегают ребята посмотреть на нашу работу.

Торжественно отпраздновав двадцатую годовщину Октября, мы начинаем готовиться к 12 декабря — дню выборов в Верховный Совет СССР. У нас в техникуме избирательный участок. Оформляю его лозунгами и плакатами. Но очень обидно, что не смогу принять участие в выборах — мне еще нет восемнадцати лет.

Миновал праздничный день 12 декабря. Наступили будни. Потекла размеренная жизнь от зачета к зачету. Незаметно подошла весна, а с ней и переводные экзамены.

8. Новое увлечение

В воскресенье утром, как всегда, до завтрака занимался гимнастикой в спортивном зале. Вошли два студента с третьего курса. На них были новые военные гимнастерки и до блеска начищенные сапоги. Ребята держались независимо и молодцевато.

— Что за маскарад у вас, товарищи? — спросил я.

— Маскарад?! Мы учимся в аэроклубе, и нам выдали форму.

Я застыл на турнике.

— А как вы туда попали?

— Очень просто: взяли в комитете комсомола характеристики, написали заявления, и нас приняли.

— А что вы изучаете в аэроклубе?

— Сейчас заканчиваем изучение материальной части самолета и теории авиации. Скоро выйдем на аэродром. Пока тренируемся на батуте.

— Что такое батут?

— Сетка для тренировки вестибулярного аппарата. Я ничего не понял. Спрашивать было как-то неловко, но я все же решился:

— А это интересно?

Аэроклубовцы не без презрения посмотрели на меня, и один из них сказал:

— Он еще спрашивает!.. Но летать не все могут. Говорят, неспособных будут отчислять из аэроклуба, чтобы зря на них бензин не тратить.

— А как вы успеваете и в техникуме и в аэроклубе?

— Так и успеваем. В аэроклубе есть ребята и с завода. Учатся без отрыва от производства.

— Ну, кончите аэроклуб… А дальше что? — допытывался я.

— А потом пойдем в летное военное училище… если, конечно, все испытания сдадим и по здоровью подойдем.

Они стали упражняться на кольцах, а я сидел на турнике и думал: «Вот это здорово — летчиками станут!»

Один из аэроклубовцев, ловко подтягиваясь на кольцах, заметил:

— Нас инструктор по парашютному делу каждый день заставляет физкультурой заниматься. Говорит: летчик должен быть хорошим спортсменом.

— Ну, этого-то я не боюсь!

— А ты что, тоже захотел в аэроклуб поступать?

— Не знаю еще, — ответил я.

Но у меня уже созрело твердое решение при первой возможности поступить в аэроклуб.

Начались экзамены, и думать об аэроклубе было некогда. Экзамены сдал хорошо, перешел на третий курс, и меня опять отправили на отдых в Новгород-Северский.

Беззаботно и весело бежали дни. Но нашу спокойную жизнь нарушило сообщение в газетах: 29 июля японские войска нарушили советскую границу в районе озера Хасан и атаковали высоту Безымянную, советские пограничники вступили в бой с японскими захватчиками; 31 июля японцам удалось захватить высоты Безымянную и Заозерную.

6 августа началось наше наступление. С каким волнением следил я за сообщениями с далекой восточной границы нашей Родины! Замечательна была доблесть наших артиллеристов, танкистов, пехотинцев, но почему-то я был особенно захвачен сообщениями о действиях советских летчиков. Там, в районе Хасана, стояла дождливая погода, ни один вражеский самолет не осмелился подняться в воздух из-за тумана, а наши самолеты непрерывно появлялись над сопками, занятыми японцами.