Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632

• Название: Кодекс 632
• Автор: Жозе Душ Сантуш
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-068474-8, 978-5-271-29141-8, 978-5-4215-1143-4

Криптоаналитик Томаш Норонья расследует смерть пожилого профессора-историка и, дешифруя найденные документы, путешествует по всему миру — из Лиссабона в Рио, Нью-Йорк и Иерусалим. Он погружается в увлекательную историю открытия Америки и сталкивается с загадкой, которую не удалось решить ни одному ученому: кем был на самом деле Христофор Колумб и какую веру он исповедовал.

---

В ванной Томаш рассуждал о причинах крушения своей семьи, обращаясь к отражению в зеркале. Шведка была вершиной айсберга, о который разбился их с Констансой брак. Истинные мотивы скрывались под толщей темных, зловещих, как Атлантика, вод. Он слишком долго игнорировал их, загонял внутрь, предпочитал делать вид, будто все в порядке. А когда отрицать очевидное сделалось невозможно, предпочел опасному путешествию по закоулкам собственного подсознания обманчивый уют чужой спальни. А теперь невидимое чудовище утащило его судно на дно, а он сам, капитан с разбитого корабля, хватается за обломки прежней жизни, отданный на произвол стихии.

Зигмунд Фрейд заметил когда-то, что любовь — это возвращение домой. С ее помощью мы пытаемся вернуться в эпоху невинности и безмятежного счастья, когда мы были детьми и жили в ладу с окружающим миром. Вот чего жаждал Томаш, когда впервые увидел Констансу с нежной кожей и веснушками, когда решился подойти к ней на факультете искусствоведения, когда гулял с ней по пляжу в Каркавелуше. Сделав ей предложение, он втайне надеялся вновь обрести потерянный рай, воспоминания о котором теплились в душе. Это не Констансу Томаш полюбил, а идеал, химеру, мечту, образ ушедших светлых дней, спрятанный в подсознании. Рождение Маргариты уничтожило эту мечту. Оставшись наедине с собой, Норонья впервые сформулировал суть происходившей с ним драмы и осознал ее глубину.

Томаш с каждым днем понемногу продвигался в поисках ответов на свои вопросы и постепенно начинал понимать, что с ним приключилось. Он подменил реальный мир воображаемым, жил не с настоящими Констансой и Маргаритой, а с придуманными. Не удивительно, что разрушение царства фантазий стало для него столь тяжким ударом; вместо того чтобы постараться принять семью такой, какая она есть, Томаш предпочел спрятаться за очередной иллюзией, выпустив на волю чудовищ своего подсознания. Признаваться себе в таких вещах было нелегко, но другого способа исправить положение уже не существовало. Путь к спасению лежал через познание себя, и пройти по нему надо было без страха.

Мы не сумели сохранить нашу близость, решил Норонья. Когда они с Констансой поженились, надежды на будущее делали их всесильными, а мечты озаряли скучный быт божественным светом. Первые годы брака напоминали Томашу миф, пересказанный Аристофаном и потом изложенный в Платоновом «Симпозиуме». Согласно этому мифу, в древние времена человек был совершенным существом с двумя парами рук и ног; к несчастью, бывшим любимцам богов случилось навлечь на себя их гнев; в наказание за дерзость Зевс разделил человечество на две половины, мужскую и женскую, и обрек каждого на вечные поиски своей половинки. С тех пор люди влюбляются и женятся, мечтая возвратить утраченную гармонию. Так было и у них с Констансой: первое время их близость была бесконечной, словно они и вправду превратились в единое существо.

Рождение Маргариты положило конец единству, реальность возобладала над мечтой. Теперь у них появилась новая цель: сделать так, чтобы дочка сумела прожить более-менее нормальную жизнь. Не сказочную, а самую обычную, как у большинства здоровых людей. Внезапный сокрушительный удар судьбы не оставил супругам сил для борьбы за уничтоженную Зевсом первородную гармонию. Оба несли свой крест с молчаливой покорностью, не решаясь заговорить о том, что мучило обоих, будто опасаясь, что слова разорвут тонкую нить, до сих пор связывавшую их души. Констанса и Томаш быстро привыкли скрывать свои чувства и, как хорошие актеры, научились улыбаться, изнемогая от боли. Посвятив себя дочери, у которой, несмотря на заботу, не было ни единого шанса стать такой же, как обычные дети, муж и жена окончательно отдалились друг от друга.

Упорно копаясь в своих воспоминаниях, придирчиво анализируя мысли и чувства, Норонья понял на удивление простую вещь: чтобы спасти брак, им с Констансой предстояло вернуть утраченную близость.

Томаш целую неделю не выпускал из рук телефон, но Констанса все не звонила. Вот и теперь его ждало разочарование.

— Hi, Tom, — поздоровался Молиарти.

— Здравствуйте, Нельсон, — хмуро ответил Норонья, не особенно стараясь скрыть досаду.

— Что-то от вас давно нет никаких вестей, старина. Как дела с нашим расследованием?

Португалец виновато прищелкнул языком.

— Все не так просто, — признался он. — Профессор Тошкану весьма надежно зашифровал номер своего сейфа.

— Смею напомнить, что фонд оплатил вам поездку в Геную и Севилью. Надеюсь, вы прокатились не зря.

— Нет, разумеется, нет, — заторопился Томаш. Американец имел полное право требовать отчета, и Норонья должен был во что то ни стало убедить его, что все идет по плану. — Я ознакомился с очень интересными документами и скопировал самые важные из них. Главная задача на сегодняшний день — получить доступ к сейфу профессора Тошкану. А для этого мне предстоит разгадать невероятно сложный шифр.

— А почему бы не… как это по-вашему?.. Почему бы просто не… break in?

— Взломать замок? — усмехнулся Томаш. Все же американская манера вести дела была чересчур прямолинейной. — Вдова ни за что на это не согласится.

— Fuck her! — выругался Молиарти. — Так взломайте тайком.

— Знаете, Нельсон, это уж чересчур. Я университетский преподаватель, а не взломщик. Если хотите взломать сейф, ступайте на Кайш-ду-Содре и наймите какого-нибудь громилу. А меня увольте.

Молиарти на том конце линии обреченно вздохнул.

— Okey, okey. Оставим это. Меня куда больше интересует наш очередной briefing.

— Конечно, — Томаш сверился с лежавшим на столе ежедневником. — Встретимся завтра?

— Давайте.

— Где? У вас в отеле?

— Нет, только не в отеле. Я собирался пообедать в ресторане «Касса-да-Агия». Вы знаете, где это?

— «Касса-да-Агия»? Это рядом с Каштелу-де-Сан-Жоржи?

— Точно. Давайте в час. Okey?

Из-за всего, что свалилось на него в последнюю неделю, Томаш совсем забросил Мишеля Фуко. Звонок Молиарти напомнил ему о том, что ребус Тошкану до сих пор не разгадан и что пора бы разделаться с «Надзирать и наказывать». В книге оставалось всего несколько страниц, и Норонья без труда прикончил ее за несколько часов. Читая, он не позволял себе увлекаться оригинальными суждениями автора, стараясь сосредоточиться на поисках ключа к шифру. Отложив книгу, Томаш надел куртку и вышел на улицу: расследование пора было форсировать. Оставались еще другие тома и другие дела.

Добравшись до торгового центра, Норонья зашел в книжный магазин. В отделе философии ему кстати подвернулись «Слова и вещи», очередное сочинение Мишеля Фуко, в котором могла скрываться разгадка тайны. Томаш взял с полки книгу и уже хотел было расплатиться, но внезапно решил побродить еще немного по магазину. Обыкновенно это занятие помогало ему успокоиться и выбросить из головы неприятные мысли, а неделя бесконечных мытарств явно требовала нервной разрядки. Перебравшись в историческую секцию, профессор долго листал классический труд Сэмюэла Ноа Кремера «История начинается в Шумере», впервые прочитанный еще в студенческие годы, потом обнаружил на полках новые издания Гульбенкяна и Дугласа Мак-Мертри, а рядом с ними разрозненные тома обожаемой им «Истории повседневной жизни».

В секции художественной литературы дипломированного историка привлекли, само собой, исторические романы. В этом отделе продавались сразу две книги Амина Малуфа: «Скала Таньиос» и «Самарканд». У этого автора Томашу доводилось читать «Сады света», жизнеописание человека из Месопотамии по имени Мани, основавшего манихейство. Норонья решил купить оба романа великолепного ливанца, но потом подумал, что в ближайшее время у него едва ли найдутся время и силы на беллетристику. И все же покидать магазин он не спешил. Ему нравилось просто бесцельно передвигаться между стеллажами, касаться кончиком пальца корешков, читать названия. Вот «Креольская нация» Хосе Эдуардо Агуалусы, рядом «Капитан Панталеон и рота добрых услуг» Марио Варгаса Льосы. Компанию перуанцу составляла чилийка: следующей за Льосой стояла «Дочь фортуны» Исабель Альенде. Томаш усмехнулся, наткнувшись на загадочную книгу в роскошной обложке, «Бога маленьких вещиц» Арундати Роя, и тепло улыбнулся «Имени Розы» Умберто Эко. Отличная книжка, подумал Норонья. Сложная, но очень интересная. Ни одному писателю еще не удавалось так глубоко проникнуть в мировосприятие средневекового человека.

На той же полке стоял еще один роман живого классика, «Маятник Фуко». Томаш застыл на месте, впившись взглядом в знакомую фамилию. Совпадение в духе Эко, отметил про себя Норонья. Впрочем, в романе речь шла о другом Фуко, не Мишеле, а Леоне, физике, куда более известном. Этот Леон прославился тем, что еще в XIX веке воссоздал принцип вращения земли при помощи маятника, который с тех пор хранился в главной обсерватории Парижа. Три знакомых слова сложились в привычную цепочку. Эко, маятник, Фуко. Томаш замер, боясь спугнуть внезапную догадку; обложка романа стояла у него перед глазами, словно выкрикивая три заветных слова.