Елена Сазанович - Гайдебуровский старик

• Название: Гайдебуровский старик
• Автор: Елена Сазанович
• Жанр: Современная проза

Действие разворачивается в антикварной лавке. Именно здесь главный герой – молодой парень, философ-неудачник – случайно знакомится со старым антикваром и непредумышленно убивает его. В антикварной лавке убийца находит грим великого мхатовского актера Гайдебурова – седую бороду и усы – и полностью преображается, превращаясь в старика-антиквара. Теперь у него есть все – и богатство, и удача, и уважение. У него есть все, кроме молодости, утраченной по собственной воле. Но начинается следствие, которое завершается совершенно неожиданным образом…

---

– А куда он с тобой выходил? Куда приглашал? Ага, молчишь! Я не говорю о ресторанах, бог с ними. Это не по карману не только Гришке. А любому, сохраняющему здравый смысл. И хотя бы из гордости не желающему покорятся миру абсурдных цен. Но хоть в парк он хоть раз вышел с тобой прогуляться? Опять молчишь. И правильно делаешь. Это достойно минуты молчания. Как и то, что он ничего тебе не дарил. А ты, между прочим, его девушка. А девушкам положено делать подарки. А он даже сапоги тебе приличные не купил! Уже такая холодина – а ты в летних кроссовках.

Тася сделала протестующий жест. Но я тут же его перебил.

– А-а-а, понятно! На каждый Новый год в подарок флакончик туалетной воды! Самой дешевой, со скидкой, со своего супермаркета! А на 8 Марта – букетик мимоз? И в бесплатное приложение – уборка квартиры? Раз в год!

– На это 8-марта он мне подарил еще коробку конфет, – робко пролепетала Тася, с таким же ужасом глядя в мое раскрасневшееся, разгорячившееся лицо.

– Коробку конфет? – Я почесал затылок. Про коробку я забыл начисто. – Ну да, коробку! Так ее бесплатно раздавали сотрудникам, потому что просроченная! Но это не помешало твоему Гришке ее слопать за милую душу. Ты съела две конфетки.

– Одну. Я на диете.

– Нет, две! – решил я все-таки уточнить, потому что вспомнил – именно две тогда съела Тася. Так зачем прибедняться? – А ты всегда на диете! А твой Гришка наверняка нет! Он еще к тому же уплетал в три раза больше тебя! И за милую душу! Не смотря на общий бюджет!

Тася, словно утратив все силы и аргументы, опустилась в кресло.

– Неужели он такой подлец? – она с жалостью посмотрела на меня, словно просила, чтобы я поставил хоть один балл в его пользу. Но я был неумолим. Я уже искренне возненавидел этого парня.

– Да, Тасенька, образ более, чем непривлекательный!

– Но ведь что-то, хоть что-то в нем хорошее было? Иначе я бы с ним не жила? Да?

Я развел руками. И важно прошелся взад-вперед по комнате.

– Какая ты еще молоденькая, Тася. Живут и не с такими. Живут даже с преступниками. Вообще, девушки закрывают глаза на многое. И слишком многое прощают. Чего не скажешь о парнях. Вот ты с ним и жила. Потому что рядом никого не было. А вот он… Он бы ни один промах твой не простил. Более того – искал любой повод, чтобы смыться. А поскольку промахов и поводов у тебя не было, он ушел, так ничего и не объяснив. Украдкой. Среди бела дня. Как вор. Как последний трус. А ты еще хочешь заявлять в милицию о его пропаже. Поставить себя в наиглупейшее положение! Это тоже самое, что повесить объявление на каждом углу: от меня сбежал муж, верните мне его, пожалуйста! Представляешь, сколько это вызовет смеха.

Тасины плечи затряслись. Но не от смеха. А от слез. И мне стало ее искренне жаль. Эх, попадись мне этот Гришка, намылил бы я ему шею! Этому трусу и проходимцу!

– Ну ладно, ладно, девочка. – Я слегка надавил ладонью на Тасино плечо. – Не плачь, только не плачь. Этот парень не стоит твоих слез. Знаешь, сколько парней на свете! Ты только подумай! Твой бухгалтер бы в миг подсчитал! И ты бы поняла, как глупо плакать по одному, когда их миллионы. Тоже самое, что жалеть одну раздавленную вишенку в вишневом саду. Одно было преимущество у твоего дружка, что он был философом. Но заметь, был, но не стал.

– А вот вы стали! – Тася подняла на меня зареванное личико. – Так все подметить! Вы действительно психолог. Жить с вещами и все-все-все угадывать про людей.

– За каждой вещью – отдельная биография, Тасенька, – поучительно заметил я. – А вещи здесь необыкновенные. Принадлежащие необыкновенным людям, понимаешь. Значит и биографии необыкновенные, в некотором роде утрированные. А если я все знаю про уникальных людей, то что мне биография какого-то парня с улицы? Это даже не ребус. Это какая-то детская считалочка.

– Ну, раз вы все-все можете угадать. Тогда… Тогда скажите, зачем был этот звонок? Если это не Гришка…

– Ну вот… У попа была собака… Хорошо, если это не Гришка, тогда ответ еще более прост. Учитывая, что твой Гришка и трус, и негодяй, он вполне мог от страха попросить позвонить какого-нибудь друга. Простуженного друга. Или старичка-соседа, понимаешь? Чтобы самому не объясняться. И чтобы ты его никогда не разыскивала и навсегда отцепилась, понимаешь? Грубо, но правдоподобно и достоверно.

Тася открыла рот, чтобы вновь зареветь, но я вовремя зажал его ладонью.

– И плакать не надо. Будем думать о вишневом саде. А не об одной раздавленной вишенке. И навсегда забудем про милицию.

Тася передумала реветь. Благодарно кивнула мне. И даже улыбнулась. Я всегда подозревал, что Тася не из тех девушек, кто печали принимает близко к сердцу. И тем более – надолго. Тася слишком любила жизнь, чтобы долго печалиться в ней. И вишневый сад ей уже казался гораздо реальнее какого-то вчерашнего парня. Что ж. Дело пропавшего Гришки пора закрывать. И я это дельце провернул на славу. Как настоящий делец. Коим и был, и должен был быть антиквар. По всей логике, мои дела теперь должны пойти в гору.

Мои дела пошли в гору. Вместе со мной в гору уверенно и весело шла Тася. Я не знаю, какой помощницей была Элеонора Викентьевна, насколько она была приветливой с покупателями и насколько способствовала процветанию, а не загниванию антиквариата. Хотя в отсутствии интеллектуализма ее точно нельзя было упрекнуть. Но Тася, как ни странно, оказалась способной к торговле на все сто. Хотя упрекнуть ее в интеллектуальности тоже было невозможно. По сути своей этот магазинчик требовал именно эрудированных работников. Поскольку старинные вещи не терпят невежд. Нужно знать и кому эта вещь принадлежит, и сколько она стоила когда-то, и сколько может стоить сегодня. И главное – сколько в истории стоил ее хозяин. Сколько стоит теперь. И угадать, даже не угадать, а интуитивно высчитать – сколько будет стоить завтра. И я, поскольку невеждой никогда не был, в суть дела вошел быстро. Но поначалу очень опасался, насколько Тася сможет принять правила торговли антиквариатом. И правила игры в эту торговлю. Опасения мои оказались напрасными. Как ни парадоксально, именно отсутствие эрудиции и глубокого интеллекта, помогли Тасе в освоении дела. Она, что ли, была не зашорена ни цифрами, ни датами, ни именами, ни самой историей. К которой была равнодушна. Тасю интересовало исключительно настоящее. И с этим настоящим она ловко справлялась. И это настоящее в ней подкупало покупателей, которые приходили в нашу лавку исключительно покупать прошлое. И это настоящее помогало дать настоящую цену будущему.

Конечно, старик был профи в своем деле. Но я подозревал, что его мудрость, его философия, его нахмуренные седые брови и непревзойденное умение апеллировать, словно жонглировать фактами и событиями прошлых веков, только отпугивали клиентов. Равно как и отпугивала древность Элеоноры Викентьевны, способной лишь на красочный монолог, окрашенный допотопными иероглифами или иероглифами. Что, по сути, одно и то же. И что, по ее мнению, должно способствовать выгодной сделке.

Безусловно, у них были выгодные сделки. Иначе бы Аристарх не сколотил такое состояние. Но эти сделки были редки. А значит, чаще всего, случайны. Мы с Тасей построили свою торговлю на ином принципе. На некотором снижении цен, а значит на повышении частоты сделок. Что означало, эти сделки уже были не случайны, как и не случайными покупатели, которые постепенно становились потенциальными постоянными клиентами. А это неминуемо вело к регулярной прибыли.

Без сомнений, подобный метод работы старика с покупателями мне был на руку. У него не было постоянных. Это означало, что опасность моего разоблачения сводилась к минимуму. Более того, как оказалось, чаще всего у него приобретали антиквариат приезжие. Я, конечно, понимал старика. Он высоко ценил свои вещи. Они были для него не просто вещами. Они были для него всей жизнью. Его друзьями, его семьей, его домом, его родиной. Не смотря на то, что биография у каждой вещи была чужая, постепенно она становилась и биографией старика. Кроме вещей у него, по сути, ничего и никого не было. И если он изредка расставался с ними, то расставался по баснословной цене. И снижать ее не собирался. И не торговался ни с кем. Он продавал свою родину, семью, свою биографию очень дорого. За такую цену, когда уже отказать было невозможно. И он эту цену знал. И по продаже частицы себя, словно в искупление, тут же приобретал другие антикварные вещи. Умело приобретал, недорого. Чтобы ужившись, сроднившись с ними, искренне полюбив их, позднее им поднять цену. Можно было про него сказать проще – спекулянт. А можно – романтик. Это – как и кто понимает. Ведь все имеет цену. Даже то, что бесценно. И то, что ничего не стоит вообще. Я мало знал старика. Всего несколько часов. И все же… К тому же, по его подробным дневникам, где он скурпулезно и выразительно описывал каждую вещь, словно рисовал с натуры, я понял – он являлся и спекулянтом, и романтиком в одном лице. Он был равнодушен, порой жесток к людям, как прирожденный ростовщик. Которого убить не жалко. Подобных ему не раз безжалостно убивали классики в своих романах. В то же время, он был искренне неравнодушен к вещам, нежен к ним и сентиментален. Как возвышенная натура, сподвигнутая ими на философию и поэзию. И классики, убив подобных ему, потом часто оплакивали их в своих романах. Я не был классиком и не писал романы. Я просто убил старика по-настоящему. Как спекулянта. И потом не раз плакал о нем. Как об одиноком и по-своему трогательном человеке.