Эдвард Уитмор - Иерусалимский покер

• Название: Иерусалимский покер
• Автор: Эдвард Уитмор
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-11731-8

31 декабря 1921 года три человека садятся в Иерусалиме играть в покер: голубоглазый неф, контролирующий ближневосточный рынок молотых мумий; молодой ирландец, наживший состояние, торгуя христианскими амулетами фаллической формы; и бывший полковник австро-венгерской разведки, маниакальный пожиратель чеснока.

Их игра, которая продлится двенадцать лет в лавке торговца древностями Хадж Гаруна, приманит сотни могущественных магнатов и лихих авантюристов со всего мира, ведь ставкой в ней — контроль над вечным городом, тайная власть над всем Иерусалимом.

Впервые на русском — второй роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, бывшего агента ЦРУ и безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и латиноамериканскими магическими реалистами.

---

Наконец Каир перестал смеяться. Он потер грудь и широко улыбнулся.

Ждем, да, все мы ждем. Сейчас Мунк начнет думать, что ты и есть этот самый таинственный башмачник.

Я? Это еще почему?

А потому что ты себя ведешь прямо как он, все болтаешь и болтаешь. Ты говоришь Мунку, что мы сегодня вечером должны пойти с Хадж Гаруном, но не говоришь почему. Не объясняешь всей сути вещей.

Ох, сказал Джо, притворяясь, что опять корчит недовольную рожу. Суть вещей и всего-то? Что ж, я как раз к этому подбирался. По пути я просто вроде как присматривался к местности. Что за смысл путешествовать, если нет возможности полюбоваться достопримечательностями? Что за смысл готовить тушеную баранину, если не наслаждаешься ароматом, если не можешь лизнуть подливку, чтобы понять, как чудно она пахнет? Что вы от меня хотите? Чтобы я тушил баранину и сократил путешествие до одного слова?

У Хадж Гаруна это получается, сказал Каир, вновь начиная смеяться.

Что ж, конечно получается, но это только потому, что он смотрит уже очень долго, не то что мы с тобой. А Мунк не такой, как мы, — у него есть призвание, которое подымет его на вершину горы. И так оно и будет, я, кажется, сейчас провижу будущее. Хадж Гарун и Бар-Кохба отражают натиск римских орд и их чудовищных осадных машин, которые катятся прямо на них и громыхают, — просто чудовищные зверюги. А они вдвоем возводят укрепления и носятся по стенам, мчатся по переулкам Старого города, решительно и непоколебимо, и не останавливаются, потому что движущуюся цель сложнее поразить, чем неподвижную, я теперь это отчетливо вижу. И вот наступают римляне и готовятся забросать город камнями и оскорблениями, это я тоже вижу.

Джо, постой. Куда ты теперь идешь?

Я? Никуда. Кто вообще об этом заговорил? Ты, расхититель мумий, как ты можешь так говорить, знаешь ведь, что я трезв как стеклышко. Просто я не хочу смотреть, как заканчивается эпоха. Мне нравилась наша игра.

Мунк рассмеялся.

Хватит с вас обоих. Давай свое одно слово. Почему мы сегодня идем с Хадж Гаруном?

Джо вздохнул.

Господи, вот правильные вы с Каиром ребята, ничего, кроме фактов, вам не надо, и прямо к делу, сухие факты и ничего больше. Не даете по-человечески насладиться тушеной бараниной. Что ж, в любом случае, Мунк, ты уже знаешь это слово, но чтобы придать ситуации характер официальной церемонии, просто чтобы подвести итог двенадцатилетнему покеру, надо услышать мнение официального источника. Официальное уведомление о том, что игра за этим столом окончена. Хадж Гарун, хранитель прошлого и будущего?

Да?

Ты сидишь наверху, и тебе оттуда видно лучше, чем нам. Что за слово подводит итог всему Иерусалиму?

Хадж Гарун расправил свою линялую желтую накидку, дрыгая длинными тонкими ногами. Он поправил ржавый рыцарский шлем и уставился в несуществующее зеркало на стене, там, где штукатурка начала осыпаться.

Мечты, блаженно произнес он.

Да, вздохнул Джо, вот оно что. И знаешь, почему мы идем сегодня с Хадж Гаруном поискать этих двух стариков? Потому что так уж вышло, что это они — тайная движущая сила этого города. Один, тот, что бродит и бормочет на ступеньках у входа в крипту, а другой, его товарищ по времени — словоохотливый башмачник? С одним не поговорить, а другого — не найти? Ну так вот видишь ли, Мунк, сегодня им снится сон, особый сон, и нам надо пожелать им спокойного сна. Сегодня им снится, что Иерусалим есть. И раз им это снится, значит, когда мы проснемся завтра поутру, Иерусалим будет потому что их мечта, их сон, сохранит его еще на год. Так что, если в двух словах, — вот наша миссия на сегодняшний вечер.

Мунк кивнул. Хадж Гарун наверху встрепенулся.

Пресвитер Иоанн? Я долго не мог вспомнить, где именно каморка башмачника, но сегодня у меня такое чувство, что я смогу ее найти. Честное слово, сегодня я вполне могу вспомнить, где она.

Конечно можешь. Я и не сомневался.

И он вам понравится, башмачник, должен понравиться вам всем. У него всегда есть в запасе забавные истории, и он не путается в датах так, как я, и может порассказать о действительно давнем прошлом — ведь когда я был еще мальчишкой, он был уже мужчиной.

Нам понравится. Я уверен, что понравится.

Хадж Гарун отрешенно улыбнулся.

Что ж, пора мне спускаться. Пора начинать обход.

Правильно, пора. Бывшие переносные солнечные часы сообщают из передней, что какой-то час уже почти наступил.

Глава 18 Бернини

Ответ будет всегда один и тот же. Они все скажут тебе именно это, честно и без обиняков. Мы прямо входим в жизнь других, и конца этому не будет — никогда.

В конце зимы, ясным утром, какие бывают только в Аттике — солнечный свет заливал сверкающее море, — маленький темноволосый человек медленно шел по кромке песка в окрестностях Пирея к тому месту, где маленький темноволосый мальчик пускал по воде «блинчики». Остановившись ярдах в пяти от мальчика, человек сел на песок и прикрыл глаза.

Эй, привет.

Сам привет.

Хороший день. Море как раз подходящее.

Вот именно.

Какой у тебя рекорд?

Пока девять, но я дойду до одиннадцати или даже до двенадцати, мне всегда удается. Что это на тебе за смешной старый мундир?

Это форма офицера легкой кавалерии, добыта на войне.

Это, наверное, давно было — она такая старая и потрепанная, и на ней столько пятен.

Давно. Я как раз об этом думал, гуляя по пляжу.

И она тебе не по росту. Она широка в плечах, и тебе даже пришлось закатать рукава.

Знаю. Может, я раньше был больше.

То есть ты стал расти назад?

Что ж, вообще-то меня бы ни капельки не удивило, если бы оказалось, что я расту вперед или назад, но вероятнее всего, со мной будет и то и другое. В конце концов, у джиннов-то получается, почему бы не получиться и у нас? То они огромные гиганты и ходят по земле от Тимбукту до Гиндукуша и чуть ли не со всеми разговаривают по пути, а то они уже маленькие и молчаливые, такие молчаливые, что по семь лет сидят в крохотной пещере на Синае, заговорив всего раз, да и то с кротом. Вот именно, так они и поступают.

Мальчик рассмеялся. Он пустил еще один камушек и затаил дыхание. Он захлопал в ладоши.

Ты видел? Одиннадцать, что я говорил?

Отличный бросок. Ты приближаешься к цели.

У тебя странный акцент. Это тоже с войны?

Иногда я думаю, что да, с одной из многих. Похоже на то, а?

Ты всегда так разговариваешь?

Как?

Все вокруг да около.

Вроде бы не замечал, но может быть, это и так. Может быть, иногда приходится окружать вещи со всех сторон, а то не сможешь до них дотянуться. Скажи мне, а ты не знаешь ли, часом, ту женщину, что живет в домике у пляжа? Ее зовут Мод.

Конечно знаю, это моя мама. Ты работаешь с ней в городе или что?

Нет, я ее знаю очень давно. Познакомился с ней в Иерусалиме. Да, вот именно, дружок. Я твой отец.

Рука Бернини с камнем замерла в воздухе. Он улыбнулся, и его лицо осветилось радостью.

Ты правда папа?

Да, дружок. Он самый.

Бернини вскрикнул и рассмеялся. Он рванулся к Джо, а тот подхватил его на руки и закружил. Они оба упали на песок, задыхаясь и хохоча.

Я знал, что ты скоро придешь. Я никому не говорил, но я знал.

Конечно знал, дружок. Что бы я еше, по-твоему, мог делать?

Ты отличился на войне? На которой это войне?

Ничего подобного. Когда я сражался, еще до того, как повстречал твою маму, никто не знал моего имени и даже не догадывался, что оно у меня есть. Я тогда носил плоскую красную шляпу, зеленую куртку и башмаки с пряжками и жил в холмах южной Ирландии, не видел ни души, днем прятался, а в часы тьмы бегал по округе со своим старым мушкетоном. И вот видишь ли, хотя я и был одет как маленький народец, окрестные жители-то видели меня, если им удавалось, конечно, совсем недолго и издалека, а я ведь был более или менее нормальных человеческих размеров — ведь я же человек все-таки, — и вот они стали называть меня эльфом-переростком. Видишь ли, у эльфов не бывает имен, и фермеры не знали, кто им помогает, шагая по холмам и пуская пули с огромного расстояния на манер гаубицы — так, что пули поражали врага сверху и зароняли в его сердце страх перед небесами, а может быть, даже страх Божий, если они верили в Бога, конечно. Нет, фермеры не знали, кто это был, но им, безусловно, нравилось, что я где-то поблизости, вроде есть, а вроде и нет меня, так что они оказали мне любезность и назвали меня так.

Но кто такой этот маленький народец, папа? Это эльфы?

Ну, им не очень-то понравится, если их называть просто эльфы, потому что они гораздо красивее, величественнее и мудрее, чем может себе позволить быть любой эльф. Кто же они тогда? Они чудесные создания, они духи, и повадки у них самые загадочные. И кроме того, это они на самом деле правят страной.