В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

• Название: Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
• Автор: В Травинский
• Издательство: ДЕТГИЗ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ (Альманах) № 11

Москва, Детская литература, 1965

СОДЕРЖАНИЕ

Травинский В., Фортус М. Поединок с гестапо

Альтов Г. Шальная компания

Гансовский С. Чужая планета

Насибов А. Письменный прибор

Попов А., Светланов Ю. Оставалось семь дней

Жемайтис С. Гибель “Лолиты”

Емцев М., Парнов Е. Только четыре дня

Коротеев Н. Огненная западня

Мирер А. Будет хороший день!

Пашинин В. Разведчики 111-й

Яров Р. Нужно, чтобы чувствовала

Ройзман М. Вор-невидимка

Булычев К. Девочка, с которой ничего не случится

Томан Н. Среди погибших не значатся

Локерман А. Новый способ ловить медведей

Локерман А. Как медведь геолога вылечил

Ляпунов Б. Воскрешенные черты

Ляпунов Б. Любителям научной фантастики

Оформление Ю.Копейко

---

Открыв дверь, в комнату на цыпочках вошел Михаил Андреевич со скрипкой и смычком в руках. Он остановился перед постелью, на которой лежал мастер.

— Отец! — произнес он робко. — Хочешь, сыграю “Жаворонка”?

Старик поднял глаза на сына, вздохнул и медленно опустил веки. Скрипач заиграл знакомую мелодию.

Между небом и землей
Песня раздается,
Неисходною струей
Громче, громче льется.
Не видать певца полей.
Где поет так громко
Над подруженькой своей
Жаворонок звонкий.

Мастер не сводил глаз с сына и, когда последняя, берущая за душу нота слетела со струн и растаяла, слезы выступили на его глазах:

— Моя? — еле слышно спросил он.

— Твоя, отец! — ответил скрипач. — Только что из починки!

— Почему не принес мне?

— Ты же перед конкурсом работал день и ночь!

Михаил Андреевич положил скрипку на одеяло возле руки отца. Тот стал ее гладить по слегка изогнутой, ярко-оранжевой спинке, где от середины в стороны расходились узоры, словно шерсть на хребте большой кошки.

— Соловушко мой! Эх, соловушко!

Он заплакал. Скрипач наклонился к нему, подавая носовой платок, и старик прижался губами к его лбу.

— Вот, сынок, — проговорил он, глотая слезы, — скрывал от тебя, все скрывал! А для чего? Все равно с собой ничего не унесу! Много бы отдал, чтобы пожить — поработать хотя бы годик! Я всему научил бы тебя, Михайло!

— А учеников? — тихо спросил я.

— Само собой, — еле донеслось до моих ушей.

Старик закрыл глаза и задремал. Михаил Андреевич вышел со мной из комнаты и позвал к отцу медицинскую сестру…

Теперь я еще больше убедился в том, что зря подозреваю скрипача: не йог же он так непосредственно сыграть роль любящего сына! Ни одного неискреннего слова, ни одного фальшивого жеста! Для этого надо иметь незаурядный актерский талант, а у музыканта его не было.

Да, но кто же взял красный портфель? И вдруг меня осенило: Савватеев! Однако ради чего он пошел бы на такую рискованную кражу? Я должен немедленно выяснить причину…..

7. КТО ТАКОЙ САВВАТЕЕВ?

Забыл написать, что, пока ждал в мастерской машину “неотложной помощи”, я ухитрился еще осмотреть все стамески и только у одной обнаружил сломанный правый уголок. Судя по написанной на деревянной ручке чернилами фамилии с инициалами, она принадлежала старику Золотницкому. Не мог же он сам взламывать собственный шкаф?

Кроме того, зная, что какой-то слесарь открывал красный портфель и видел, что там лежит, я узнал его адрес и отправился к нему на квартиру. Оказалось, что полтора года назад он со всей семьей уехал на целину.

Со все еще бывшими на экскурсии учениками я не мог поговорить и решил потолковать с Савватеевым, о чем предупредил его по телефону. Кстати, он мне сказал, что ему звонил Михаил Золотницкий и сообщил о происшествии в мастерской…

Архитектор весело встретил меня, взял под руку, повел по коридору и широко распахнул дверь в свой кабинет. Войдя, я увидел справа на стене, очевидно прикрывающие чертежи, зеленые шторки; в углу — высокий, широкий, застекленный сверху донизу шкаф с коллекцией скрипок; справа — сплошь уставленные книгами стеллажи; возле-раскладную лестницу. Свободная стена была завешена портретами скрипичных мастеров и скрипачей.

— Прошу в партер! — предложил Савватеев, указывая на стоящее сбоку стола высокое кресло.

— Спасибо! — отозвался я ему в тон, сел и показал на шторки. — Давайте занавес!

Архитектор объяснил, что работает в мастерской, которая готовит проект реконструкции улицы Горького. Отдернув шторку, он взял деревянную черную указку и стал водить ею по чертежу, объясняя, что и где будет строиться.

В начале проспекта Карла Маркса, там, где находится “Националь”, вырастут шестнадцатиэтажные корпуса новой гостиницы. На площади Пушкина расширится здание редакции “Известий”, которое вместит в себя зал для совещаний на тысячу с лишним человек и превосходно оборудованные почту и телеграф. Во всю длину улицы в нижних этажах многих домов откроются универсальные магазины, торгующие обувью, одеждой, синтетическими изделиями, а также парикмахерские и косметические салоны.

— Многие магазины будут работать без продавцов! — пояснил Савватеев.

— Но там, где будут нерадивые директора и нелюбезные продавщицы, — добавил я, — мы увидим магазины без покупателей!

Георгий Георгиевич улыбнулся, закрыл шторку и тоном гида продолжал:

— Переходим к небольшой коллекции скрипок вашего покорного слуги!

— От кого вы унаследовали страсть к собиранию их? — спросил я, подходя к уже открытому Савватеевым шкафу.

— Мой лед играл в оперном оркестре первую скрипку. Он понимал толк в этих инструментах, был богат и покупал наилучшие из них. Он завещал свою коллекцию отцу, отец — мне, а я в конце концов сдам ее государству. Вот поглядите, — продолжал он, снимая с крючка скрипку, — работа Витачека…

Показав мне несколько инструментов, он сказал:

— Теперь посмотрим библиотеку!

Архитектор протянул руку к стоящему на второй полке толстому тому в переплете, на черном корешке которого горело золотое, вытисненное латинским шрифтом немецкое название: “История смычковых инструментов”. Но я сказал, что читал-этот добротный труд Юлиуса Рюльмана, и перевел разговор на французского ученого Феликса Савара, открывшего, что старинные итальянские мастера, в частности Страдивари, измеряли части скрипки не кронциркулем, а устанавливали соотношение высоты их звуков.

— Что и говорить, Страдивари — гений! — вздохнул Георгий Георгиевич. — Только не забывайте: его учитель Никколо Амати за какие-нибудь тридцать лет преобразил гнусавую виолу в классическую скрипку с итальянским тембром. Он основатель кремонской школы. Без него никогда не было бы ни Антонио Страдивари, ни Андреа Гварнери, ни Франческо Руджери!

— По-вашему выходит, что виола — прародительница скрипки? — спросил я. — А вам не приходилось любоваться фреской Киевского собора одиннадцатого века, где изображен человек, держащий у плеча смычковый инструмент?

— Давно известно, что сначала смычковые инструменты появились у славян. В Далмации, в Истрии! Оттуда бродячие музыканты разнесли их по Европе. Ну, а Кремона, Брешиа лежат по соседству. Итальянцы — народ музыкальный, у них растут клен и ель. Им сам бог велел заниматься скрипкой! — Он потер руки и добавил: — Верно, славяне сотворили “прабабушку” виолы. В истории скрипичного мастерства вы разбираетесь!

Черт бы его побрал! В эту минуту я думал, как мне напасть на след похищенного красного портфеля. Ведь в этом кабинете — в шкафу, на стеллажах, в ящиках стола, под разостланным во всю комнату ворсистым вишневого цвета ковром — можно спрятать добрую сотню красных портфелей!..

После этого архитектор показал мне выпущенную англичанами монографию о скрипке Страдивари “Мессии”. Вздохнув, Георгий Георгиевич сказал, что есть очень ценная монография о скрипках, написанная Никколо Паганини, но это библиографическая редкость и он не смог ее достать. Я посочувствовал Савватееву и пожалел, что у него вообще маловато старинных сочинений и смычковых инструментов. Он тряхнул головой, сделал ко мне два шага и спросил:

— Хотите посмотреть редкостные вещи, которых, ручаюсь, ни у кого нет?

— Зачем об этом спрашивать?

Он скрылся за подставками, где стояли доски с неоконченными чертежами. Я было шагнул к стеллажам с книгами, но сзади меня послышалось тихое щелканье замка (впоследствии я узнал, что у архитектора вмурован в стену секретный шкафчик, оклеенный теми же обоями, что и комната).

На вытянутых руках, осторожно, как запеленатого младенца, Савватеев принес металлическую плоскую, размером чуть больше писчего листа шкатулку. Он торжественно опустил ее на столик, вставил в узкое отверстие замка похожий на лезвие перочинного ножа ключ, и крышка сама медленно поднялась: в шкатулке лежала кожаная, черного цвета с серебряной монограммой коллекционера папка. Вынув ее из шкатулки, он развязал тесемки, раскрыл и, взяв верхний лист, показал мне. Я протянул руку, чтобы взять его и получше рассмотреть, но он остановил меня таким возгласом, словно я подносил к бумаге зажженную спичку. Это была таблица толщинок к скрипичной нижней деке французского мастера Жана Вильома с его написанным красными чернилами автографом. Глаза Георгия Георгиевича блестели, на щеках появился румянец, держащая табличку рука дрожала, точно от листа шел электрический ток. Вот таблички итальянца Базьяка Леандро, вот — француза Николя Люпо, вот — русских: Александра Лемана, Евгения Витачека. Захлебываясь от волнения, архитектор объяснял: дека какой скрипки и кем была сделана по той или иной табличке, кто из музыкантов играл на инструменте, какова судьба мастера и его учеников. А когда, наконец, в его руках затрепетали подлинные первый и второй варианты табличек для “Жаворонка”, он стал говорить с хрипотцой и глотать слова.