Григорий Ходжер - Белая тишина

• Название: Белая тишина
• Автор: Григорий Ходжер
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман «Белая тишина» является второй книгой трилогии о нанайском народе. Первая книга — «Конец большого дома».

В этом романе колоритно изображена жизнь небольшого по численности, но самобытнейшего по характеру нанайского народа. С любовью описывает автор быт и нравы своих соотечественников.

Время действия — начало XX века. Октябрьская революция, гражданская война. Ходжеру удалось создать правдивые образы честных, подчас наивных нанайцев, показать их самоотверженную борьбу за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

---

Иван скрутил новую самокрутку и закурил.

В доме Пиапона собрались соседи, пришли Улуска, Дяпа, Полокто, явился Холгитон. Старый Холгитон приободрился, он всегда чувствовал себя лучше зимой. Осенью нынче он промышлял белок на Гили, ставил самострелы на выдр, колонков.

— Ты в богатых стрелял? — спросил он Ивана.

— Стрелял, — ответил Иван. — Никто не сможет стерпеть, камни и те не выдержат, глядючи на их зверства. Всюду люди берутся за ружья и уходят в тайгу к партизанам.

— Кто это такие? — спросил Пиапон, услышав незнакомое слово.

— Это те же красные, рабочие и крестьяне, которые живут в тайте и в тех селах, где нет белых, нападают на белых, когда они не ожидают нападения, уничтожают и опять в тайгу. Так и воюют.

— А тайгу они знают? — спросил Холгитон.

— Знают, среди них много охотников.

— Это хорошо, — сказал Пиапон.

— Ты думаешь, — обратился Полокто по-нанайски, — партизаны могут победить?

Выслушав перевод отца, Иван ответил:

— Обязательно победят! Когда я шел по Амуру и ночевал в русских селах, я слышал, всюду народ недоволен, не может народ больше терпеть зверства. Под Хабаровском села горят, белые убивают людей и бросают в прорубь. Осенью, когда лед еще не встал, я видел, как калмыковцы с моста бросали в Амур убитых. Кровь стынет в жилах, когда видишь это. Они никого не жалеют, убивают женщин, стариков, детей. Рассказывают, они маленьких ребятишек бросают в горящие дома.

Богдан, переводивший на нанайский язык рассказ Ивана, замолчал, у него вдруг охрип голос, тугой комок подкатился к горлу. Улуска с Дяпой, не понимавшие русского языка, ждали продолжения рассказа. Полокто внимательно слушал Ивана, он без перевода понимал рассказчика.

«Как можно убивать детей? — думал Пиапон. — В тайге, когда лосенок с матерью, не стреляешь в лосиху, а тут детей в огонь бросают! Разве человек может так делать? Это уже не человек, это бешеная собака, потерявшая разум».

Пиапон взглянул на внуков, которые сидели в дальнем углу и, причмокивая, ели мягкие шанежки.

Женщины возле печи притихли, слушая перевод Богдана.

— Изверги они, — говорила вполголоса Надежда. — Малых-то детишек за что губят? Силов нет это слушать, слезы закипают.

Хэсиктэкэ накрошила талу из осетра и подала на стол. Притихшие мужчины разлили водку и молча выпили. Пиапон прежде всегда пьянел с трех стопок, но теперь водка, казалось, потеряла прежнее могущество.

Дярикта ставила на стол пельмени.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда дырявились котлы, кастрюли, ведра, ломались ружья, няргинцы раньше обращались к малмыжским мастерам. Теперь в Нярги был свой мастер, работник Холгитона Годо, он мог отремонтировать все, что сделано из железа и меди. Но Пиапон не обратился на этот раз к нему, потому что боялся, думал, заинтересуется Годо устройством швейной машины, разберет ее, да не сможет собрать. Швейная машина — это не дырявый котел, даже не сломанное ружье, к ней нужен особый подход, в ней может разобраться только русский мастер, потому что эта машина русская.

Машинка Дярикты сломалась в мае, и Пиапон не мог ее сразу отвезти в Малмыж к Митрофану, на то было много причин: ледоход, весенняя путина, охота на уток. Только в середине июня Пиапон поехал в Малмыж.

Пиапон не застал Митрофана дома и удивился, где же его друг может пропадать в эту пору: сено косить — трава еще низкая, рыбу ловить — только нерест закончился, охотиться — звери все худые, да с малыми детьми — не время охоты.

— Где он? — спросил Пиапон у хозяйки.

Надежда, повеселевшая, помолодевшая было после возвращения сына, теперь опять будто состарилась за весну.

— И не спрашивай, Пиапон, — сказала она, — Ивашка будто в воду глядел, появились белые-то. Как только сошел лед, пошли пароходы, тут они сразу, прямехонько и появились и стали всех мужчин в солдаты забирать.

— А Митропана с Иваном тоже забрали? — испуганно спросил Пиапон.

— Нет, они рыбалили, потому остались.

— Чичас где?

— Вчерась тут пароход подходил, они и ушли в тайгу.

— Теперича так будут жить, пароход сюда — они в тайгу, пароход уйдет — они домой.

— Это хорошо, — согласился Пиапон.

— Тревожное время-то, Пиапон, все боимся мы, слух про белых страшный плывет по Амуру. Зверуют они шибко. Ваших-то они не тронут, вы сторонние люди. В солдаты не возьмут.

«Это верно, — подумал Пиапон. — Нас и раньше в солдаты не брали, зачем сейчас возьмут?»

Надежда осмотрела машинку, покрутила и начала что-то отвинчивать.

— Надю, не надо, не трогай. Митропан сам посмотрит.

«Женщина есть женщина, что она понимает? — думал он. — Хоть и умница Надю, но она совсем все разломает. Исправлять такую машинку — дело мужских рук».

— Надю, не надо, не трогай, Митропан сам посмотрит, — умолял он хозяйку.

— Чево Митрофан, тут любая хозяйка, которая имеет машинку, справит.

И правда, к несказанному удивлению Пиапона, машинка затарахтела, застрочила.

— Ое-е, Надю, ты все хорошо умеешь делать! — воскликнул Пиапон.

Надежда, польщенная похвалой, засмеялась.

— Ничево-то я не умею. Скажи жене и дочерям, толстые вещи пусть не шьют.

Пиапон возвращался в стойбище встревоженный. Он беспокоился за своих друзей, вспомнил рассказ Ивана о том, как отец воюет против сына, брат стреляет в брата.

«Так случится, если Митропана белые заберут в солдаты, — думал он, — Иван уйдет к красным, и они будут стрелять друг в друга. Надо их увезти на дальние озера, самому тоже уехать на лето туда, и вместе жить. Туда и белые не придут, и пароходы их не пройдут…»

…В стойбище начали готовиться к большому религиозному празднику касан, дети Баосы собрались отправить душу отца в буни. Впервые после смерти отца собрался совет мужчин бывшего большого дома: Полокто, Пиапон, Дяпа и Калпе. Теперь к ним добавились: Ойта, Гара, Богдан и Хорхой.

Совет решил, кто сколько внесет денег на водку и угощения, кто добудет мясо и рыбу. Все это было решено быстро и без споров. Но возник вопрос, кто будет выступать старшим из четырех братьев. Молодым охотникам, впервые присутствующим на таком совете, вопрос казался бесспорным: Полокто самый старший, и он должен выступать за старшего. Но двое младших братьев, Дяпа и Калпе, решительно заявили, что они хотят, чтобы старшим на касане и главой семьи был Пиапон. Спорили долго, пока Пиапон не сказал, что Полокто старший брат и он должен возглавить семью.

Большой касан — большое событие в жизни целого рода, и к нему надо тщательно готовиться. Большой касан требует много денег на водку и угощения, потому что он продолжается несколько дней, на него приезжают все желающие — родственники и друзья. Приглашается великий шаман, он только один может проводить душу умершего в буни.

После совета охотников бывшего большого дама Богдан ездил ставить сеть и вернулся в сумерках.

— На касане столько бывает всяких игр, — ломающимся баском возбужденно говорил Хорхой. — Эх! Хочется мне побороть кого-нибудь!

— Ты сильный, поборешь, — сказал Богдан и, взглянув на пане, мысленно проговорил: «Это тебя будут сжигать. Скоро мы с тобой совсем расстанемся, и мне не с кем будет делиться своими тайнами. Мы с тобой рядом спали, ели уже семь лет, я к тебе привык. Жалко расставаться. Ты, дед, совсем уходишь?»

— Не сильный я, не смейся, — обиделся Хорхой.

— Не смеюсь нисколько, ты ловкий, ты быстрый, в прыжках и в беге ты обязательно победишь, — ответил Богдан.

Подошла Агоака, поставила перед пане рыбный суп, чумизовую кашу и чай. Семь лет Агоака ухаживает за пане, утром, в полдень, вечером ставит перед ним еду, раскуренную трубку, вечером стелит его постель, утром прибирает. За семь лет она ни разу ничем не обделила пане.

На следующий день дети и внуки Баосы разъехались в разные стороны, одни поехали закупать продовольствие и водку, другие — к хулусэнскому шаману Богдано и к родственникам — оповещать о касане. Возвратившись домой, они готовили мясо, рыбу, и на всю эту подготовку ушел месяц.

К назначенному времени в Нярги стали съезжаться гости. Вскоре Нярги превратилось в большое, многолюдное стойбище. Сколько тут было встреч старых друзей, сколько было новых знакомств, сколько молодых юношей и девушек влюблялось! Всего не перечесть.

В начале касана утром к стойбищу подъехала лодка с великим шаманом. Восемь молодых гребцов сидели за веслами, один к одному, смуглые, сильные, красивые!

— Шамана привезли! Шамана привезли!

Народ устремился на берег, молодые — бегом, пожилые — размеренным шажком, старики — ползком. Все шли на берег.

Подъехал неводник шамана, лихо развернулся и пристал к берегу кормой. Десяток рук подхватили лодку и чуть ли не всю вытащили на песок.

К шаману подбежал Полокто, глава семьи, поднес чашечку водки.