Чарльз Уильямс - Тени восторга

• Название: Тени восторга
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: Вече
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-3655-0

В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…

---

— Я не могу… только не это, — с мукой простонал он. — Что угодно… только не это.

— Вы идиот?! — рявкнул Консидайн. — Это всегда что угодно и всегда это. Как же вы собираетесь встретить смерть когда-нибудь, если не осмеливаетесь умереть сейчас? Всем в этом мире предстоит рано или поздно сдаться ей, но смысл смерти в том, чтобы принять ее добровольно и получить свою выгоду. Жизнь — сражение. Сражайтесь же, получайте раны и научитесь наконец использовать их опыт.

— Но вы же не отдадите их? — жалобно спросил Моттре. Видно было, что слова Консидайна плохо доходят до него. — Пусть они хотя бы будут у вас. Не отдавайте…

— Разумеется, я их отдам, — прервал его Консидайн. — Пусть лучше служат легенде, чем человеку. Если бы я последовал вашему совету, вы лишились бы своего царства, царства Человека.

Резкий стук в дверь прервал разговор. Мимоходом развернув Моттре лицом к стене, чтобы не видно было его измученного выражения, Консидайн спокойно сказал: «Войдите». В комнату вошел Верекер.

— Сэр, пришло сообщение, — сказал он.

— Сейчас приду, — ответил Консидайн, и когда Верекер вышел, собрал драгоценности и ссыпал их обратно в чемоданчик. Моттре тоскливо следил за ним. Так может смотреть путник, чей верблюд только что пал, на исчезающий мираж, или юноша на то, как его возлюбленная отдает свою драгоценную руку другому. Консидайн запер чемоданчик, поставил его возле стола, взял Моттре под руку и вывел из комнаты.

Тем временем Роджер, Кейтнесс и Розенберг так и сидели в одной комнате, не находя, да и не желая находить ни одной темы для разговора. Судя по звукам, в доме что-то происходило. До них доносились новые голоса, иногда звук прибывающих или отъезжающих машин. Ожидание становилось трудно переносимым, и Кейтнесс, наиболее восприимчивый к внешним впечатлениям, сдался первым. Иезекииль все еще сидел у камина, погруженный в размышления о древних фразах, размышляя над тем, какую роль Высший и Священный сыграл в тайной истории Иосифа или Давида, что в словах Руфи или Есфири означало прощение Израиля. Роджер раздумывал совсем над другими текстами, пробовал привнести в давно знакомые строки новое переживание, рожденное новым опытом, пытался осознать царственные периоды времени и пространства, существующего и измеряемого торжеством поэзии. Строки приходили к нему словно издалека, но пространство перестало восприниматься как внешнее, он сам растянулся на лиги, разделявшие его и любимых поэтов, и это собственное пространство больше не было пустотой, оно вибрировало от переполнявшей его непонятой жизни. Никогда раньше он так не досадовал на свое скудное разумение. Стихи возникали из бездны — они всегда так говорили — «бездны разума» — «та сила страшная, что происходит из бездны разума» — бездны его разума — она заведет его в бездну — она найдет для него бездну… О, как мало, как мало знает самый рьяный читатель, какие тайны кроются в слове!

Там обитает тьма, и сонмы всех существ туманных трудятся все время, там, будто в здании, подобном дому их[68] — одно волшебное мгновение он размышлял, не был ли и впрямь этот дом их домом.

Разум Кейтнесса не был занят подобными исследованиями. Природа его ума и обязанности священника направляли его внимание не в сторону вещей в себе, но в сторону немедленного действия. Он оценивал людей по моральному облику, наверное, он и Бога оценивал так же. Наиболее трудными для толкования текстами для него всегда были те, что неявно намекали на происхождение зла в Неназываемом, «лживый дух» Седекии,[69] непонятный вопрос Исайи: «Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?»[70] Он всегда старался избегать двойственности и находил утешение в утверждении, что Господь Всемогущий допустит то, чего не сотворил и не мог сотворить, хотя другого сотворения (вне Господа) быть не могло. Верно, всегда добавлял он, здесь — тайна, но лучше просто признать существование добра и зла, чем искать объяснения. Все его восприятие было построено на различении добра и зла, и невольно, со временем, в его проповедях главное место заняло не следование добру, а противостояние злу. Возможно, так растрачиваются великие силы, поскольку недостаточно только противостоять, даже если противостоишь злу. Сейчас его занимала несговорчивость Инкамаси. То маленькое чудо, которое удалось сотворить им с архиепископом, казалось, оправдывало его и делало, пусть ненадолго, главным ревнителем христианства, победителем Антихриста. Конечно, его раздражало, когда к нему относились как к неофиту, только что переступившему порог церкви. Ну а личная неприязнь к Консидайну только усиливала его приверженность своему учению.

В конце концов Кейтнесс решительно встал и вышел из комнаты, собираясь еще раз серьезно поговорить с королем. Дом действительно стал более оживленным. В холле он увидел двух незнакомых офицеров в странной темно-зеленой форме. Один походил на араба, другой мог быть итальянцем. Кто-то громко произнес: «Фейсул-паша», и в холл вошел еще один военный. Кейтнесс резко повернулся, взбежал по лестнице и на первой площадке встретил Моттре.

Полковник медленно шел навстречу, лицо его было бледным и измученным. Увидев Кейтнесса, он остановился, и священник инстинктивно остановился тоже. Несколько мгновений они выжидали, точно дуэлянты, следящие, кто первым спустит курок. Наконец Моттре сказал — словно бы подразумевая что-то другое:

— Идете к королю?

— А если и так? — спросил Кейтнесс. Что-то в голосе Моттре его озадачило. Казалось, тот хотел его задержать.

— Вы считаете, что все мы неправы? — вдруг спросил Моттре.

Кейтнесс кивнул.

— Наверное, вы хотели бы, чтобы мы потерпели неудачу?

Кейтнесс кивнул опять. Моттре подошел к нему поближе, огляделся, схватил священника за руку, но тут же резко выпустил ее, словно коснулся чего-то ненавистного.

— Если бы можно было… — прошептал он и умолк.

Тоном распорядителя душ Кейтнесс сказал:

— Можно что?

— Если бы можно было… заключить мир, — прошептал Моттре. — Нашлось бы… нашлось бы местечко для человека, который поспособствует этому?

Он подошел к Кейтнессу вплотную, и священник, чувствуя его возбуждение и потрясенный смыслом его слов, понизил голос до такого же шепота:

— Но как мы можем… мы не примем его условий.

— А без его условий? — спросил Моттре.

— Как можно заключить мир без него? — спросил Кейтнесс.

— Он не человек, — резко бросил Моттре. — Если… если поймать сумасшедшую обезьяну…

Догадка молнией озарила разум Кейтнесса — впереди стремительно разворачивалась лента возможных событий. В этом странном доме среди странных обитателей раздался самый странный шепот, и говорил он о том, что в стане врага завелась червоточина. Мысли священника помчались наперегонки. Он наклонился еще чуть ближе и сказал:

— Если бы можно было посадить обезьяну в клетку…

— Вы знаете премьер-министра? — Моттре, казалось, был одержим некоей идеей.

— Мой друг знает, — быстро ответил Кейтнесс.

— Так вот, если обезьяну все же посадить в клетку? — произнес Моттре. — Если он будет совершенно беспомощным?

— Ну, если это возможно… — протянул Кейтнесс, не осмеливаясь уточнить, что имел в виду собеседник.

После долгой паузы Моттре проговорил словно про себя:

— Он не человек, он чудовище. Он лишает нас всего — наших душ!

— Он лишает вас всего, в первую очередь ваших душ, — страстно повторил священник, не подозревая, к какой сверкающей цели стремится дух полковника.

Лицо Моттре приобрело неожиданно хитрое выражение, как будто он запрятал эту тайну поглубже в сердце и укрыл ее понадежнее.

— Если что-нибудь случится… — начал он.

— Это будет счастьем для мира, — твердо закончил священник. — Но, — добавил он, — это все в руках Господа.

— Да… Господа, разумеется, — кивнул Моттре. — Но он сам ведет себя как Господь. Если что-нибудь случится, ваш друг мог бы…

Кейтнесс замер. Он подумал о сэре Бернарде, и с этой мыслью пришло воспоминание о его визите в Лондон, о разговоре с архиепископом о том, чтобы церковь не принимала светскую помощь. Но то было давно, до этого странного дома, до встречи с сумасшедшим мечтателем, до африканских орд, танцующих вокруг костров и поклоняющихся этому длинному выродку, до богохульственных разговоров о победе над смертью. Ну и что? Конечно, не стоит церкви обращаться за помощью к государству… обычно не стоит, но сейчас… такой случай… второй раз такого не представится. В конце концов, ни он, ни его друзья, ни церковь действовать не собираются, это инициатива последователя Верховного Исполнителя, или как там его? И зулус-христианин будет спасен из плена, а Роджер — от заблуждений, а люди — от зла. Сейчас, только сейчас — если этот полковник согласится…