Чарльз Уильямс - Тени восторга

• Название: Тени восторга
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: Вече
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-3655-0

В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…

---

— Ну и что, драгоценности отдали Розенбергу?

— Нет, — ответил Кейтнесс. — Вряд ли Консидайн захочет с ними расстаться.

Роджер удивленно взглянул на него и довольно холодно произнес:

— Вы так сильно его ненавидите?

— Ненависть здесь ни при чем, — ответил Кейтнесс. — Он противопоставил себя Господу, а это свойственно грядущему Антихристу.

— Что за ерунда! — резко сказал Роджер. — Нашли тоже Антихриста! Что он такого сделал, чтобы заставить вас думать, будто он собирается украсть кучку драгоценностей?

— А что он такого сделал, — спросил через плечо священник, — чтобы заставить вас думать иначе? Разве он не погубил одних и не похитил разум у других? Если он захочет драгоценности, он их возьмет.

— Но он их не захочет, — воскликнул Роджер, — вот в чем суть. Я, наверное, мог бы, или Моттре может, но наш хозяин хочет их не больше, чем вы.

Дверь открылась, и в комнату вошли Моттре с Розенбергом. Старый еврей взглянул на них, а затем прошел в другой конец комнаты и сел. Моттре помедлил у двери, казалось, он не ожидал обнаружить здесь еще кого-то. Его темные глаза остановились на Роджере. Подойдя к нему, он тихо сказал:

— Я слышал, Нильсен и вправду умер.

Фраза прозвучала настолько безнадежно, что в комнате ощутимо повеяло смертью. Роджер только кивнул. Моттре отошел к Розенбергу и вполголоса заговорил с ним. Через пару минут к ним присоединился Кейтнесс. Роджер хотел было тоже поучаствовать в разговоре, но передумал. Он не понимал, что могли сказать друг другу Моттре с Розенбергом кроме пустых фраз. Насколько он помнил, Моттре должен был ждать капитана, кем бы этот капитан ни был. Его мысли вернулись к морю, и он внезапно подумал о подводных лодках. Возможно, Консидайн имел в виду именно это «движение». Как все запуталось! Цветистая риторика и дотошный реализм, учение о преображении и африканские шаманы, дирижабли и подводные лодки. Роджер подумал об Изабелле, сразу вслед за тем пришла мысль — не пора ли остановиться… нет, он не мог. Голод, годами терзавший его сердце и ум, должен быть удовлетворен. У каждого из них свой выбор. Вот если бы их выборы оказались по соседству… А сэр Бернард — что бы он подумал об этом доме, где мертвые пытаются вернуться к жизни, а сам он все ждет каких-то объяснений? Уставившись под ноги, Роджер подумал, что он только и делает, что ждет. Может быть, это пустая трата времени? Зачем он вообще нужен Консидайну?

Когда Роджер вынырнул из глубокой задумчивости, Консидайн был уже здесь. Не иначе как из воздуха соткался.

— Вестей пока нет, — сказал он. — Моттре, идемте со мной, я продиктую распоряжения генералам. Эти джентльмены в состоянии сами себя развлечь. — Он подошел к Роджеру, заглянул ему в глаза и сказал с улыбкой: — Вы все гоняетесь за мечтами, Ингрэм, но даже их маленькую силу не пропускаете через себя. Это все-таки работа. Вряд ли все случится само собой.

— Знаю, — ответил Роджер. — Я думал так: «Сгорая от стыда, взлетели вмиг бойцы».[66]

— Ну что же, это верно, — серьезно кивнул Консидайн. — Только пожелайте этого всем сердцем, а затем ощутите это в себе. Не нужно чересчур напрягаться, но и расслабляться не стоит. Мы скоро еще поговорим. — Он обернулся.

— Моттре?

Они прошли через холл и открыли дверь в комнату, где на столе стоял небольшой чемоданчик.

— Это драгоценности Розенберга, — сказал Консидайн. — Мы отдадим их немного погодя, а сейчас я хочу посмотреть на них. — Он достал из кармана ключ, открыл чемоданчик и высыпал на стол сияющую груду драгоценностей.

Камни сверкали, светились и мерцали — некоторые были в оправах, но великолепию большинства не мешало ничто. Консидайн смотрел на них, и если бы здесь был Роджер, он бы подумал, что груда драгоценностей и человеческая фигура противостоят друг другу, а между ними, стремительно уплотняясь, мечется чистая энергия. Человек вбирал в себя чарующую игру цветных граней, загадочных оттенков, но кристалл его воли оставался алмазно-прозрачным, глубоким и таинственным, тренированным, очищенным и питаемым многие десятилетия высшей страстью. На лице Консидайна появилась широкая улыбка, фантастическая красота камней приводила его в восторг, почти на глазах превращая чувство в состояние. Он протянул руку, поворошил камни, и они словно потускнели, отдавая ему силу своей красоты. Консидайн едва слышно смеялся, напевая про себя: «Навек вернувшись в цветы и листву».[67]

— Это всего лишь цветы, рядом с которыми мы живем, — задумчиво произнес он. — И все же они почти достойны Мессии.

Моттре повернул искаженное лицо к своему повелителю.

— Неужели вы отдадите их? — хрипло прошептал он и дрожащими руками потянулся к сокровищам на столе. — Это… это сама жизнь! — Он благоговейно опустился перед столом на колени.

Глядя на него сверху вниз, Консидайн положил руку на плечо своего соратника.

— Вы их так видите? — спросил он и почувствовал ответную дрожь коленопреклоненного, когда тот поднял лицо.

— Не отдавайте их, — простонал Моттре. — Они — всё, они — это я! Отдайте их мне! Вам они не нужны. У вас и так есть все, чего вы хотите. Говорю вам, они как женщина, они даже больше: женщина не может так трепетать! Я хочу быть рядом с ними, не забирайте их. Я никогда у вас много не просил, я сделаю все, что вы захотите. Скажете — убить, я убью! Я отдам вам за эти камни чью угодно кровь. Хотите — заберите мою жизнь, только сначала дайте их мне! О, они сами меня убьют, они так безжалостны. Неужели вы их не чувствуете? Неужели не ощущаете, как они перетекают в вас? Или в меня?.. Я… — Моттре задохнулся от неистового желания и смолк.

— Полно, Моттре, полно, — Консидайн наклонился к нему, — вспомните, к чему мы стремимся. Будьте хозяином любви, будьте хозяином смерти! Пусть не восторг мучает вас, а мука станет восторгом. Не ради обладания, не ради себя, овладейте вашим желанием и превратите его в силу. — Он надавил руками на плечи Моттре и пригнул его к полу. — Не ради мечты, из-за которой умер бедняга Нильсен, но ради силы и славы жизни, ради единения смерти и любви и ради власти, что исходит от них. Моттре! Вы, живущий ради красоты, умрете ради красоты!

Он отпустил Моттре, и тот сразу вскочил на ноги и снова кинулся к столу.

— Вот моя жизнь! — вскричал он. — Кто посягнет на них, тот против меня.

— Помните о тех, кто потерпел неудачу на пороге достигнутого, — сурово проговорил Консидайн. — Вам обещано больше, чем все эти камни, — вы ищете победы над смертью. Уничтожьте их в себе, и войдете в покои смерти. Но если вы возьмете хоть один, вы пропали, Моттре. Если вы решите обладать, вы пропали.

— Неправда! — воскликнул мученик. — Вы же обладаете деньгами, домами и землями? Вы же сами говорили, что человек может питаться восторгом того, чем обладает? Скупец — золотом, а любовник — женщиной?

— Если случай дает ему золото или женщину, пусть берет, — ответил Консидайн, — если случай отнимает у него — пусть забудет. Не должно быть разницы. Да, я использую то, что имею, для нашего учения. Но если бы завтра исчезло все мое состояние, думаете, я изменился бы? Человек, предпочитающий обладание потере, пропал. Вы далеко зашли, Моттре, изведав охоту и войну, вы выросли и жили этим восторгом. Живите им и сейчас, а вся эта боль — лишь ваша сила, ищущая достойного разрешения.

— Нильсен искал его, и он мертв! — выкрикнул Моттре. — Это невозможно, это безумнее любых мечтаний. Разве другие в Уганде и Нигерии не пробовали идти этим путем, и разве они оказались удачливее?

— Этим путем шли многие, на востоке, в Англии и Америке, — сказал Консидайн. — Их было намного больше, чем вы полагаете. Разве это причина разувериться, если миллион до вас потерпел неудачу? У одного в конце концов получится, а у его детей это будет уже в крови. Забудьте Нильсена, забудьте их всех. Делайте, что должно.

Консидайн поймал взгляд Моттре и удерживал его до тех пор, пока полковник, содрогнувшись, не отвернулся к стене.

— Я не могу… только не это, — с мукой простонал он. — Что угодно… только не это.

— Вы идиот?! — рявкнул Консидайн. — Это всегда что угодно и всегда это. Как же вы собираетесь встретить смерть когда-нибудь, если не осмеливаетесь умереть сейчас? Всем в этом мире предстоит рано или поздно сдаться ей, но смысл смерти в том, чтобы принять ее добровольно и получить свою выгоду. Жизнь — сражение. Сражайтесь же, получайте раны и научитесь наконец использовать их опыт.

— Но вы же не отдадите их? — жалобно спросил Моттре. Видно было, что слова Консидайна плохо доходят до него. — Пусть они хотя бы будут у вас. Не отдавайте…

— Разумеется, я их отдам, — прервал его Консидайн. — Пусть лучше служат легенде, чем человеку. Если бы я последовал вашему совету, вы лишились бы своего царства, царства Человека.

Резкий стук в дверь прервал разговор. Мимоходом развернув Моттре лицом к стене, чтобы не видно было его измученного выражения, Консидайн спокойно сказал: «Войдите». В комнату вошел Верекер.