Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

• Название: Падение царского режима. Том 4
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Четвёртый том "Падения царского режима" содержит письменные показания последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова, а также исполняющего должность директора департамента полиции, позже товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого.

---

Переговорив с Яворской я, не давая ей категорического обещания, получил от нее пропущенный цензурой подлинник, вызвал к себе С. Е. Виссарионова, сложившего уже в эту пору обязанности по цензуре, рассказал ему о всех перипетиях дела и попросил его внимательно прочитать это произведение и, приняв во внимание точку зрения А. А. Вырубовой, отметить сцены, мысли и отдельные выражения, которые необходимо исправить в целях полного разочарования публики путем затушевания личности Распутина, дав главному действующему лицу несколько иную, в смысле большей интеллигентности, обрисовку.

Когда С. Е. Виссарионов исполнил возложенную мною на него задачу и мы с ним вдвоем еще раз обсудили подлежащие переделке места этого произведения, то я переговорил с Яворской, пришедшей ко мне по этому поводу вместе с автором, затем, получив от меня переработанный по нашим указаниям экземпляр и просмотрев его с С. Е. Виссарионовым и градоначальником, представил его А. А. Вырубовой и, по ее одобрении и с ее ведома, передал эту пьесу для рассмотрения новому театральному цензору; после ему же я предложил, поставив его в курс наших требований, иметь соответствующее наблюдение за постановкой этой пьесы как на генеральной репетиции, так и, в особенности, на первом представлении, уполномочив его, в случае если Яворская или артисты сделают какую-либо попытку дать намек на выведенное в пьесе лицо, не допустить ее к постановке мерами полиции, которой, по моему поручению, дал надлежащие инструкции градоначальник кн. Оболенский. Кроме того, дав через председателя центрального комитета Левицкого[*] надлежащие указания о цензуре театральных рецензий по постановке этой пьесы, я, познакомив своего секретаря Н. Н. Михайлова с положением этого дела, просил его присутствовать в публике как на первом, так и последующих представлениях и держать меня в курсе тех или других затруднений, которые встретят цензор, администрация театра или полиция. Действительно, если, с одной стороны, мы своим вмешательством в это дело, создали рекламу этой пьесе, вызвав к ней огромный интерес публики и обеспечили Яворской неожиданный ею материальный успех, то переделкой пьесы в духе наших требований достигли разочарований публики в ее ожиданиях.

Доложив об этом А. А. Вырубовой и успокоив Распутина, я и А. Н. Хвостов были уверены, что далее нам в это дело не придется вмешиваться. Но оказалось, что Распутин все время следил за постановкой этой пьесы и, как я потом выяснил агентурным путем, на каждое представление посылал кого-либо из близких к нему дам, которые, подыгрываясь под его настроение или боясь, чтобы кто-либо из действующих лиц не вывел их путем грима в этой пьесе, так настроили его против этого произведения, что А. А. Вырубова передала А. Н. Хвостову в категорической форме ее пожелание, чтобы представления этой пьесы как в столицах, так и в провинции были воспрещены и чтобы мы, в предупреждение возможности повторения подобных случаев в будущем, установили более бдительный надзор за театральной цензурой. В виду этого, воспользовавшись тем, что в одном из последующих представлений этой пьесы артист, изображавший главное действующее лицо, загримировался Распутиным и только вмешательство цензора и полициймейстера заставило его переменить грим, я указал Яворской на то, что она не исполнила данных ею обязательств и приказал градоначальнику, именем министра, воспретить дальнейшую постановку этой пьесы вообще в Петрограде; затем по империи был дан за подписью Хвостова соответствующий воспретительный об этой пьесе циркуляр. Кроме того, допустивший к постановке эту пьесу театральный цензор был заменен другим лицом, которого А. А. Вырубова знала, а весь порядок просмотра театральных произведений как в деле их пропуска через цензуру, так и наблюдения за постановкой их на сцене, был изменен и преподан к точному исполнению главному управлению по делам печати.

Совершенно другое отношение проявила А. А. Вырубова к печатному труду совершавшего ей массаж больных ног военного фельдшера (фамилии не помню), посвященному описанию личности и добрых дел Распутина. О подобного рода издании Распутин давно мечтал, в особенности после вышедшей в свет (еще до моего вступления в должность), с его ведома книги «Размышлений Распутина», снабженной собственноручным его автографом. Когда Распутин ознакомился с трудом означенного автора, ему понравившимся, то он непосредственно и через А. А. Вырубову старался повлиять на скорейшее издание этой книги, представленной на пропуск в цензуру. Еще до меня как Распутин, так и А. А. Вырубова, познакомившись, при посредстве сына нижегородского архиепископа Левицкого, служившего в цензурном комитете, с бывшим в то время председателем комитета С. Е. Виссарионовым, просили его ускорить получение этого разрешения, а затем, узнав от него, что, в виду военного времени, выдача разрешения зависит от ген. Адабаша, который и задержал пропуск этого печатного труда, обращались и к Адабашу, который вначале дал обещание выдать это разрешение, а затем приостановил пропуск этой книги. Когда А. А. Вырубова обратилась ко мне с просьбой повлиять на ген. Адабаша в этом деле, а затем, познакомив меня с автором, прислала его ко мне с письмом по тому же предмету, то я, предварительно обращения к Адабашу, пригласил к себе Виссарионова с корректурным оттиском означенного печатного произведения и от него узнал, что он подробно обсуждал с ген. Адабашем вопрос о выпуске этого издания, но они оба пришли к тому заключению, что выход в свет этой книги, которую А. А. Вырубова предполагала широко распространить среди простого народа, произведет обратное действие тому, на что она рассчитывает, так как автор, слабо владея пером, придал очерку Распутина один только хвалебный тон, без необходимого фактического материала и в силу этого, при выпуске книги, дает возможность, литературной критике, коснувшись этого издания, попутно осветить в обратных тонах личность и деятельность Распутина, а это поставит цензурное учреждение в более затруднительное положение, чем теперь. Затем С. Е. Виссарионов ознакомил меня подробно с этим трудом и остановил мое внимание на некоторых местах и выражениях, которые, действительно, ясно подчеркивали тенденциозность этого издания.

Когда с оттиском в руках я сообщил А. А. Вырубовой только что приведенные мною соображения, то она, отказавшись от мысли о широкой популяризации имени Распутина, убедительно стала меня просить о выдаче разрешения на выпуск небольшого числа этого издания для раздачи в среде лиц, хорошо к Распутину относящихся, с условием переработки автором книги отмеченных мною мест. В виду этого я, переговорив с автором, направил его с письмом к С. Е. Виссарионову, а последнему, несмотря на вторично повторенные им те же соображения, по телефону передал пожелание А. А. Вырубовой и попросил его помочь автору советом по поводу надлежащих исправлений его труда, а затем передать мою просьбу ген. Адабашу о выдаче разрешения на это издание хотя бы в форме «на правах рукописи». Несмотря на все эти усилия, мною приложенные к удовлетворению желания Вырубовой, ген. Адабаш оттягивал выдачу пропускного свидетельства, и А. А. Вырубова еще раз об этом деле мне напомнила, а я в свою очередь через С. Е. Виссарионова ген. Адабашу; в этих переговорах время затянулось, и я не знаю, была ли выпущена после моего ухода эта книга или нет; что же касается автора, то, по просьбе А. А. Вырубовой, мне пришлось еще раз с ним встретиться по поводу его жалобы на чинов полиции за проявленное ими в отношении его недостаточно корректное поведение при составлении, по его требованию, протокола по делу, имевшему для него личный интерес. Передав об этом А. А. Вырубовой и сказав ему, что мною будут приняты соответствующие меры воздействия, я, узнав от чинов полиции обстановку этого происшествия, признал свое дальнейшее вмешательство в это дело неудобным.

13.

[Празднование юбилея Горемыкина. Письмо Распутина о назначении Горемыкина канцлером. Проект А. Н. Хвостова об усилении правого крыла государственного совета. Борьба против гр. Игнатьева. Назначение на его место Кульчицкого. Лицемерие Распутина в отношении к царской семье. Попустительство министров. Конспиративность денежных операций Распутина. Дружеские отношения А. Н. Хвостова к Белецкому. Направление к Белецкому просителей от Распутина и конспиративность их приема. Характер и количество просьб Распутина.]

Не менее характерным делом, подтверждающим мой вышеобъясненный вывод, является история с письмом Распутина о Горемыкине. Я уже ранее говорил о том участии, которое я, еще до вступления в должность товарища министра внутренних дел, желая заручиться расположением к себе Горемыкина, принимал, в устройстве юбилея Горемыкина. Исключительно, благодаря только настойчивости кн. Андроникова, юбилей вышел из сферы семейного празднования и получил полуофициальный характер, причем кн. Андроников, угадывая желание И. Л. Горемыкина, приложил все усилия к тому, чтобы об этом юбилее узнали заранее не только некоторые члены императорской фамилии, в том числе и вел. кн. Николай Николаевич, дарившие И. Л. Горемыкина знаками доброжелательного к нему отношения, но и государь, государыня и вдовствующая императрица. Когда И. Л. Горемыкин был осчастливлен получением от августейших особ поздравительных телеграмм, то Андроников, идя далее по пути осуществления пожеланий И. Л. Горемыкина, в соответствующих, с приложением составленного мною юбилейного очерка, письмах своих к гр. Фредериксу, Воейкову и Шервашидзе, провел мысль о том, что наилучшим и показательным примером августейшего доверия и признательности за труды И. Л. Горемыкина на пользу престола и родины было бы пожалование его присвоенным членам императорской фамилии орденом Андрея Первозванного, который имел из числа высоких сановников только председатель государственного совета Куломзин. Затем кн. Андроников высказал ту же мысль и Распутину и А. А. Вырубовой. Результатом всего этого было пожалование Горемыкину, в скорости после его юбилея, означенного выше ордена при высочайшем высокомилостивом рескрипте.