Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

• Название: Падение царского режима. Том 4
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Четвёртый том "Падения царского режима" содержит письменные показания последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова, а также исполняющего должность директора департамента полиции, позже товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого.

---

Считаясь с пожеланиями А. Н. Хвостова, не жалея расходов и принимая все меры к закреплению связи с Распутиным, итти всецело навстречу исполнения просьб последнего, я, после перевода в октябре моего служебного кабинета на Морскую улицу, пригласил несколько чиновников, в личном к себе расположении которых я не сомневался, зная их давно, и двум из них — Н. Н. Михайлову, как моему секретарю (впоследствии де-Лазари занял эту должность), и Крупчанову, как его помощнику, не посвящая их в детали моих сношений с Распутиным, объяснил, что ко мне в интересах предупреждения излишних разговоров, связанных с именем Распутина, будут направляться последним разные лица с письмами, почему я их прошу, в личное мне одолжение, не только об этом не разглашать никому, но не входить с этими лицами ни в какие разговоры, а быть лишь любезными и немедленно мне о них докладывать, принимая их не только в приемные часы и дни, а во всякое время моих служебных занятий. При этом я просил Н. Н. Михайлова сделать подбор старых, испытанных курьеров, указать им, чтобы они тоже ни в какие особые разговоры и расспросы с приходящими ко мне просителями не вступали, а чтобы самый прием обращающихся ко мне лиц он устроил так, чтобы предупредить возможность показывания присылаемыми Распутиным лицам писем его и их громких разговоров с ссылкой на него в присутствии посторонних. За неуклонным исполнением настоящего моего требования я все время строго следил и, несмотря на хорошие мои старые отношения к Михайлову, я всегда останавливал его и не входил с ним ни в какие разговоры, когда он обращался ко мне с вопросами по поводу Распутина, его просителей и близких к нему и А. А. Вырубовой лиц.

Такое мое отношение в вопросе о Распутине и его влияниях я проявлял даже к близким мне по департаменту полиции лицам, в том числе и к и. д. директора Кафафову, с которым я был на «ты», не говоря уже о том, что никого из всех этих лиц и вообще из чинов департамента полиции я с Распутиным не сводил и к нему не посылал. Даже когда я узнал от С. Е. Виссарионова, что он, на почве книги о Распутине, о которой я раньше показывал, познакомился с ним и А. А. Вырубовой, то я посоветовал ему больше с ним не видеться. Это я делал не из боязни сближения их с Распутиным в ущерб личным моим интересам или в видах стремления законспирировать свои с ним отношения, а в их личных интересах. Так же я поступил и впоследствии, когда уже ушел со службы, удерживая тех из своих бывших сослуживцев, которые обнаруживали желание познакомиться с Распутиным, желая избавить их от того, что я лично испытал. Я думаю, что теперь они простят мне многие, может быть, мои, без злого намерения сделанные вины в отношении их за это проявленное мною бережливое отношение к их доброму имени.

Распутин широко пошел навстречу наших желаний исполнять его просьбы и, по мере нашего сближения с ним, начал заваливать нас своими просьбами и письмами; кроме того, по тем прошениям и делам, которым он придавал особо важное для себя значение, он говорил лично при свидании с нами или по телефону, или через Комиссарова, снабжая его ежедневно прошениями. В первое время, когда я еще сравнительно мало знал Распутина, я пробовал было исполнять все его просьбы, но затем, когда поближе познакомился с обстановкой его жизни этого периода, с характером просьб посылаемых им лиц и обликом последних, то я, оберегая лично себя, начал проявлять осторожность. С письмами ко мне являлись преимущественно дамы и в единичных случаях мужчины. Просьбы Распутина заключались, главным образом, в избавлении от отбытия воинской повинности путем устройства в тыловых учреждениях, о предоставлении должностей и о материальной поддержке. Что касается просьб первой категории, то, как мне это ни было тяжело, потому что я даже братьев и близких родственников не устраивал в тыловых учреждениях, и они и поныне находятся в передовых частях действующей армии, тем не менее, я их исполнял, пока они были единичны, в виду настоятельных просьб не только Распутина, а в некоторых случаях и А. А. Вырубовой и близких к Распутину дам. За одного помещика Северо-Западного края (фамилию запамятовал) как за своего хорошего знакомого, хотя я его не знал, я попросил главноуполномоченного по беженцам Зубчанинова, а за двух или трех через Глобачева, указав ему, от кого исходят просьбы, — градоначальника кн. Оболенского, с которым, как я уже показывал ранее, было мною установлено общее соглашение в отношении исполнения просьб Распутина или Вырубовой.

Но затем, когда я увидел, что число этих ходатайств увеличивается и что контингент лиц, за которых Распутин просил, состоял исключительно из людей состоятельных, я использовал полученные мною от начальника охранного отделения Глобачева недоброжелательные в политическом отношении, но относившиеся к студенческой еще поре сведения об одном из таких лиц — Книрше. В судьбе Книрши Распутин и одна из почитательниц его приняли самое горячее участие, почему я просил Глобачева зачислить его в полицейский отряд. В виду означенных сведений я категорически отказал Книрше в просьбе, затем показал эту справку о нем Распутину и попросил его, объяснив ему всю серьезность вмешательства его в этого рода дела, и самому не брать на себя ходатайств по подобного рода просьбам и ко мне их более не присылать. Распутин после этого обратился ко мне только с одной подобного рода просьбою за одного москвича Корзинкина, прибегнув в этом случае к поддержке А. А. Вырубовой, которая меня два раза просила об устройстве этого лица, в силу чего я принял его в департамент полиции и откомандировал затем, с согласия ген. Климовича и управляющего его канцелярией, сославшись на просьбу А. А. Вырубовой, в распоряжение московского градоначальника на усиление его канцелярии. Из нескольких разговоров с женой Корзинкина, приходившей ко мне с письмом Распутина, вначале даже намекнувший мне о денежной мне благодарности ее за исполнение этой просьбы, из всего облика ее, резко ее выделявшего из числа обычно присылаемых Распутиным лиц и ее скромности, я убедился, что она, повидимому, его не знает. Когда же я ее расспросил о ее семейном положении и о занятиях ее мужа, то вынес впечатление, что она и муж живут хорошо, заняты своим коммерческим делом и семьею; поэтому я просил ее быть со мной вполне откровенной и посвятить меня в историю своего знакомства с Распутиным и Вырубовой и дал ей в осторожной форме обрисовку порочных наклонностей Распутина, так как последний меня очень уж настойчиво просил по телефону за эту даму, говоря, что он у них в Москве останавливается и что я доставлю ему особое удовольствие исполнением этой просьбы.

Из ее рассказа и выраженного ею искреннего удивления, когда я передал ей, со слов Распутина, о их давнем знакомстве, оказалось, что она и муж никогда до этой поры и в глаза не видели Распутина, и только одно желание оставить мужа, в виду семейных и коммерческих дел в Москве, заставило их, после того, как ими были исчерпаны в Москве все пути обращений по этому лично их касающемуся делу, познакомиться с госпожей Миклашевской, с которой они и приехали в Петроград и остановились в Северной гостинице, устраивающей в Москве, за плату для себя и для Распутина, все дела. Действительно, в сопровождении этой дамы госпожа Корзинкина являлась ко мне в первый раз на прием; как я потом навел справки, госпожа Миклашевская брала, не без выгоды для себя, проведение через Распутина многих дел по Москве, куда Распутин от поры до времени наезжал, часто бывая у госпожи Миклашевской. При этом госпожа Корзинкина мне сообщила, что все эти хлопоты ей стоят больших денег, которые она дала как Миклашевской, так и лично Распутину и, кроме того, сделала пожертвование на лазарет А. А. Вырубовой и что только с этой точки зрения она и понимает свои отношения к Распутину, сердечно поблагодарив меня за мое предупреждение относительно Распутина. Но оказалось, что Распутин иначе смотрел на завязавшееся знакомство и, как я узнал из наблюдений за ним, он не только начал беспокоить г-жу Корзинкину праздными по телефону разговорами, но раз ночью хотел насильно ворваться к ней в номер, обиделся на нее, когда она пригрозила позвать прислугу, и только благодаря лицу, его сопровождавшему, удалось его увести из гостиницы и тем избежать скандала. После этого, на другой день, Корзинкина явилась ко мне и, рассказав об этом случае, начала умолять меня ускорить дело назначения ее мужа. Послушавшись моего совета, она послала еще денег Распутину и в тот же день уехала в Москву. Когда я потом, спустя некоторое время, как бы не зная об этой истории, передал Распутину, что я исполнил его желание относительно Корзинкина, то он, изменившись в лице, с чувством какой-то злобности ответил, что она его обманула, и он жалеет даже, что помог ей в деле устройства ее мужа.

По уходе моем со службы, как я потом узнал, Распутин все-таки, хотя и не особенно часто, брал на себя предстательство по подобного рода делам; что же касается своего родного сына Дмитрия, то в виду последовавшего в ту пору запрещения принимать подлежащих призыву в санитарные учреждения, Распутин устроил его, по особому всеподданнейшему докладу, согласно ходатайства А. А. Вырубовой, санитаром в поезде императрицы, совершавшем рейсы на передовые позиции за ранеными.