Терри Донован - Повесть Вендийских Гор

• Название: Повесть Вендийских Гор
• Автор: Терри Донован
• Издательство: В печатном виде
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009

Конан-киммериец скитается по свету в поисках приключений. Он охотится на загадочных чудовищ, воюет с колдунами и некромантами от Вендии до Кхитая и восстанавливает справедливость по всей Хайбории, спасая невиновных и карая Зло.

---

Принесли несколько музыкальных инструментов — флейты, маленькие барабаны, трещотки. Желающие помузицировать мгновенно разобрали их и полилась нервная, цепляющая мелодия. Повели флейты и барабаны, трещотки поддержали их, равно как и женщины, запевшие без слов.

Натая вышла в середину круга и замерла, будто задумавшись. Локти ее очнулись от забытья первыми и начали медленное движение, к ним присоединились кисти, затем настал черед плеч. Натая вскинула голову и метнула взгляд в сторону Конана с такой силой, что он даже вздрогнул. Ему показалось, что взгляд девушки прожег его насквозь. Натая сразу же отвела глаза, но их свет продолжал блуждать в душе северянина и она стала таять. Бедра девушки совершили плавный круг, левая нога дернулась и мелко шагнула, грудь выдвинулась вперед и сразу подалась назад. Живот в то же время совершил движение в обратном порядке.

Зрители восхищенно вздохнули, на миг заглушив музыку. Конан поймал себя на том, что перевернул глиняную чашу и пытается подыгрывать, ударяя кулаком по ее дну. Получалось плохо и он быстро перестал.

Танец Натаи был прелестен. Она как будто освободилась от земного тяготения, словно была не женщиной во плоти и крови, а свободным языком пламени. Она рассказывала в танце о своей страсти, о любви и страданиях, о горе и радости, о жизни и смерти. Она то улыбалась, то хмурилась, то внезапно становилась стыдливой, то вдруг вся раскрывалась и словно сам воздух желал ее. Каждое движение ее было словом и все вместе складывалось во фразы, понятными даже тому, кто впервые видел подобный танец.

Она вздрогнула телом в последний раз и будто без сил повалилась на пол. Конан даже привстал, желая оказать посильную помощь, но, оглядевшись, заметил, что одинок в своем желании.

Девушка вдруг стремительно вскочила и подбежала к вождю, упав перед ним на колени. Голова ее низко опустилась и волосы простерлись по земляному полу. Конан с непривычным чувством смущения поджал ноги.

— Отец! — взмолилась златовласка.

— Натая, милая моя, — ласковым тоном сказал Гхоро, — ты можешь не стесняться всех этих людей. Они — мои гости. Моя еда — их еда, моя дочь — их дочь, мои слова — их слова, говори!

Натая подняла голову и взгляд ее синих глаз царапнул Конана словно по сердцу. Что-то в этой девице было такое, что заставляло обычно невозмутимого в отношении женщин киммерийца, чувствовать тяжесть в груди.

— Отец, ты же знаешь, кому я была предназначена в жены, и знаешь, что теперь я стала вдовой, не став женщиной. Прошу тебя, отец, отдай меня теперь этому белому человеку, который завтра убьет тигра! Пусть он возьмет вместе с жизнью тигра и мою жизнь!

— Ты права, — сказал вождь. — Ты должна была стать женой человека, который убьет тигра и ты станешь ею, если он тоже хочет этого.

Гхоро уставился на Конана. Все другие тоже стали смотреть на него. Горкан толкнул киммерийца локтем в бок, прошептав что-то неразборчивое.

— Я согласен, — сказал Конан.

Натая немедленно схватила его за руку и потянула за собой. Вокруг одобрительно засмеялись. Конан ничуть не сопротивлялся.

Удаляясь, киммериец вдруг обернулся на пороге и небрежно, не целясь, метнул дротик с коричневым хвостом.

Дротик вонзился в торец дротика Матакуры. Все вскрикнули, как один.

— Поразительно! — восхитился вождь.

— Я промазал, — заявил Конан. — Никогда еще я не бросал так плохо. Я целился в синее.

Матакура с горестным криком вскочил и, сгорая со стыда, бросился вон из дома.

40

Снаружи хижина Натаи-деви выглядела убогой, словно лачуга пропойцы. Этим она не отличалась от большинства других домов деревни. Зато внутреннее убранство приятно поразило Конана.

Свет исходил от масляной лампы на треножнике. Ковры лежали в несколько слоев и поверх них был постелен драгоценный тисненый шелк, окрашенный пурпуром. По широкому ложу в беспорядке были разбросаны подушки с рисунками драконов и фениксов. В изголовье постели находился столик. На нем стояла клетка из плотно переплетенных тонких прутьев. Неясно было, есть ли что внутри. Подойдя поближе, Конан посмотрел сквозь прутья и ему показалось, будто его взгляд отразился в чужих глазах.

Конан никак не ожидал встретить в убогой деревенской хижине такое богатство. Если у них что-нибудь не заладится с таинственным городом Хорто, надо будет снова заглянуть сюда и все выяснить подробно, решил киммериец. Но пока время отдыхать без забот. Хотя одна забота у него была — не так часто до сих пор выпадало Конану лишать девиц невинности.

Натая предложила гостю выпить вино из маленького фарфорового сосуда. Она налила вино в белые чашечки с толстыми стенками. Вино было мутноватым, желтого оттенка. Конан не слишком разбирался в вине, во всяком случае в разных тонкостях, но это вино оценил сразу. Запах у него был своеобразным, но оно быстро опьяняло и делало хорошие предметы еще лучше.

— Ты благоуханна, как весенний цветок, твои волосы прекрасны и у тебя такая белая кожа, — сказал Конан, гладя девушку по голове. — Кто ты и почему ты называешь того урода своим отцом? Я не слишком силен в таких вещах, но думаю, этот человек никак не может быть им.

Натая-деви обняла Конана, приблизила губы к его левому уху и жарко зашептала:

— Да, ты прав, Гхоро не отец мне. Не настоящий отец. Но никому не говори, что я призналась тебе в этом! — Она на мгновение отстранилась и строго повела указательным пальцем перед носом Конана.

— Я не пророню ни слова из того, что услышу здесь, — сказал Конан. — Не в обычаях народа, к которому я принадлежу, выбалтывать то, что услышано на ложе возлюбленной. Уверяю тебя! — Он привлек Натаю-деви к себе и стал целовать ее в губы. — Твои губы подобны сочному персику! Я жажду скорее узнать вкус остального!

— Подожди, — сказала она. — Я хочу рассказать тебе все. Я устала от молчания. Мне не с кем было здесь поговорить. Только в своих снах я могла разговаривать!

Натая приблизилась к клетке и погладила по прутьям.

— Это — мой анэм, — сказала Натая. — Правда, он прекрасен?

Конан пожал плечами. Он не знал, что такое анэм, но признаться в этом не позволила гордость. Натая поняла это. Она положила руку Конану на запястье. Прикосновение ее было нежным, как прикосновение цветка.

— Ты видишь его и не знаешь, что такое анэм, чужеземец, — сказала она. — Никто этого здесь не знает. Никто, кроме меня. Но я не отсюда. Я родилась далеко на севере. Там, откуда я родом, анэм есть у каждого. Его дарят младенцам и он остается с человеком до самой его смерти. Ничто не способно разлучить нас. Анэм не должен двигаться. Иначе он умрет. Анэм сам ничего не ест. Он питается от меня. А взамен я получаю от него добрые сны.

Конан не понимал, как можно получать сны от неразумного животного, ни добрые, ни злые, но разубеждать Натаю не собирался. Каждый волен выбирать себе веру по вкусу.

Натая принялась вынимать из волос цветы и бросать их на постель. Следом за цветами она стала снимать свою красную одежду.

— Я не знаю откуда я, — говорила она. — Я помню холод, что-то белое всюду, огромные деревья и резкий запах. Я помню крики, что-то красное на белом — теперь я догадываюсь, что это была кровь, бородатых людей в шкурах и безбородых людей в яркой одежде. Помню грубые руки. Я думаю, моих настоящих родителей убили, а меня похитили. Большую часть детства я провела в повозке под белым пологом. Зимой мне было холодно, а летом жарко. Я не имела никакой одежды и мне дозволялось выходить только ночью. Анэм был единственной моей защитой и спасением. Его не отобрали от меня, знали, что он для меня значит. Без него я бы не прожила и нескольких дней. Потом я очутилась здесь. Я помню ласковые руки женщин, что мыли меня, умащивали благовониями и расчесывали волосы. Вода была горячей и это больше всего удивило меня. Гхоро стал мне господином. Он сказал, чтобы я называла его отцом, только так, всегда так и не иначе. Он преподал мне несколько хороших уроков, не жалея на меня гибких прутьев, и я запомнила его отеческие наставления. — Натая продолжала говорить, раздеваясь.

Ее красная одежда была одним длинным куском ткани, сложно завернутым вокруг тела.

Конан облокотился сначала на локоть, потом лег на спину, увлекая с собой Натаю, когда она полностью обнажилась, и принялся ласкать ее, прикрыв глаза и слушая жаркий девичий шепот. Он хотел ее, но не мог противиться глубокой усталости, внезапно охватившей все его члены, и крепко уснул. Натая приподнялась на ложе и посмотрела на сильное тело, лежащее рядом с ней. Она едва удержалась от того, чтобы погладить мужчину по груди и лишь провела над ней ладонью.

— Спи, мой воин, — тихо, одними губами, сказала она. — Спи, ибо тебе предстоит тяжелая работа.

Она соскользнула с ложа и оделась в белое сари. Она не стала ни насурьмливать брови, ни умащиваться благовониями, ни надевать звонких браслетов, ни подкрашивать охрой ступней. Она взяла с собой медный кувшин с вмятиной на боку и бесшумно выскользнула за дверь. Снаружи ее ждал человек с черной кожей и седыми, как лунь, волосами.