Moвcec Xоpeнaци - История Армении

• Название: История Армении
• Автор: Moвcec Xоpeнaци
• Издательство: Айастан
• Жанр: История
• Год: 1990

«История Армении» крупнейшего армянского средневекового историка, одного из выдающихся представителей мировой историографии Мовсеса Хоренаци охватывает период со времен образования армянского народа до времени жизни автора — V в. н. э. и является первым цельным изложением истории Армении. Она содержит богатейший и уникальный материал по древнеармянской мифологии, народному творчеству, языческой религии, внутренней жизни страны и ее связям с ним миром. В ней имеются также многочисленные и данные по истории и культуре сопредельных стран. В книге проявляется критическое отношение автора к иным источникам; он отличается исключительными литературными достоинствами — гармоничностью структуры, яркостью описания деятелей и событий, образностью и лаконичностью языка. Труд Мовсеса Хоренаци оказал огромное влияние на армянскую историографию.

---

Moвcec Хоренаци[1] История Армении

Книга первая Родословие Великой Армении[3]

1 Ответ на письмо Сахака и обещание выполнить его просьбу

Мовсес Хоренаци в начале этого повествования о нашем (народе желает) Сахаку Багратуни[4] радости.

Неизбывное струение на тебя божественной благодати и непрестанное воздействие духа на твои помыслы распознал я в твоей прекрасной просьбе, обретя знакомство с твоей душой прежде, чем с телесным обликом; просьба твоя сродни и моим желаниям и еще более — привычным для меня занятиям. За нее не только хвалить тебя должно, но, и молиться, чтобы ты всегда пребывал таким.

Ибо если мы, благодаря разуму, являемся, как говорится, образом Божьим, и еще — добродетелью разумного существа является способность мыслить, а твое стремление к этому неиссякаемо, то ты, поддерживая яркий свет своего рассудка прекрасными мыслями, украшаешь разум и тем остаешься пребывать образом (Божьим), чем и услаждаешь его Первообраз[5] прекрасной и умеренной страстью и стремлением к этим делам.

При этом я отмечаю также, что если жившие до нас и нынешние вельможи и правители Армянской страны не повелели мудрецам, вероятно, имевшимся в их окружении, составить такого рода летописи и не подумали прибегнуть для этой цели к помощи чужеземной мудрости, а ты ныне на наших глазах совершаешь все это, то ясно, что именно ты должен быть признан самым возвышенным из всех твоих предшественников, заслуживающим самых высоких похвал и достойным включения в подобные летописи.

Поэтому я охотно соглашаюсь на твою просьбу и приложу все старания, чтобы осуществить ее и оставить этот (труд) как бессмертный памятник тебе и грядущим после тебя потомкам. Ибо ты и рода древнего и храброго, и плодовитого на стезе не только разума и полезных мыслей, но и величайших и многочисленных достославных деяний; о них мы упомянем в ходе нашего повествования, когда, прослеживая происхождение от отца к сыну, развернем родословие всех нахарарств[6] Армении, сжато и точно излагая, откуда и при каких обстоятельствах они возникли, согласно тому, что записано в некоторых греческих историях.

2 О том, почему мы предпочли обратиться к греческим (источникам), хотя нашу историю легче вывести из халдейских и ассирийских книг

Пусть никто не удивляется тому, что хотя, как это общеизвестно, историки имеются у многих народов и, в особенности, у персов и халдеев[7], и у них сохранилось больше упоминаний о разнообразных событиях, касающихся нашего народа, мы отметили только греческих историков и обещали представить в нашем родословии именно их указания. Ибо не только цари греческие, покончив с устройством своих домашних дел, взяли на себя заботу о том, чтобы поведать грекам как о своих державных делах, так и о плодах науки; так, Птолемей, он же Братолюб[8], счел полезным перевести книги и сказания всех народов «а греческий язык, — (Но пусть не примут нас ныне за неуча, обвиняя в неискушенности и невежестве за то, что Птолемея, египетского царя, мы здесь обозначили как царя греческого. Дело в том, что он подчинил себе также греков и стал называться царем Александрии[9] и Греции; из Птолемеев и других властителей Египта более никто так не назывался. Будучи большим греколюбом, он всю свою деятельность осуществлял на греческом языке. Имеется еще много подобных же причин, почему мы назвали его греческим царем, но в интересах краткости ограничиваемся сказанным о нем), — но и многие именитые и посвятившие себя науке мужи из греческого мира пеклись о том, чтобы ввести в греческую словесность не только записи из царских и храмовых архивов других народов, — таковым нам представляется лицо, побудившее к этому Бероса[10], халдейского мудреца, искушенного во всех науках, — но и величайшие и достойные удивления познания[11], (которые) они обретя с трудом в разных местах, собрали и переложили на греческий язык: А — у X, А — у Ф, Г — у Е, М — у Ф[12]. Мужи, имена которых нам хорошо известны, собрав все это, посвятили славе эллинского мира. Они, как любители мудрости, достойны похвалы за усердие и за то, что сумели найти (плоды) мудрости у других; но еще более достойны ее те, кто воспринял и оценил эти приобретения науки. Поэтому я не устану называть всю Грецию матерью и кормилицей наук.

Сказанного достаточно, чтобы убедиться в необходимости для нас обращения к греческим историкам.

3 О нелюбознательном нраве прежних царей и правителей

Не хочу оставить без упоминания и порицания нелюбознательный нрав древних наших предков, но здесь же, в начале нашего предприятия, произнесу по их поводу слова осуждения. Ибо, если поистине достойны восхваления те из царей, которые письменно, в историях, закрепили ход событий своего времени и увековечили все мудрые и доблестные деяния в сказах и историях, а вслед за ними удостоились нашей похвалы также те, кто тяжко трудился в архивах над созданием книг, благодаря чему мы, читая их сочинения, обретаем знание мирских законов и гражданских порядков, когда особенно вчитываемся в мудрые речи и истории халдеев и ассирийцев, египтян и эллинов, и при этом кажется и завидуем мудрости мужей, кои взялись за такой труд, — то, конечно, всем нам известно невежество «аших царей и прочих предков в науках и незрелость их разума. Ибо хотя мы и небольшая грядка, и числом очень ограничены, и обделены могуществом, и многократно бывали покорены другими государствами, но ведь и в нашей стране свершено много подвигов мужества, достойных быть письменно увековеченными, которые, однако, никто из них не позаботился записать в книги. Итак, если они не подумали даже о собственной пользе и не оставили миру памяти о самих себе, то есть ли нам смысл обвинять их и предъявлять им еще большие требования — (почему они не сделали этого) и в отношении прошлого?

Но могут сказать: (это произошло) из-за отсутствия в то время письма и литературы, либо же из-за разнообразных войн, следовавших вплотную одна за другой. Но это мнение несостоятельно, ибо были же промежутки между войнами, как и персидское и греческое письмо, на котором написаны хранящиеся у нас по сей день многочисленные книги, содержащие сведения о собственности в деревнях и областях как и в каждом доме, об общинных тяжбах и сделках, особенно же — о наследовании исконных состояний[13]. И представляется мне, что как у нынешних, так и у древних армян не было влечения к наукам и к сбору мудрых песен. Поэтому излишне продолжать наши речи о людях неразумных, глупых и диких.

Но я поражаюсь плодовитости твоего ума; от начальных наших родов и до нынешних ты оказался единственным, способным предпринять столь важное дело и предложить нам взяться за исследование — в большом и полезном труде достоверно изложить историю нашего народа, (рассказать) о царях и нахарарских родах и домах, об их происхождении, о деяниях каждого из них, о том, какие из получивших известность родов местные, нашего племени, а какие — пришлые, укоренившиеся здесь и слившиеся с нашим племенем, (словом), описать все времена и события от поры беспорядочного столпотворения[14] до нынешнего дня, — полагая этим принести себе прекрасную славу и радость без забот.

На это скажу лишь одно: «Разве книга мне предстоит?»— как говорится в книге Иова[15], или писания твоих предков[16], которые помогли бы мне, пожалуй, подобно иудейским историкам, безошибочно низвести повествование от начала до тебя или же отправляясь от тебя и других возвести до начала. Но как бы то ни было, я начну, хотя это и трудно; лишь бы нашлись люди, благодарные нам за наши труды. Начну же я с того, с чего начинают другие, пребывающие в лоне церкви и во Христовой вере, считая лишним повторять легенды языческих писателей о начале и (прибегая к ним) лишь для последующего — для известных времен и мужей, в отношении которых с ними сходится и Святое Писание, пока неизбежно не доберемся до языческих историй; но и из них мы позаимствуем лишь то, что сочтем достоверным.

4 О том, что другие историки не согласны относительно Адама и прочих патриархов

Нам следует кратко сказать о том, почему другие историки, я имею в виду Бероса, Полигистора[17] и Абидена[18], помышляя вопреки Духу, отклонились во мнениях относительно корня человечества, или, если кому угодно, — его вершины[19], или того же Кораблестроителя[20] и прочих патриархов, и не только по поводу имен или времени, но также в своем толковании начала рода человеческого, противном тому, что для нас является незыблемым.

Ибо Абиден, подобно другим, говорит о нем так: «Ибо всепромыслительный Бог указал на него своему народу, как на пастыря и вождя». После чего добавляет: «Алор царствовал десять саров»[21], что составляет тридцать шесть тысяч лет. Также и Ною приписывают они другое имя и несчетное количество лет, хотя и относительно силы потопа и опустошения земли сходятся с Духовным словом и одинаково с ним определяют число патриархов — десять, включая Ксисутра[22]. Они рассчитывают свой год не только отлично от наших с четырехвременным кругом солнечных лет, особенно от божественных, но также расходясь с египтянами с их лунным годом. Если же кому-либо пришло бы в голову считать годы по (циклам), называемым именами богов, то они опять-таки не в точности сходятся с выставляемыми ими безмерными числами, так как суммы последних оказываются то меньше, то больше. Пожалуй, нам следовало здесь по мере возможности представить их мнения — что каждый из них имел в виду, излагая их в таком виде. Но из-за продолжительности предстоящей работы мы прерываем наше слово, оставляя все это для другого места и времени[23], и начинаем (рассказывать) об этих вещах согласно нашим убеждениям.