Дэвид Николс - Один день

• Название: Один день
• Автор: Дэвид Николс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02106-1

Эмма и Декстер случайно познакомились на выпускном вечере. Они встретились совсем не для того, чтобы никогда не расставаться, а чтобы уже завтра разойтись и начать новую взрослую жизнь. Каждый — свою.

Что произойдет с ними через год? А через два? Через три, семь… двадцать?

Роман Дэвида Николса — одновременно грустная и смешная, трогательная и светлая история о любви, в которой каждый найдет для себя что-то очень важное.

«Великолепная книга о пропасти между теми, кем мы были, и теми, кем стали… Самая необычная любовная история со времен «Жены путешественника во времени». Все читатели просто влюбятся в этот роман. А все писатели будут кусать локти, что не они его написали».

Тони Парсонс

---

— Декс, не хочу я знакомиться ни с какой Тарой. Мне пора.

— Знаешь, кто ты? Слабак!

— А ты совсем ничего не соображаешь. Иди делай, что должен. Я завтра позвоню.

Декстер обнимает Кэллума и начинает говорить ему, какой он замечательный, но Тара снова дергает его за рукав. Он оборачивается, и она ведет его через толпу в чилаут.

Клуб, в котором они находятся, дорогой и якобы модный, хотя в последнее время Декстер редко за что-либо платит. Для вечера четверга пустовато, но, по крайней мере, здесь нет ужасной грохочущей музыки и ужасных малолеток с костлявыми бритыми черепами, которые срывают рубашки и лыбятся тебе в лицо, обнажив зубы и сжав челюсти. Нет, здесь тусуются приятные красивые люди из среднего класса, старше двадцати, его люди, такие, как знакомые Тары, которые развалились на больших подушках, курят, разговаривают и что-то жуют. Он знакомится с Гиббси (или Биггси?), красоткой Тэш и ее другом Стю Стюпотом и очкариком Спексом и его другом Марком, которого, к разочарованию Декстера, действительно зовут просто Марк. Все они наперебой предлагают ему жвачку, минералку, «Мальборо лайтс». Люди всегда говорят о дружбе с пафосом, но здесь все происходит так просто — он уже представляет, как все они тусуются вместе, едут в отпуск в фургончике, устраивают барбекю на пляже на закате. И кажется, он тоже нравится своим новым знакомым; они расспрашивают его о том, каково это — работать на телевидении, с какими еще знаменитостями он знаком, и он пересказывает им все грязные сплетни, а Тара все это время сидит за его спиной и разминает ему шею и плечи своими маленькими тонкими пальчиками, отчего он испытывает восторг. А потом вдруг по какой-то причине в разговоре наступает пауза — всего пять секунд тишины, — но этого достаточно, чтобы реальность вспышкой ударила в лицо, и он удивленно вспоминает о том, что должен сделать завтра, точнее, не завтра, а уже сегодня, о боже, уже сегодня, и впервые за вечер подкрадываются паника и страх.

Но это ничего, ничего страшного, ведь Тара говорит: «Пойдем танцевать, пока таблетка действует» — и они идут, и встают под сводами бывшего депо лицом к диджею и прожекторам, и танцуют в дыму от сухого льда, улыбаясь, кивая и обмениваясь хмурыми взглядами, надув губы и сдвинув брови; но улыбки и кивки появляются уже не столько от искренней радости, сколько от необходимости убедить друг друга в том, что им по-прежнему весело и вечер еще не закончился. Декстер думает, не снять ли рубашку, иногда это помогает, но понимает, что подходящий момент упущен. Кто-то вяло кричит «Зажигай!», но никто не реагирует, никто не зажигает. Их настигает главный враг — осознание реальности, и Гиббси, или Биггси, сдается первым, объявляя, что музыка — дерьмо. Все тут же перестают танцевать, будто заклятие снято.

Направляясь к выходу, Декстер представляет дорогу домой, агрессивную толпу частников, поджидающих у клуба, испытывает иррациональный страх, что его убьют. Он представляет свою пустую квартиру в Белсайз-Парк, часы без сна, которые он убивает, перемывая посуду или раскладывая виниловые пластинки по алфавиту, пока пульсация в голове не утихнет и он не сможет уснуть, а потом проснуться и пережить новый день, и снова его захлестывает волна паники. Ему нужна компания. Он оглядывается в поисках телефона-автомата. Можно было бы позвонить Кэллуму — вдруг он еще не спит? Но мужское общество его не спасет. Можно, конечно, звякнуть Наоми, но та наверняка развлекается с новым бойфрендом; или Иоланде, но у той съемки в Барселоне; или Ингрид, но та сказала, что если увидит его снова, то вырвет ему сердце; или Эмме… Да, Эмме… нет, только не Эмме, в таком-то состоянии: она всего этого не понимает и не одобряет. И все же больше всего на свете ему сейчас хочется видеть именно ее. Почему она сегодня не с ним? У него к ней столько вопросов: например, почему у них так ничего и не вышло, ведь им так здорово вместе, из них получилась бы отличная команда, отличная пара — Декс и Эм, Эм и Декс… так все говорят. Внезапный прилив чувств к Эмме застает его врасплох, и он решает взять такси, доехать до Эрлз-Корт и сказать ей о том, какая она замечательная, как сильно он ее любит и какой сексуальной она могла бы быть, если бы только знала об этом, и спросить: «Почему бы просто не сделать это, а там уж посмотрим, что будет…» И даже если ничего не получится, даже если они просто посидят и поговорят, это все равно лучше, чем быть одному. Что бы ни случилось, он не должен оставаться один…

Он уже держит трубку в руке, когда Биггси, или Гиббси, слава богу, предлагает всем поехать к нему — это недалеко. Они выходят из клуба, идут к Колдхарбор-Лейн, и в толпе он чувствует себя в безопасности.

У Биггси просторная квартира на втором этаже старого паба. Между кухней, гостиной, спальней и ванной нет ни одной стены; единственный намек на уединение — полупрозрачная занавеска для душа вокруг унитаза. Пока Биггси копается в своих записях, все вперемешку большой кучей заваливаются на огромную кровать с пологом, в насмешку над роскошью покрытую тигровыми шкурами из акрила и черными синтетическими простынями. Над кроватью находится зеркало, может, повешенное там тоже в насмешку, а может, намеренно. Они смотрят в зеркало сквозь отяжелевшие веки, раскинувшись на постели и любуясь своим отражением: вот они кладут руки друг другу на колени и нащупывают чужие ладони, слушают музыку, такие молодые и модные, красивые и удачливые; они «в теме», они слегка не в себе, и все они думают о том, как хорошо выглядят и какими отличными друзьями теперь станут. Их воображение уже рисует загородные пикники и долгие беззаботные воскресенья в пабе, и Декстер снова чувствует себя здорово. «Ты замечательный», — говорит кто-то кому-то еще, но кто кому, неважно, потому что они все замечательные. Все люди замечательные вообще.

Проходят часы, но никто их не замечает. Кто-то заговорил о сексе, и все наперебой принялись хвастаться личными достижениями, о чем утром пожалеют. Люди рядом с ним целуются, а Тара по-прежнему обрабатывает ему шею, массируя верх позвоночника маленькими жесткими пальчиками. Но действие наркотика улетучилось, и то, что раньше казалось приятным массажем, теперь похоже на тычки и щипки, а когда он вглядывается в птичье лицо Тары, оно вдруг начинает казаться карикатурным и злобным: слишком большой рот, слишком круглые глаза, как у маленького безволосого зверька. Он также замечает, что она старше, чем он думал — боже, да ей не меньше тридцати восьми, — и что у нее между зубов какая-то белая паста, вроде замазки. И Декстер больше не может сдерживать ужас перед наступающим днем, ползущий по позвоночнику, — ужас, страх и стыд, всплывающие на поверхность с липким химическим потом. Он резко садится, поеживается и медленно проводит ладонями по лицу, словно пытаясь вытереться.

Светает. На Колдхарбор-Лейн поют дрозды, и у него возникает ощущение — яркое, почти как галлюцинация, — что внутри у него ничего нет: он пуст, как пасхальное яйцо. От массажа в верхней части спины образовался жесткий напряженный комок, музыка утихла, кто-то в кровати просит чая, и все вдруг хотят чая, чая, чая, поэтому Декстер встает и подходит к огромному холодильнику, такому же, как у него самого, зловещего индустриального вида, похожему на некий агрегат из генетической лаборатории. Он открывает дверцу и рассеянно оглядывает содержимое холодильника. В целлофановом пакете догнивает салат; пакет раздулся и вот-вот лопнет. Декстер моргает, и картинка в последний раз вздрагивает и становится четкой; он видит бутылку водки. Спрятавшись за дверцей холодильника, он делает большой глоток водки и запивает кислым яблочным соком, который отвратительно пенится во рту. Поморщившись, проглатывает жидкость и вместе с ней жвачку. Кто-то снова просит чая. Обнаружив пакет с молоком, он взвешивает его в руке, и ему в голову приходит мысль.

— Молоко кончилось! — кричит он.

— Там должно еще быть, — подает голос Гиббси, или Биггси.

— Нет. Пусто. Пойду куплю. — Он ставит в холодильник полный запечатанный пакет. — Минут через пять буду. Кому-нибудь что-нибудь взять? Сигарет? Жвачки?

Его новые друзья молчат, и он тихо выходит, спускается по лестнице и выбегает на улицу, толкая дверь с такой силой, будто ему не хватает воздуха, и бежит, бежит, чтобы никогда больше не видеть этих замечательных людей.

На Электрик-авеню он видит будку такси-службы. 15 июля 1993 года солнце встает в 5.01, и Декстер Мэйхью в аду уже с рассветом.

* * *

Эмма Морли ведет здоровый образ жизни и не злоупотребляет алкоголем. В последнее время она спит по восемь часов в сутки, легко встает без будильника чуть раньше половины седьмого и выпивает большой стакан воды (первые 250 мл из необходимой дневной нормы в 1,5 л); воду она наливает из нового графина в новый стакан, что стоит в луче ясного утреннего света рядом с ее теплой и чистой двуспальной кроватью. Графин. У нее есть графин. Не верится.