Дэвид Николс - Один день

• Название: Один день
• Автор: Дэвид Николс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02106-1

Эмма и Декстер случайно познакомились на выпускном вечере. Они встретились совсем не для того, чтобы никогда не расставаться, а чтобы уже завтра разойтись и начать новую взрослую жизнь. Каждый — свою.

Что произойдет с ними через год? А через два? Через три, семь… двадцать?

Роман Дэвида Николса — одновременно грустная и смешная, трогательная и светлая история о любви, в которой каждый найдет для себя что-то очень важное.

«Великолепная книга о пропасти между теми, кем мы были, и теми, кем стали… Самая необычная любовная история со времен «Жены путешественника во времени». Все читатели просто влюбятся в этот роман. А все писатели будут кусать локти, что не они его написали».

Тони Парсонс

---

Есть у нее и мебель. В двадцать семь лет нельзя больше жить, как студентка, и теперь у нее есть кровать — большая кровать из кованого железа с изголовьем из переплетающихся рядов металлических прутьев, купленная на летней распродаже в магазине колониальной мебели на Тоттенхэм-роуд. Кровать называется «Таити» и занимает всю спальню в ее квартире на Эрлз-Корт-роуд. Одеяло на кровати из гусиного пуха, простыни — из египетского хлопка, а, по словам продавщицы, лучше хлопка во всем мире нет, — и все это приметы новой эпохи порядка, независимости и зрелости. Воскресным утром Эмма одна лежит на «Таити», как на плоту, слушает оперу «Порги и Бесс» и группу Mazzy Star, старые записи Тома Уэйтса и очаровательно скрипучую виниловую пластинку с записью «Сюит для виолончели» Баха. Она пьет кофе литрами и записывает свои маленькие наблюдения и идеи для рассказов лучшей перьевой ручкой на кипенно-белых страницах дорогих блокнотов. Порой, когда ничего не выходит, ей начинает казаться, что ее так называемая любовь к письменному слову на самом деле не что иное, как фетишизм, где в роли фетиша выступают красивые канцелярские принадлежности. Истинный писатель, писатель от Бога, готов царапать строки хоть на бумажных обрывках, на оборотной стороне автобусных билетиков и стенах своего жилища. А у Эммы ничего не родится на бумаге плотностью менее 120 граммов на квадратный метр.

Но бывает, что она сидит одна в своей однокомнатной квартире и с удовольствием пишет часами, как будто слова все это время сидели у нее в голове. Она не чувствует себя одинокой — по крайней мере, нечасто. Встречается с друзьями четыре вечера в неделю, а могла бы и чаще, если бы захотела. Старые друзья никуда не делись, а есть и новые — однокурсники из педагогического колледжа. По выходным она посещает все перечисленные в журналах мероприятия — кроме, пожалуй, тех, что числятся в рубрике «Клубы», которая словно написана руническим скриптом, — все эти «топлес-вечеринки для парней без комплексов». Она-то уверена, что никогда, никогда в жизни не станет танцевать в лифчике в комнате, полной пены, и ничего при этом не потеряет. Вместо этого она ходит на показы независимого кино и в художественные галереи с друзьями, а иногда они снимают какой-нибудь коттедж и долго гуляют на природе, притворившись деревенскими жителями. Ей начали говорить, что она похорошела и стала более уверенной. Бархатные резинки, сигареты, вредная еда с доставкой на дом остались в прошлом. Теперь у нее есть кофеварка, а недавно впервые в жизни пришла в голову мысль — а не купить ли ароматические сухоцветы?

Срабатывает радиобудильник, но она решает полежать еще немного и послушать новости. Джон Смит[20] воюет с профсоюзами, что вызывает у нее противоречивые чувства, потому что ей нравится Джон Смит: он умный, похож на директора школы и хорошо подходит на роль партийного руководителя. Даже имя его свидетельствует о том, что он человек твердых принципов, заботится о простых людях, — и она снова задумывается о том, не присоединиться ли к лейбористам — возможно, это облегчит ее совесть теперь, когда она больше не состоит в «Движении за ядерное разоружение»? Не то чтобы цели организации перестали быть ей симпатичны, но требования всеобщего разоружения в последнее время кажутся наивными — это все равно что добиваться, чтобы все вокруг стали добрыми.

Может, она стареет? Раньше Эмма гордилась своей неспособностью видеть мир иначе как черно-белым, но в последнее время признает, что многие проблемы куда более неоднозначны и сложны, чем ей когда-то казалось. По крайней мере, следующие две новости ей совершенно непонятны: одна посвящена Маастрихтскому договору[21], другая — войне в Югославии. Должно же у нее быть какое-то мнение? Разве она не должна занять чью-то сторону, бойкотировать кого-то или что-то? Во времена апартеида двойных мнений быть не могло, но сейчас в Европе война, а лично она ничего не сделала, чтобы ее прекратить. Была слишком занята — покупала мебель. В расстроенных чувствах она отбрасывает в сторону новое одеяло, соскальзывает в крошечный проход между кроватью и стенами, боком выходит в коридор и оказывается в крошечной ванной, где никогда не приходится ждать своей очереди, потому что теперь она живет одна. Бросив футболку в плетеную корзину для белья — с той судьбоносной летней распродажи на Тоттенхэм-Корт-роуд плетеного в ее жизни сильно прибавилось, — Эмма надевает старые очки и, расправив плечи, встает голой перед зеркалом. Могло быть и хуже, думает она, и идет в душ.

Она завтракает, глядя в окно. Квартира ее находится на шестом этаже красного кирпичного дома и окнами выходит на такой же красный кирпичный дом. Ей не по душе Эрлз-Корт; невзрачный район, где все только снимают жилье, — он сам как съемная комната. Да и аренда однокомнатной квартиры влетает в копеечку, и, возможно, ей придется найти что-то подешевле, когда она устроится на первую работу учителем. Но пока ей здесь нравится — по крайней мере, это шаг вперед по сравнению с «Локо Кальенте» и мрачным соцреализмом комнатушки в Клэптоне. Порвав с Тилли Киллик после шести лет жизни под одной крышей, она счастлива оттого, что не будет больше застиранных лифчиков в раковине, не надо больше слушать Simply Red.

Поскольку она больше не стыдится своего образа жизни, то даже приглашала в гости родителей. Джим и Сью спали на «Таити», а сама она кантовалась на диване. Три мучительных дня они бесконечно комментировали лондонское этническое разнообразие и цену одной чашки чая, и, хотя не выразили одобрения ее новой жизнью открыто, мать хотя бы не предлагала ей вернуться в Лидс и работать в водопроводной компании. «Умница, Эмми», — прошептал отец, когда она провожала родителей на поезд на вокзале Кингс-Кросс, — но в чем она умница, в чем? Возможно, в том, что наконец начала жить по-взрослому?

Разумеется, бойфренда у нее так и нет, но она и не против. Иногда, очень редко, например в четыре часа дня в дождливый воскресный день, накатывает приступ паники и от одиночества становится трудно дышать. Пару раз она снимала трубку, чтобы проверить, не сломан ли телефон. Иногда ей кажется, что это здорово, когда кто-то будит тебя ночью и говорит: «Садись в такси прямо сейчас» или «Я должен тебя видеть, нам надо поговорить». Но в лучшие дни она чувствует себя героиней романа Мюриэл Спарк — независимой интеллектуалкой, проницательной, но романтичной в душе. Эмме Морли двадцать семь, и у нее есть диплом с отличием по специальности «Английский язык и история», новая кровать, квартира в Эрлз-Корт, много друзей и сертификат о втором образовании. И если сегодняшнее собеседование пройдет успешно, будет и работа — преподавателем английского языка и актерского мастерства, двух предметов, которые она знает и любит. Ее новая карьера учителя, вдохновителя умов, вот-вот начнется, и наконец-то, наконец в ее жизни порядок.

А еще у нее свидание.

Настоящее официальное свидание. Она будет сидеть в ресторане с мужчиной и смотреть, как он разговаривает и ест. Кто-то хочет забраться на ее «Таити», и сегодня ей предстоит решить, позволит она это или нет. Она стоит возле тостера, нарезая банан, первую из семи порций овощей и фруктов на сегодня, и смотрит на календарь. 15 июля 1993 года — напротив даты вопросительный и восклицательный знаки. Час икс уже близок.

* * *

Кровать Декстера приехала издалека, из Италии; низкая, минималистская черная платформа стояла в центре большой пустой комнаты, как сцена или боксерский ринг. Впрочем, и сценой, и рингом ей иногда приходилось служить. 9.30 утра, Декстер лежит без сна, испытывая страх, презрение к самому себе, сексуальную неудовлетворенность. Его нервные окончания возбуждены, а во рту неприятный привкус, как будто язык побрызгали лаком для волос. Вдруг Декстер встает и, шлепая по блестящим черным плиткам пола, шагает на кухню родом из Швеции. Берет бутылку водки из огромного, промышленных размеров, холодильника, наливает в стакан на полпальца и добавляет столько же апельсинового сока. Он успокаивает себя тем, что, поскольку он еще не спал, это вовсе не первая выпивка за сегодня, а последняя за вчера. Да и вообще, все эти правила насчет того, что днем пить нельзя, сильно преувеличены — вот в Европе все так делают. Фокус в том, чтобы возбуждающий эффект от спиртного послужил противодействием отупляющему эффекту наркотиков; он пьет, чтобы остаться трезвым, что, если подумать, разумно. Вдохновленный этой логикой, он наливает еще на полпальца с небольшим, включает саундтрек к «Бешеным псам» и, пошатываясь, идет в душ.

Через полчаса он все еще в ванной, все еще думает о том, что сделать, чтобы перестать потеть. Он дважды менял рубашку, принимал холодный душ, но капельки пота по-прежнему покрывают его спину и лоб — маслянистые, липкие, как водка, — а может, это она и есть? Он смотрит на часы. Уже поздно. Он решает ехать с опущенными стеклами.