Вячеслав Гречнев - Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

• Название: Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.
• Автор: Вячеслав Гречнев
• Издательство: Соларт
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-902543-21-3

В книге речь идет об особом месте так называемого малого жанра (очерк, рассказ, повесть) в конце XIX - XX вв. В этой связи рассматриваются как произведения Л.Толстого и Чехова, во многом определившие направление и открытия литературы нового века ("Смерть Ивана Ильича", "Крейцерова соната", "Скучная история", "Ариадна"), так и творчества И.Бунина, Л.Андреева и М.Горького, их связи и переклички с представителями новых литературных течений (символисты, акмеисты), их полемика и противостояние.

Во втором разделе говорится о поэзии, о таких поэтах как Ф.Тютчев, который, можно сказать, заново был открыт на грани веков и очень многое предвосхитил в поэзии XX века, а также - Бунина, в стихах которого удивительным образом сочетались традиции и новаторство. Одно из первых мест, если не первое, и по праву, принадлежало в русском зарубежье Г.Иванову, поэту на редкость глубокому и оригинальному, далеко еще не прочитанному. Вполне определенно можно сказать сегодня и о том, что никто лучше А.Твардовского не написал об Отечественной войне, о ее фронтовых и тыловых буднях, о ее неисчислимых и невосполнимых потерях, утратах и трагедиях ("Василий Теркин", "Дом у дороги").

---

Василий Теркин солдат опытный и бывалый. Это так. И, прежде всего, в том смысле, что он много раз смотрел в лицо страшной правде войны. Был в этой правде и элемент «количественный»: каждый день и час уносили тысячи тысяч молодых жизней, погибал цвет нации. Невыносимо больно было видеть, как «совсем свои ребята», «этот стриженый народ», шли и шли в огонь войны, чтобы никогда уже не возвратиться. Конечно, были и подвиги и добрая память, но нередко оставался только «след кровавый», а то и — «ни приметы, ни следа».

Война это «нещадная стужа» и «вьюга в трубах обгорелых», вода и «грязь по грудь», «смертный свист» и разрывы снарядов, война это, когда «На груди лежишь земной, Заслонясь от смерти черной Только собственной спиной». «Вот сейчас тебе и крышка, Вот тебя уже и нет».

Опыт войны был неимоверно тяжелый и жестокий, но он не сводился к одним потерям и разрушениям. Как уже отмечалось, военная действительность заставила во многом по-новому взглянуть на мир и человека. С началом войны значительно больше стали ценить самые простые вещи человеческого обихода, будь то хлеб или вода, лирическое стихотворение, песня или шутка, тихие радости самого обычного, ничем непримечательного существования.

Сложность, однако, состояла в том, что наряду с более высокой оценкой личности, индивидуального бытия (стало предельно ясно, что жизнь одна-единственная и что очень легко расстаться с нею), утвердился и более высокий взгляд на Россию, народ и то место и роль, которые призван был занять и сыграть отдельный человек в этой смертельной борьбе.

На войне себя забудь,
Помни честь, однако…
И пойдешь в огонь любой,
Выполнишь задачу.
И глядишь — еще живой
Будешь сам в придачу…
А застигнет смертный час,
Значит, номер вышел… (2, 183).

Отношение к смерти у Теркина мудро простое, не без некоторого фатализма. Конечно, он страшится смерти и не хотел бы умереть. Он «сник», «тоска согнула» его, когда он раненый остался на вражеской территории. Но даже тогда, весь в крови, «с лицом землистым», теряя сознание, он владеет собой и даже пытается шутить.

Надо сказать, что к шутке и балагурству Теркин прибегает обычно в минуты жизни трудные, а то и — очень тяжелые. Для него и для других это своего рода отдушина, помогающая восстановить душевное равновесие, не впадать в тоску и отчаяние.

Мы видим как в глухую пору войны (глава «О награде») Теркин в шутливом тоне мечтает о времени, когда войны уже не будет и можно будет приехать в отпуск в родные края, попасть на вечеринку к девчатам, вспомнить о боях-походах, да и награды свои показать. И этот разговор увлекает солдат, боль отпускает их души. На какое-то мгновение они перестают думать о том, о чем нельзя было забывать и чем сочувственно и с беспощадной правдой напоминает автор, что до конца войны еще очень и очень далеко, что в родных местах хозяйничают оккупанты, что «туда дороги нет», что многим из них не суждено будет вернуться с войны.

Теркин, Теркин, добрый малый,
Что тут смех, а что печаль…
Где девчонки, где вечерки?
Где родимый сельсовет?
Знаешь сам, Василий Теркин,
Что туда дороги нет…
Страшный бой идет, кровавый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле (2, 195).

Да, война, действительно, явилась невиданным испытанием. Силе и жестокости врага, его технике и умению воевать требовалось противопоставить нечто превосходящее во всех отношениях. В главе «Поединок» — Твардовский не скрывает горькой правды: что «немец был силен и ловок», а Теркин «знал, что в этой схватке он слабей». И, тем не менее, он побеждает: силы его удваивает яростная ненависть к захватчику, в котором совсем мало было человеческого: «Человек ты? Нет. Подлец!»

Раз ты пес, так я — собака,
Раз ты черт,
Так сам я — черт!..
Бей, не милуй. Зубы стисну.
А убьешь, так и потом
На тебе, как клещ, повисну,
Мертвый буду на живом (2, 219).

Разумеется, не в одной ненависти к врагу, даже если она была святая, было тут дело. Поистине животворным источником силы стало заметно обострившееся во время войны чувство кровной причастности и любви к месту, где родился, к России. Для Теркина это была Смоленщина. Все здесь для него полно сокровенного смысла, по-особому дорого и памятно ему: и поля, и леса, и речки, и рожок, на котором играл смоленский дед.

Теркин, русский солдат, был рожден этой землей, он являлся как бы частью ее и продолжением. И было бы просто немыслимо разделить ее с ним, отделить его от нее: все здесь живет им, и он живет во всем, это красота земная и вне его и в нем самом. Ведь он сумел рассмотреть и полюбить совсем неброскую красоту своей земли, и она, в свою очередь, побуждает его к глубоким раздумьям о жизни.

Весьма значительно и символично в этом смысле лирическое отступление в главе «Генерал». Мы видим, что Теркин и речка, как это и положено между близкими и родными (реченька течет в сторону родимую), понимают друг друга и приходят на помощь в беде. И, конечно, победить Теркина абсолютно невозможно: ведь все заслоны, которые выставит против него враг, очень легко и свободно пройдет и обойдет «реченька», его друг и помощница, утешительница в горе. Она должна донести на своих волнах весть о сыне, которую давно заждалась его мать. Именно об этом просит речушку Теркин. Он верит, что мать не может не почувствовать, о чем «курлычит в тихой ласке» река, и он понимает, что для нее, живущей под властью врага, для нее, непрестанно ждущей сына и освобождения, эта весть будет равносильна воскресению из мертвых.

Над тобой, над милой речкою,
Над водой, чей путь далек,
Послыхатьбы хоть словечко ей,
Хоть одно, что цел сынок.
Помороженный, простуженный
Отдыхает он, герой,
Битый, раненый, контуженый,
Да здоровый и живой (2, 235-236).

Такая глубина мысли и проницательность чувств могли быть только у духовно богатого человека. И в этом плане каждая новая глава поэмы приоткрывает внутренний облик героя, его характер, с какой-то новой стороны, он становится все сложнее и масштабнее. Иными словами, характер Теркина дается в становлении и развитии. И следует подчеркнуть: имеют место тут не только приобретения, но и утраты. Опыт и мудрость достаются дорогой ценой, война была учитель очень суровый, жестокий. Учила она, в частности, трезво смотреть на вещи, учила понимать все в сравнении, учила жертвовать чем-то даже очень дорогим ради самого важного и главного.

Потерять семью не стыдно —
Не твоя была вина.
Потерять башку — обидно,
Только что ж, на то война…
Но Россию, мать-старуху,
Нам терять нельзя никак (2, 214).

Патриотизм Теркина, его высокое гражданское самосознание проявляются по-разному, и не только в том, как исправно исполняет он солдатскую службу, как мужественно и терпеливо переносит он различные тяготы и лишения войны. Как патриот и гражданин он ведет себя во всех случаях жизни, таков он по сути своей: ведь это его земля за которую он сражается, и Теркин прекрасно понимает, что помощи российскому человеку ждать неоткуда, что никто другой за него эту смертельно опасную и невыносимо тяжкую работу не сделает. Эти мысли не дают покоя ему и на отдыхе, куда, в награду за ратные труды, на несколько дней посылают его с фронта. Как человек в высшей степени порядочный и совестливый, Теркин до срока покидает этот прифронтовой дом отдыха: быть в «раю», когда война продолжается, он не может. В таком его поведении нет никакой бравады или рисовки. Как раз здесь, на отдыхе, в тепле и уюте, ему необыкновенно живо вспоминаются тяготы фронтового житья-бытья, и мы слышим вздох невыносимо уставшего человека, и не можем не думать о том, как же он, совсем простой и обыкновенный человек, смог все это преодолеть и вынести.

Ах, как холодно в дороге
У объезда где-нибудь!
Как прохватывает ветер,
Как луна теплом бедна!
Ах, как трудно все на свете:
Служба, жизнь, зима, война (2, 263).

О трудностях солдатской жизни на войне напоминает Теркину Смерть, желая убедить его в том, что нет смысла ему беречь свою жизнь, в которой только и есть что холод, страх, усталость, грязь и тоска, что мрак и ночь забвения в этом случае не хуже, и даже — предпочтительнее дня жизни. В этой же главе «Смерть и воин» солдаты из похоронной команды демонстрируют не то чтобы равнодушное, а очень спокойное, что ли, отношение к умершим: «на покойничке присядем, да покурим натощак». Разумеется, диктовалось это их «профессией», похоронщиков, но проглядывало в таких настроениях и невероятная усталость от войны, привычка к ней (было и такое).