Джон Робертс - Королевский гамбит

• Название: Королевский гамбит
• Автор: Джон Робертс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46876-8

Древний Рим, I в. до н. э. На улицах бесчинствуют жестокие банды, не щадя ни плебеев, ни патрициев. Знатный римлянин Деций Цецилий Метелл Младший расследует вроде бы ничем не примечательные убийства бывшего раба и иноземного купца. К своему ужасу, молодой патриций обнаруживает: следы интриг и коррупции ведут в самые верхи власти. Не только жизнь Метелла, но и сама Римская республика оказываются под угрозой…

---

— Насколько я осведомлен, — ответил Заббай, — они люди дела. Их интересуют большие партии товара. Преимущественно в виде рабов, которых они могут продать на рынке. Чтобы способствовать этой торговле и переправлять свой товар, в каждом крупном порту у них есть свои посредники.

— Ты хочешь сказать, что пиратские пособники действуют в Остии? — с нескрываемым изумлением переспросил я.

— Разумеется. И не только в Остии, но и в Риме.

— В Риме?

— А как же иначе? Ведь именно здесь можно найти наиболее богатых покупателей, — резонно заметил он.

— А ты мог бы назвать имя посредника, который в настоящее время занимается этим в Риме?

— К сожалению, нет. Ибо прежний посредник умер. А новый еще не объявился.

— И кто же был тот, который умер?

— Парамед из Антиохии. Поставщик вина и оливкового масла.

Должно быть, Заббай счел меня за слегка ненормального, потому что я тут же поспешно собрался уходить. Однако это обстоятельство ничуть не поколебало свойственной ему любезности, и он настоял, чтобы я принял традиционный подарок для гостя. Таковым оказался шелковый шарф темно-оранжевого цвета размером около двух квадратных футов, прочный, как латы, и легкий, как дыхание. Он был соткан из чистейшей шелковой нити, что сразу навело меня на мысль о взятке. Но я не видел причины, из-за которой Заббай стал бы меня подкупать. Должно быть, он просто решил укрепить отношения с человеком, которому сулят в политике большое будущее. Так или иначе, но его неоценимая помощь вкупе с подарком определенно сыграли свою положительную роль. Словом, он знал, что делал.

Итак, я нащупал еще одну нить. Оказывается, Парамед был посредником средиземноморских пиратов. Интересно, какие еще подвиги водились за этим ничем не приметным греко-азиатским поставщиком? Гостеприимный Сергий Павел почему-то ни словом не обмолвился о столь достопримечательном штрихе биографии Парамеда. А ведь Павел был его поручителем. И уж наверняка не упустил случая, чтобы урвать свой кусок от большого пирога.

Я ощутил, что меня захлестнула волна глубокой меланхолии. По тому, с каким упорством Сенат стремился помешать моему расследованию, можно было судить о проникновении гниения на самые высокие уровни государственной власти. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Интриги, распри и взяточничество, процветающие на протяжении двух последних поколений политиков, стали скорее правилом, нежели исключением. Сенат являл собой скопище правонарушений и карьеризма, несмотря на то что цензоры время от времени пытались проводить в нем чистку. Однако их назначали через каждые пять лет, а властью они обладали лишь на протяжении года. За столь короткий срок нелегко было справиться с такой задачей. Зло разрослось до огромных размеров, и победить его подобными методами было практически невозможно.

Я спустился к докам и, усевшись на деревянную швартовую тумбу, уставился на бурлящую мутную воду, словно хотел в ней найти какие-то подсказки. Как ни больно мне было, но я вынужден был заключить, что Сенат как орган власти совершенно себя изжил и более не исполнял своего основного предназначения.

Наша система управления во главе с Сенатом, состоящим из квесторов, эдилов, преторов, консулов, цензоров и народных трибунов, прекрасно справлялась со своими обязанностями в те времена, когда Рим был городом-государством, а каждый гражданин — крестьянином и солдатом одновременно. Ежегодно созывалось Собрание центурий. Поскольку в нем принимали участие все граждане, то именно здесь ставились на голосование вопросы общенародного значения. Большинство населения в те времена составляли крестьяне и ремесленники. Рабы же, равно как и свободные, праздношатающиеся граждане, были явлением редким. Наши отношения друг с другом и соседними народами были правдивыми и честными.

С тех пор все изменилось. Теперь в Сенат стремились попасть далеко не те, кто желал беззаветно служить обществу, а преимущественно люди, жаждущие личной наживы. Полководцы развязывали войны не затем, чтобы защищать интересы Республики, а ради собственного обогащения. Если раньше Рим был известен всему миру как союзник, верный своим договорным обязательствам и всегда готовый встать на защиту своих соседей, то теперь он вселял ужас как самый алчный хищник.

Эту тему уже затронул Цицерон в своей знаменитой обвинительной речи на процессе Верреса. В ходе судебного разбирательства один из бывших сослуживцев Верреса изложил с его собственных слов философию управления, которую обвиняемый исповедовал во время грабежа Сицилии. Цицерон сказал, что доходы за первый год своего управления тот использовал исключительно для собственного обогащения. Поборы, полученные за второй год, пошли в пользу друзей, а за третий — на подкуп судей. Это было знамением времени, поэтому подобную речь многие восприняли скорее как образчик юмора, а не свидетельство развращенности римской администрации в провинциях.

Впрочем, не все еще было потеряно. И доказательством тому был, к примеру, Цицерон, некогда хорошо зарекомендовавший себя честным и добросовестным исполнением своих обязанностей на Сицилии. Недаром жители острова обратились к нему с просьбой защищать их права в суде. Или, скажем, Серторий, который, несмотря на свою чрезмерную преданность Марию и непростительную бунтарскую выходку против власти Рима, все же был прирожденным руководителем. А также Лукулл, превосходно управлявший азиатскими городами, о чем я уже упоминал выше.

Итак, что же мне надлежало предпринять? Нельзя сказать, что мы полностью утратили старый римский дух и былые добродетели. Во многих из нас они по-прежнему были живы, несмотря на то что количество свободных граждан по сравнению с несметной массой рабов значительно сократилось. Между тем среди нас еще оставались благородные люди, способные восстановить доброе имя Римской республики, пусть даже для этого потребовались бы более суровые меры, нежели те, которые в свое время предпринял Сулла. Так или иначе, но если патриоты Рима возьмутся за дело, то смогут выкорчевать преступников, будь те высокого или низкого ранга. Именно в этом я видел свою основную задачу.

Когда я встал со швартовой тумбы, солнце уже начало клониться к вечеру — самое время для посещения бань. Нужно было также подумать об обеде. Темнело в это время года рано, поэтому недалек был тот час, когда маленькой странной Хрисис предстояло сопроводить меня к Клавдии.

Я направился в сторону Форума, ощущая с каждым шагом все большую легкость.

ГЛАВА 6

Если другие города с наступлением темноты затихают, то в Риме все происходит наоборот. Дело в том, что движение колесного транспорта, за редким исключением, в дневные часы запрещено. Когда же сгущаются сумерки, то открываются городские ворота, запуская внутрь бесчисленные повозки и телеги. Они доставляют в Рим всевозможный сельский товар для рынков, фураж для цирковых лошадей, материалы для бесконечных строек, древесный уголь и дрова для очагов, жертвенных птиц для храмов и тому подобное. Некоторые из повозок приходят пустыми. В доках их наполняют товаром, который доставляют в Рим по реке из Остии и развозят по другим городам сухопутным путем, поскольку выше Рима по Тибру крупные суда подняться уже не могут.

В эти часы улицы Рима наполняются лязгом и скрипом колес, окриками возничих и стонами запряженных рабов, мычанием рогатого скота и ослиными криками. Тишина воцаряется лишь после полуночи.

Когда за дверьми моего дома прогрохотала большая телега, я в нетерпении ожидал появления Хрисис. От волнения не находя себе места, я пытался чем-нибудь себя занять, но тщетно. Ходить по темным улицам было делом небезопасным, поэтому я решил прихватить с собой оружие. Хотя и было строго запрещено носить оружие в черте города, самые предусмотрительные все же это делали.

Подняв крышку сундука, я принялся изучать его содержимое. Катон следил за тем, чтобы все оружие было начищено и смазано маслом: на случай, если меня призовут на военную службу, которая является общественным долгом каждого гражданина. Здесь лежали мой бронзовый шлем с гребнем, ножные латы, которые я надевал во время парада, а также боевые доспехи от стальной галльской кольчуги. Сначала я взял в руки длинный меч, предназначенный для конного сражения, потом — короткий для пешего боя. Остро наточенные и прекрасно сделанные, они все же были слишком велики, чтобы носить их под туникой. Пугио с широким обоюдоострым клинком восьми дюймов в длину показался мне более подходящим. Я вложил его в ножны и сунул за пояс, прикрыв складками туники. Тут мое внимание привлекло нечто, лежавшее на дне сундука и напоминавшее бесформенное сплетение полосок кожи и бронзы.

Это были особые бойцовские перчатки. Кулачный бой — самый незамысловатый вид военного искусства, суть которого заключается в том, чтобы с помощью руки с ее тонкими, хрупкими костями сокрушить самую крепкую часть человеческого тела — череп. Чтобы смягчить удар, греки придумали бойцовские перчатки, первоначально изготавливавшиеся из широких ремней, которыми обматывали костяшки пальцев и предплечья. Дальнейшее развитие этого глупейшего вида состязаний привело к тому, что внешнюю сторону кулака утяжелили кусочками бронзы, к которым позже добавили специальные пластинки. Мои перчатки принадлежали к грозному македонскому типу и назывались мурмеки, что в переводе означало «сокрушительный удар». Свое название они получили благодаря прикрепленной к костяшкам пальцев полоске бронзы, из которой торчали четыре бронзовых шипа длиной полдюйма каждый. В годы военной службы я выиграл перчатки в игре в кости и с тех пор зачастую таскал их с собой. Кто знает, подумал я, может, они сослужат мне неплохую службу. Одну из них я бросил обратно в сундук, а от второй оторвал кожаную полосу, предназначенную для предплечья, оставив только ту часть, что защищала кисть. Укороченную таким образом перчатку я заткнул за пояс туники, чтобы при необходимости можно было достать ее левой рукой.