Журнал «Если» - «Если», 2011 № 01

• Название: «Если», 2011 № 01
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: ISSN 1680-645X

Уильям БАРТОН. МОРЕ ГРЁЗ

Шел в комнату — попал в другую. Это немудрено, если новоявленные демиурги швыряют куски будущего в прошлое, как им заблагорассудится. И сами рискуют застрять в петле времени…

Ричард ЧВЕДИК. ОРФ

Спустя годы писатель вернулся к трогательной истории своих маленьких героев — дракончиков, сделанных в биолаборатории.

Николай ГОРНОВ. РОЙ

Авторское предложение, как эффективно использовать человеческий мозг, тянет на Нобелевку.

Джеффри ЛЭНДИС. ДЕВУШКА И ПИРАТ

Захватывая корабль с хрупкой пленницей, «космический волк» не предполагал, что она доставит столько хлопот.

Сергей СИНЯКИН. СМЕРТЬ В ТИХОМ ПАРКЕ

Тигр? Тигр!

Дэвид САЙМОНС. ОСОБЫЕ ЖИВОТНЫЕ ДОКТОРА СКЕННЕРА

Генетики-недоучки напортачили, а бедному ветеринару — разбираться!

Иэн МАКЛАУД. ВСПЯТЬ ЧЕРЕЗ СТИКС

Персонажи рассказа входят в эту реку неоднократно — и с неизменным успехом.

Александр БАЧИЛО, Игорь ТКАЧЕНКО. «ИДЕЙ ХВАТИТ НА КАЖДОГО ЗРИТЕЛЯ»

…или Как это будет по-русски.

Сергей СЛЮСАРЕНКО. ВЕК ТРИФФИДОВ

…или Трое сбоку — ваших нет.

Дмитрий БАЙКАЛОВ. ИГРА В КЛАССИКУ

…или Полугодие на большом экране.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

…или Суперзлодеи против супергероев.

Николай КАЛИНИЧЕНКО. ПРИВЫЧКА К ВЕЧНОСТИ

Сколько вам отмерить лет, чтобы вы почувствовали себя по-настоящему счастливым? Благо, вариантов у нас множество.

Сергей ШИКАРЕВ. ДРУДНОЕ ДЕЛО

Очень странная история мистера Диккенса и мистера Коллинза.

Андрей БАЛДИН. ПРОСТРАНСТВО ВРЕМЕНИ

Зимние каникулы — самое время для умной праздности.

РЕЦЕНЗИИ

Все журналы взахлеб и наперебой пишут о чудесах новых технологий, адресованных читателю, а мы, уж позвольте, по старинке расскажем вам о Книгах Обыкновенных Типографских.

КУРСОР

Правильной ли дорогой идете, товарищи? Как Роскосмос обиделся на Бекмамбетова.

Вл. ГАКОВ. ИЗЛЕЧЕНИЕ СОЗДАТЕЛЯ

Вся правда о самом брутальном писателе прошлого века.

ПЕРСОНАЛИИ

А вот вам загадка. Встретились под одной обложкой несколько человек, быть может, даже не знакомых друг с другом. Профессии у всех разные, а вот род деятельности один. Кто эти люди?

---

Начинается книга как детектив, написанный даже с некоторым своеобразным юмором (несомненно, под влиянием Диккенса, который отличался по этой части не только в книгах, но и в жизни: так, после отъезда гостившего у него датского сказочника в доме появилась табличка, гласившая: «В этой комнате Ганс Андерсен прожил однажды пять недель, которые всей семье показались вечностью»). В паре Диккенс — Коллинз, расследующей историю Друда, даже угадываются будущие очертания самого известного английского детективного дуэта. Однако, перевалив за середину, тональность текста резко меняется: появляются пугающие, мрачные и вовсе ужасные обертона, превращающие историю в драму, представить которую почти невообразимо.

Реалии «Друда» тесно связаны с персонажами и сюжетами Диккенса и особенно его последнего романа, равно как и «Лунного камня» Коллинза (в котором — еще одно пересечение — сильна индийская тема, столь любимая Симмонсом). Однако читателя стоит предупредить, что предварительное знакомство и с «Тайной Эдвина Друда», и с книгой Коллинза желательно, но не обязательно (хотя кто же не читал роман Коллинза!). Все же невозможно предположить, что, закрыв симмонсовского «Друда», читатель не потянется к томикам с произведениями его главных героев.

«Друд» вообще очень настойчиво вращается вокруг литературной оси. Взаимоотношения всеобщего любимца Диккенса и любителя лауданума Коллинза являются и сюжетным, и идейным центром книги. Симмонс детально описывает жизнь своих персонажей и приоткрывает не тайны, но некоторые аспекты писательства, не сводя все к гонорарам. Несмотря на то что повествование идет от лица Коллинза, волею автора тот отступает на второй план перед фигурой Диккенса. Их дружба, в последние годы жизни Диккенса переросшая в открытое соперничество, едва ли не архетипична и вызывает в памяти тени Сальери и Моцарта вкупе с рассуждениями о совместимости гения и злодейства и состязании таланта и гения. А темы зависимости и распада личности предсказуемо пробуждают в памяти другую знаменитую историю — на этот раз из Р.Л.Стивенсона.

Рассказывать подробнее о сюжете не стоит, дабы не раскрыть интригу книги. Отметим лишь, что с Симмонса станется и к собственному рассказу приладить оборотную сторону. И вот тут-то — по разбросанным оговоркам, полунамекам и нарочитым нестыковкам — наблюдательный, сметливый и подозрительный читатель может вывести собственное представление о произошедшем. Например, заключить, что подлинным злодеем и убийцей в этой истории является… ну, скажем, дворецкий.

Новая книга Симмонса демонстрирует нам автора «Песен Гипериона» как ревностного продолжателя классической традиции романистов, умело совмещая и серьезность темы, и умение развлечь читателя и, что важно, не стыдясь своих намерений. Таких авторов сейчас немного.

Любопытно, что одновременно с романом Симмонса вышла книга «Последний Диккенс» Мэтью Перла, специализирующегося на исторических детективах с историческими же личностями (нашим читателям автор знаком по роману «Дантов клуб», в котором роль сыщиков примерили на себя представители американских литературных кругов Лонгфелло и Оливер Холмс). Роман Перла, вдвое уступающий «расследованию» Симмонса, также поднимает тайну Эдвина Друда, которую у Перла расследует американский издатель Диккенса. Удивительное, едва ли не мистическое совпадение творческих замыслов подводит к невольному подозрению о творческом соперничестве двух популярных современных прозаиков. Интересно, знакомы ли лично Симмонс и Перл?

Ну, и напоследок. По сообщению писателя на официальном сайте, персонажами его очередной книги, несмотря на сопротивление его агента и издателя, должны стать американский романист Генри Джеймс и… мистер Шерлок Холмс. Что ж, подождем.

Сергей ШИКАРЕВ

АНДРЕЙ БАЛДИН ПРОСТРАНСТВО ВРЕМЕНИ

В конце ноября прошлого года авторитетное жюри в пятый раз вручало одну из самых крупных и влиятельных отечественных литературных наград — «Большую книгу». Нынче в список финалистов вошел писатель, архитектор, художник Андрей Балдин со своей книгой «Московские праздные дни». Какова связь с фантастикой? — спросит читатель непосвященный. А посвященный откроет номер «Если», где почти наверняка обнаружит иллюстрацию этого необычного художника. Андрей Балдин на протяжении многих лет рисует для нас фантастику.

— Праздные дни… Слово многозначное, да и книга не проста. Помогите, Андрей, разобраться, что к чему.

— По идее, это очень простая книга — календарь, полный круг календаря. Только наблюдаемый не с 1 января, а с 1 октября по старому стилю — с праздника, называемого Покров. Теперь это 14 октября. Почему Покров? Тут уже начинаются сложности. Покров — это необычный день, «день-выключатель». Он как будто выключает большой свет в помещении года. Лето закончено, завершается сентябрь, который в исторической Москве был большой корзиной праздников, связанных главным образом с церемониями сбора урожая. Сентябрь у нас более или менее сытый месяц, Москва ест свежие фрукты и овощи, встречается сама с собой после летних каникул и веселится. Но вот сентябрь проходит, праздники понемногу заканчиваются, и начинается «праздный» месяц октябрь. Тут нужно вовремя различить «праздник» и «праздность». Есть форма умной, сосредоточенной праздности, когда человек остается наедине с самим собой и начинает размышлять, сознавать и переосознавать себя. Это и начинается в Москве на Покров: большое размышление Москвы о себе самой. Моя книга описывает эти саморазмышления Москвы в течение года — с Покрова до Покрова. Нет, это не очень простая книга. Разная книга.

— В вашем тексте фигурируют особые, московские люди…

— Верно, здесь несколько «подводных» слоев. Я наблюдаю за тем, как в течение года меняется Александр Пушкин. 1825-й — первый год сиденья в михайловской ссылке. Пушкин наедине с собой — это вынужденная, тяжкая праздность. Он меняется совершенно, меняется его слово, происходит его своеобразная авторская революция. «Московская» революция. Пушкин пишет «Бориса Годунова» и с ним возвращается в Москву. Точно по календарю, на Покров, он заканчивает работу, хлопает в ладоши — и происходит чудо: круглый 1825 год оказывается для него колесом, которое в итоге вывозит его из ссылки.

Еще один слой, или виток, этой «круглой» книги — рассказ о Льве Толстом, о том, как устроен его главный роман «Война и мир». Если приглядеться внимательно, этот роман оборачивается большим календарем, в котором все главные события происходят по праздникам. И это неслучайно: Толстой был очень внимательным наблюдателем календаря, исследователем и «механиком» времени. Он был «многоэтажным» человеком, простым и сложным одновременно. Разноверующим, разнодумающим, открытым и вместе с тем очень скрытным. Композиции своих книг он составлял тайно, и это очень занятные, красивые и как будто совсем не толстовские построения. Он был московским человеком, притом что на словах часто ругал Москву, выставлял ее «адом» и ставил ей в пример деревенский, усадебный «рай». Но на самом деле он всегда с любовью и ревностью следил за Москвой и неслучайно главный свой роман «Война и мир» посвятил ей — ее трагедии и жертве 1812 года. Тут появляется много непривычных поворотов и ракурсов, но об этом нужно рассказывать подробно. Собственно, об этом вся книга — о московском размышлении, времяпрепровождении и времяустроении. «Роман года».

— Вы даже вводите такое понятие: пространство времени.

— Москва существует в пространстве времени. Ее пространство физическое не очень интересует, архитектура в ней — не самое главное. Главное — взаимосвязь событий, их оформление, которое в первую очередь идет через календарь и логично и красиво выстроенный круг праздников. То есть вы как будто идете по коридору вокруг большого круглого зала. Вы должны идти только по коридору, анфиладой, из двери в дверь, но вы всегда можете выглянуть в общий зал, во все помещение календаря, увидеть еще пять-шесть праздников, связанных с этим. Этот зал и есть пространство времени. В этом зале и живет Москва, это ее любимое помещение, а архитектура — видимость. Для нее нужно какое-то внутреннее убеждение. Большевики не выходили из этого пространства, они все перевернули наоборот, но цепочка осталась та же: просто свет включили в другом месте — и Пасха переехала на ноябрь.

— Москва в вашей книге названа машиной времени.

— Если существует определенный, узаконенный распорядок, то, когда мы празднуем, то есть на свободе от всякого занятия размышляем, а не просто веселимся, тогда рисуется либо пустота вокруг нас, либо открывается время. Москва, выдумывая праздники, выдумывает время. Она производит большее время в головах своих жителей, награждая их этим. Сознавая большее пространство, человек становится не просто времяпроводящим, но времяпроизводящим существом.