Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

• Название: «Если», 2011 № 04
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: ISSN 1680-645X

Мария ГАЛИНА. СОЛНЦЕВОРОТ

В убогом городишке у бедной девушки — никакого будущего. Разве что стать принцессой…

Марина и Сергей ДЯЧЕНКО. ВКУС СЛОВА

Лесть сладка, утрата горька, иные шутки солоны… Но обитатели этого мира не признают метафор и пробуют все слова на вкус.

Елена ВОРОН. ЧУЖАК И РОКОТ

Безвинно пострадать… Здесь это не христианская добродетель, а средство выживания.

Наталья РЕЗАНОВА. ВИКТИМАРИЙ

Как утверждает сам автор, в процессе написания рассказа ни одно животное не пострадало.

Святослав ЛОГИНОВ. РОДНИЦА

Ни девичий смех, ни морок искусительный не собьют с пути стойкого инока. На то и имя ему — Пётр.

Дмитрий КАЗАКОВ. ПРАВИЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Желания, как известно, тем и опасны, что имеют обыкновение сбываться.

Александр ГРИГОРОВ. ЗАБИРАТЕЛЬ

Не путать с мусорщиком — предупреждает автор. Хотя рыться в словесных отходах — занятие на любителя.

Ольга НИКИФОРОВА. «У НАС НЕТ ПЕРВОГО СРЕДИ РАВНЫХ»

Иногда сценаристы бывают даже чересчур откровенны.

Аркадий ШУШПАНОВ. МАГИЯ ЛЮБВИ

И жизнь, и слезы, и… мировая кинофантастика.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Гениальность писателя проверяется временем. И если автора активно экранизируют спустя век — это о чем-то говорит!

Николай КАЛИНИЧЕНКО. МИР ИЗРЕЧЁННЫЙ

Уж кто-кто, а фантасты никогда не забывали, что в начале было, есть и будет Слово. А лингвистика — важнейший научный инструмент при создании новых миров.

Сергей ШИКАРЕВ. ИСТОРИЯ С ДРАКОНАМИ

Все-таки до чего же ловко и гармонично этот автор умудряется совмещать в одном произведении НФ, фэнтези, фольклорную сказку, философскую глубину и легкость повествования!

РЕЦЕНЗИИ

Выбор на все вкусы: классики и современники, известные и начинающие, фэнтези и слипстрим, НФ и фантасмагория.

КУРСОР

На западном «Оскаре» без перемен.

Юрий БУРНОСОВ. ВПЕРЁД В ПРОШЛОЕ!

Писатель поговорил с читателями о наболевшем, а заодно примерил на себя пиджак критика.

ПЕРСОНАЛИИ

Удивительно: проводя столько времени в нездешних мирах, они каким-то чудом умудряются оставаться очень земными, в чем-то даже прагматичными людьми.

---

— Надо все тащить сюда, — он услышал свой голос будто со стороны. — Чтобы все было под рукой…

Мастер говорил: «Всегда держи под рукой уксус, мелко перемолотую соль, сахар и желчь, которые потребуются в любом послании. А также имей запас кривозвездки и факела, их сок сочетай три к одному, чтобы получить отрицание. Никогда не помечай заготовки цветом: краситель, на первую пробу безвкусный, может испортить послание и даже придать ему противоположный смысл. Распознавай по запаху либо запоминай, в каком флаконе хранишь концентрат…».

Старик ждал. Журчала вода. Лошадь уныло ковыряла копытом бурую хвою.

Неожиданно девушка, приведшая их сюда, — девушка в сером балахоне, с зашитыми веками и двумя светлыми косами, — подошла к Шмелю и провела ладонью по его лицу.

Рот ее удивленно приоткрылся. Наверное, ее предупреждали, что у чужаков глаза на лице, и глаза открыты, но она не верила.

* * *

За все время своих странствий Стократ ни разу не бывал в таком странном месте. И понимал, что вряд ли побывает. Даже если выберется из этой переделки живым.

Эти люди совсем недавно — может, вчера — пережили потрясение. Многих потеряли. Те, что сидели мертвыми за покаянным зельем, кого Стократ и Шмель видели сегодня, были чьими-то мужьями, сыновьями и братьями. Те, кто приговорил их к такому роду покаяния, — тоже.

Эти люди угрожали отравить колодцы и родники чужакам, живущим по соседству. Эти люди были охотниками и не боялись вида крови, но и душегубами они не были — это Стократ мог сказать с уверенностью.

Он разглядывал узоры на их лицах. Веки были зашиты у всех, причем, очевидно, с младенчества. Стократ видел, как, стоя рядом, они иногда проводили рукой по лицам друг друга, будто считывая важное сообщение.

И еще он видел, как некоторые, особенно молодые, смотрят на солнце. По тому, как они держали головы, как поворачивались вслед за светом, Стократ понял вдруг и удивился: они не слепые.

Не слепые! Была ли вначале болезнь, эпидемия, отобрала ли зрение у выживших, пришлось ли им закрывать глаза по необходимости, но теперь зашитые веки — всего лишь традиция. Сквозь узор на лице они видят свет. Но не пытаются смотреть. Зачем? У них есть Язык…

Стократ сжал губы, чтобы ничего не сболтнуть вслух. Нельзя было отвлекать Шмеля; к тому же кому и чем помогло бы сейчас это новое знание?

Мальчишка уселся за стол напротив старика. Старик, будто зрячий, плеснул воды из кувшина в свой кубок, двумя пальцами — указательным и средним — подхватил тончайшую трубку со стола, уронил в воду три красноватые капли. Руки его задвигались неуловимо и легко, подхватывая ингредиенты, смешивая, добавляя в воду. Спустя мгновение он подтолкнул кубок собеседнику через стол. И замер, с достоинством вперив в пространство зашитые глаза.

* * *

Шмель дрожащей рукой поднес бокал к губам. Он боялся, что растеряется, что запутается сразу, но послание оказалось оскорбительно коротким и простым: «Молодой умеешь говорить вопрос».

Будто нацарапанное большими буквами, нарочито безграмотное — ради простоты — письмо. Слово к дурачку, который и такого-то обращения не заслуживает. Шмель внимательно посмотрел на неподвижного старика: что они мнят о себе, лесовики, люди без глаз и человеческой речи?!

Девушка, прислуживавшая за столом, поставила перед ним чистый кубок и кувшин с водой. Шмель подобрался.

Не спешить. Главное — не спешить. Он все знает, лишь бы не ошибиться в спешке. «Молодой» — сладковатый вкус, «причина» — сочетание соли и кислоты, «безъязыкий» — понятие с отрицанием, жидкость теряет цвет, а это вытяжка из ягоды лунь — сомнение…

«Молодость — не повод для немоты». Или так: «Разве молодой — значит безъязыкий?». Жидковатое, но грамматически точное питье. Если он не перепутал, конечно, дозировку порошка.

Старик принял послание. Понюхал. Пригубил. Лицо его не изменилось, но он сразу же отставил кубок, будто отказываясь пробовать дальше.

Шмель сжался на своем кресле. Обернулся к Стократу — тот держал ладонь на рукояти меча. Скверный признак.

Старик хлопнул в ладоши, требуя новый кубок. Руки его засновали, как лапы паука. Шмель отхлебнул воды — губы пересохли, и язык прилип к нёбу. Мастер говорил: «Чтобы понимать тонкие смыслы, ты должен отказаться от острой и соленой пищи, не прикасаться к вину, всегда носить с собой флягу и смачивать рот, не допуская жажды…».

Старик придвинул к нему новое питье. Шмель попробовал…

«Добро пожаловать, маленький брат».

Он поперхнулся. Едва удержал кашель. Снова выпил чистой воды; послание было составлено по высочайшим законам, с длинным шлейфом послевкусия.

— Стократ, — Шмель обернулся к спутнику со слезами облегчения на глазах. — Он вежливо приветствует нас в доме людей и просит тебя не прикасаться к оружию. Он говорит, что они пережили… потеряли… короче, смысл в том, что и так много народу убили, нас убивать не станут. Не трогай, пожалуйста, меч.

* * *

Он ждал, молчал и смотрел, как ползут тени по вытоптанной бурой хвое.

Старик и мальчик беседовали. Несколько сотен вооруженных людей ждали, чем закончится этот разговор.

Шмель то казался уверенным, то вдруг бледнел и принимался быстро хлебать чистую воду из кружки. По расчетам Стократа, мальчишке давно пора было отойти по нужде, — но тот сидел, глотал и пил, возился с порошками и флаконами и поднимался только затем, чтобы дотянуться до редкого, затерявшегося в мешке ингредиента.

«Странно, — думал Стократ. — Я считал, что повидал на свете все — города и порты, горы и смерчи, пустыни и толпы. Я считал себя опытным. А теперь я беспомощен, как муха, и не знаю, чем ему помочь. Что им сказать? Откройте глаза, посмотрите на небо? Откройте рты, скажите друг другу слово, ваши языки не затем только, чтобы вкушать? Я, Стократ, низведен здесь до уровня немой скотины…»

А солнце склоняется. Близится время, назначенное князем. «Если не вернетесь через сутки, — пообещал он, — мы атакуем».

* * *

«Мой учитель умер, отведав послание. Почему он умер?»

«Низость предваряет доблесть».

Вот так, просто, коротко, бессмысленно, сколько ни пробуй: «Сперва низость, потом доблесть». «Низость как условие доблести». И что это может значить, сучок вам в пасть?!

«Моего учителя нельзя оживить», — сообщил он осторожно.

И получил ответ:

«Те, кто его отравил, мертвы тоже».

Невесело. Но, по крайней мере, нельзя ошибиться с прочтением.

«Вы грозили отравить нашу воду. Зачем?»

«Они грозили. Воля бунтовщиков. Они хотели войны».

Шмель перевел дыхание: «Люди… чужаки беспокоятся. Они боятся…» Выплеснул на землю незаконченное послание. «Боятся» — так нельзя. Надо по-другому. Он хлопнул в ладоши, повторяя жест старика, требуя чистый кубок; заметался, перебирая свои флаконы и порошки, вдруг растерявшись, почувствовав себя беспомощным.

Старик тем временем составил новое послание:

«Те, кто хотел войны, были благородны в своих намерениях. Но высокий правитель погиб. Знак войны».

Шмель, горько подумал, что он уже догадывался об этом. Еще и высокий правитель… Кто его убил — бунтовщики?

«Как погиб высокий правитель?»

«Ты знаешь. Он получил отравленное послание. Мой племянник (непонятно) породить войну. Правитель умер от послания, это преступление. Война (непонятно) доблесть молодых. Мой племянник виновен в преступлении и его (непонятно) заговор».

Шмель всмотрелся в неподвижное лицо старика. Вышивка на его висках и скулах складывалась в узор со звездами, стрелами, зубчатыми колесами.

— Что он говорит? — напряженно спросил Стократ.

— Он говорит… Вроде бы у них часть народа сговорилась и убила какого-то высокого правителя, чтобы начать войну. Все этого хотели, но это было противозаконно. Поэтому другая половина назвала тех, первых, бунтовщиками и казнила.

— Что за высокий правитель?

— Не знаю… Сейчас…

Капельки пота бежали по спине Шмеля, догоняя одна другую, когда он торопливо составлял послание:

«Высокий правитель был… лесовик? человек?»

Кажется, лицо старика впервые дрогнуло, когда он коснулся губами питья. Руки его задвигались еще быстрее, наполняя чашу смыслом:

«Высокий правитель — чужак, составлявший нам послания. Разве ты не знаешь его?»

— Мастер, — прошептал Шмель. — Учитель…

Ну конечно. Для лесовиков правитель — тот, кто владеет Языком, ведь Язык — искусство высокородных. Тот, кто составляет питье от имени князя, и есть князь, это совершенно ясно всякому, кто способен отличить на вкус «войну» от «торговли»…

— Стократ! Они думают, что убили нашего правителя! Что убили князя!

— Переубеди их, — коротко велел Стократ. — Скажи им…

— Погоди! Сейчас!

Серебряные спицы колотились в воде, вспенивая питье: «Люди в моем селении…». Не так. «Я не хочу, чтобы война…» Не так. Он закусил губу и крепко зажмурился, пытаясь представить себя лесовиком, слепым, вся жизнь — на кончике языка, вот так…