Жан Санита - Вы любите Вагнера?

• Название: Вы любите Вагнера?
• Автор: Жан Санита
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1968

События партизанской и подпольной юности автора легли в основу его первого романа “Вы любите Вагнера?”.

О партизанской борьбе французского народа написано много, но авторы, как правило, обходили стороной одну из характерных, специфических особенностей французского Сопротивления — его интернациональный характер. В 1939 году во Франции проживало около трех миллионов иностранцев: испанцы, итальянцы, русские, венгры, болгары, чехи, румыны, поляки, и определенная их часть была вовлечена в движение Сопротивления. Во время войны немцы вывезли во Францию тысячи советских военнопленных, которых они использовали на самых тяжелых работах в концлагерях. Русские, украинцы, белорусы, татары, грузины, представители прибалтийских республик — все они стремились к вооруженной борьбе с фашистами, и местное подполье всячески старалось им помочь — устраивало побеги из концлагерей, снабжало оружием, устанавливало связи.

---

Он отломил краюху и с наслаждением впился в нее зубами. Кажется, ничего вкуснее он не знал, чем этот черный вязкий хлеб!

Сергей обернулся и увидел молодого парня в грубой шинели голубого цвета. Широкий кинжал на поясе и берет сразу бросились в глаза. Парень с добродушной улыбкой приближался к нему.

— Отличный у вас аппетит!

На всякий случай Сергей утвердительно кивнул головой. Он похолодел: что-то страшное, непоправимое приближалось к нему — полицейский. Было такое чувство, будто клещи огромных размеров схватили его, сжали и не давали пошевельнуться. Беда смотрела на него ясными глазами полицейского.

— Проклятая погода, не правда ли?

Сергей молча уступил ему дорогу. Но спутник и не думал уходить. Поравнявшись, он повторил, на этот раз громче:

— Я говорю, проклятая погода!

Сергей снова кивнул.

Непрошеный собеседник со скуки решил во что бы то ни стало завязать разговор.

— Аппетит у вас завидный, а вот собеседник вы никудышный. Впрочем, когда в желудке воет голодный волк, слова прилипают к языку…

И, довольный своей шуткой, он громко расхохотался,

Выдавил из себя нечто похожее на усмешку и Сергей — единственное, на что он был способен в подобной ситуации. Самое правильное — как-то реагировать, но как)

Молча прошли еще немного. Взгляд незнакомца опутывал его болотной тиной подозрения. Что-то было не так, и полицейский почувствовал это.

“Полицейский! На этот раз точно полицейский! Мое молчание наводит его на размышления. Но что я могу сделать?”

Они миновали заводские ворота, прошли вдоль огромной кучи металлического лома, лежавшего на мостовой. Грохот станков, отрывистый, пронзительный свист пара в кузнечном цехе оглушили их.

Метров триста–четыреста у него было в запасе, а дальше улица упиралась в тупик. Куда идти? Заводские корпуса и мрачный высокий забор образовали каменную ловушку. Неожиданно Сергей вздрогнул — полицейский схватил его за руку и хмуро смотрел на него. Как пишется на римских надгробиях: Sta, viator — остановись, прохожий!

— Я смотрю, вместе с хлебом вы и язык проглотили? Представитель власти — компания не для вас, так, что ли? А покажите-ка ваши документы!

Резким движением Сергей вырвал руку, выпустил хлеб и бросился на полицейского. Другого выбора не было.

Полицейский от неожиданности опешил, они оба свалились в грязь. Скоро Сергей очутился внизу. Жилистое тренированное тело подмяло его, плотно прижало к земле. Одной рукой полицейский схватил его за горло, а другой изо всей силы бил по лицу. Он бил с придыханием, как дрова рубил, и с каждым ударом Сергей тихо стонал, он уже почти не ощущал боли. Еще минута — и он потеряет сознание.

Нечеловеческим усилием он резко оттолкнул навалившуюся тушу. Отчаянно вырываясь из мощных объятий, Сергей наткнулся на кинжал, висевший на поясе полицейского. Инстинктивно он выхватил его и ударил с отчаянием. Лезвие вошло полицейскому в грудь, он попытался встать, но не удержался и рух-иул на спину.

Стоя на коленях, Сергей не мог отвести глаз от перекошенного удивленного лица, потускневшего взгляда умирающего.

Его охватила страшная усталость. Шатаясь, он поднялся. Надо немедленно исчезнуть отсюда, как можно быстрее. “Постой! А тело полицейского? Меня сразу же начнут разыскивать. Водитель машины видел нас вместе и мог запомнить мои приметы”.

Начал осматриваться. Может, сунуть его под металлолом? Слишком долго! Куда же? И тогда на глаза ему попалась крышка канализационного люка. Он бросился к металлолому, поискал глазами и вытащил железный прут. Но тот не входил в отверстие крышки. Пришлось идти за другим прутом, на всякий случай он прихватил еще один — поувесистей. Он еле сдержался, когда под тяжестью согнулся второй прут.

Тело мелко дрожало, он нервничал. Страх выстудил всю душу, а сам он вспотел так, что время от времени смахивал пот с лица. Наконец крышка медленно приподнялась, он поддел ее, потянул на себя, откатил в сторону Взяв труп под мышки, потащил его к люку

С минуту обессиленно смотрел в черную дыру, что, подобно пасти неведомого чудовища, поглотила обмякшее тело полицейского. Смутно виднелось скрюченное тело на дне колодца, куда вели железные скобы-ступени. Установить крышку на место оказалось еще тяжелее, чем сорвать ее с места.

“Я был музыкантом, а стал убийцей Разве пистолет — достойная замена скрипке?”

Куда ушли незабываемые годы в Ленинграде? Он вспомнил свои сольные концерты с оркестром. Разве забудутся встречи с Катюшей в городе, похожем на великолепные театральные декорации? Долгие поцелуи у памятника Петру…

А теперь — широченный кинжал в груди полицейского. Кинжал напомнил ему о мече Нотунга, валькириях Непобедимый меч Нотунга так и не помог Зигмунду выстоять в поединке с Гундингом

“Но я не Гундинг и не попрошу заступничества у Брунгильды”

Языком музыки Вагнер рассказал о битвах не на жизнь, а на смерть, о побегах, кровавых битвах. Ирония судьбы? В его положении музыка Вагнера стала реальной жизнью…

“Когда-то я на скрипке играл Вагнера, а теперь — интерпретирую его полицейским кинжалом”.

Сергей положил буханку на каменную ограду, снял шинель и заботливо вычистил ее. Еще вчера он не знал, где он находится, и считал судьба забросила его на запад Германии.

О Франции он не мог и подумать.

XI

На дверях визитная карточка, пришпиленная двумя кнопками “М-ль Жанна Баранья, портниха”. Значит, здесь.

Андре Ведрин тихонько постучал в двери. Ни звука. Он постучал громче, стискивая в кармане пистолет. Прислушался. Где то далеко в комнатах послышались приглушенные шаги. Кто-то осторожно подходил к дверям. Он уже хотел выхватить пистолет, но сдержался.

— Кто там? — спросил молодой женский голос.

Он подошел к дверям вплотную и назвал пароль. Дверь распахнулась, и он ошеломленно уставился на высокую красивую брюнетку: казалось, не девушка стоит в высоком дверном проеме, а мадонна во плоти сходит к нему с картины старого мастера.

— Анриетта!

— Пьер!

Девушка стояла перед ним в китайском халате с тонким мифическим рисунком. Она была поражена не меньше Андре.

— Вот это сюрприз? Просто не верится…

Она посторонилась и пропустила его. Он стряхнул снег и огляделся. Маленькая, но уютная квартирка. Примерочная, гостиная, кухня и туалетная комната. В примерочной стоял манекен, на швейной машинке лежали кусочки материи, катушки с нитка ми, подушечка со множеством иголок.

— Так же, как и ты, любимый!

— Но почему ты никогда даже не намекнула мне об этом?

— Очевидно, потому, что и ты молчал.

— Твоя правда, — он с улыбкой смотрел на нее.

— Но как случилось, что ты… — начала Анриетта.

— Связного арестовало гестапо. Мы предполагаем, что арестовало. Я обхожу всех людей, связанных с ним, чтобы передать приказ неделю не ночевать дома.

— Скажи мне, Пьер, ты же ответственный человек в организации. А может, ты руководитель?

— С чего ты взяла?

Она поднялась с кровати. Ее халат случайно распахнулся и Андре увидел ее маленькие груди, нежные, влекущие. Анриетта перехватила его взгляд и вспыхнула. Так буйное пламя вдруг охватывает сухие деревья.

Он поднялся, сделал ей шаг навстречу, но внезапно рывком повернулся на каблуках и шагнул к двери.

— Сегодня вечером я свободен. Хочешь, поужинаем вместе, сходим в кино…

— Конечно, дорогой!

— Я зайду за тобой.

— Только не сюда, я ведь должна уйти отсюда.

— Да, приказ есть приказ. К тому же для меня ты Анриетта Леннорман, проживающая на улице Сен-Доменик, 45. Значит, вечером.

Уже стоя на пороге, он крепко сжал ее в своих объятиях.

— Любимая!

А на улице ему вдруг захотелось вернуться в маленькую уютную квартирку и сказать Анриетте, что он любит ее, как никого и никогда не любил.

Мела поземка, она подгоняла прохожих, спешащих домой. В снежной каше буксовали машины. С черными газогенераторнымн колонками у радиаторов, они имели допотопный, старо модный вид. Ломовые лошади с попонами на широких спинах с грохотом тащили громоздкие экипажи. Время от времени, тяжело нажимая на педали, проезжали велосипедисты.

Проходя вдоль здания, где размещались “национально-патриотические” организации и дарнановская полиция, Андре демонстративно плюнул на тротуар. Какой-то прохожий в широком голубом плаще и серой шапке-ушанке, что делало его похожим на туарега, бросил на ходу:

— А знаете, небезопасно все это.

Но в его тоне слышалось одобрение.

“Мальчик я, что ли? Надо сдерживаться. А тот случай в трамвае, когда я отказался уступить место инвалиду, который во всеуслышание распространялся о могуществе германского меча! Кондуктор, который угодливо выгибал спину перед двумя бошами и объяснял им что-то, аж зарычал от злости. — Он прибавил шагу. На душе было легко. — Как бы там ни было, а мы всегда наготове. Мое оружие на взводе. И нервничать зря не следует. Подогревать нас не приходится, мы и так готовы вскипеть”.